Особенности развития жанра баллады в отечественной поэзии 1990–2000-х гг. - Екатерина Васильевна Назарова+

о том, что именно в конце 1980-х – начале 1990-х гг. «российский читатель получил возможность открытого знакомства со всем многообразием поэтических текстов. В отечественной литературе соединились три основные ее ветви: официальная, запрещенная (“андеграунд”), эмигрантская» [121, с. 4]. В данный период существенно меняется книгоиздательская политика: значительно увеличивается число периодических изданий, в том числе и поэтических. Более того, возможности Интернета и такого еще не осмысленного до конца феномена, как «интернет-поэзия», также существенно ускорили возможности диалога автора и читателя.

Сегодня мы можем с уверенностью говорить о многообразии творческих поэтических практик и индивидуальностей. Однако многоликость и неоднородность современного поэтического процесса породили и целый ряд проблем, связанных с пониманием, интерпретацией и оценкой поэтических произведений, их жанровой и художественной спецификой. Не случайно И. Кукулин называет сложившуюся ситуацию в поэзии конца XX ст. «вавилоном». Критик имеет в виду прежде всего «множественность» языковых стилей современной поэзии, которые «сложно свести к каким-то общим корням» [168, с. 7]. И. Кукулин совершенно справедливо отмечает, что сегодняшнее «смешение языков» существенно отличается от мифологической интерпретации вавилонского столпотворения: объясняется это не распадом целого, а, напротив, тем, что «в 1990-е годы в формально равном положении оказались художественные языки, разные по своему происхождению: одни были генетически связаны с советской литературой, другие – с литературой неподцензурной, которая существовала в России с 1930-х годов <…>, третьи – с пестрой и смешанной культурной ситуацией времен перестройки» [168, с. 7].

Следует заметить, что данная ситуация является показательной для рубежных периодов и отчасти проецирует на себе эпоху рубежа XIX–XX ст., которая также отличалась своей неординарностью и многоликостью, поэтому и сегодня также актуальными остаются слова, высказанные Ю.Н. Тыняновым о поэтическом процессе его времени: «Писать о стихах теперь почти так же трудно, как писать стихи. Писать же стихи почти так же трудно, как читать их. Таков порочный круг нашего времени» [249, с. 168].

Необходимо отметить, что в полемику с И. Кукулиным вступает И. Шайтанов, утвердившийся в современной литературной критике как исследователь с четким субъективным «поэтическим вкусом». Исследователь видит «тотальный неуспех» и в модном проекте молодых литераторов, «Вавилон», организованном Д. Кузьминым. Обращает на себя внимание ряд резких высказываний критика в отношении как к данному объединению, так и к изданной несколько лет назад поэтической антологии «Девять измерений» (2004), где Д. Кузьмин выступил как редактор и составитель. Вступая в спор с И. Кукулиным, написавшим предисловие к данной антологии, И. Шайтанов утверждает: «Давайте скажем прямо: вавилонское смешение языков – метафора-обманка. Многоязычия в “Вавилоне” не было, как его нет и в большинстве “девяти измерений”. Были различные диалекты, но одного и того же языка, основанного на нескольких несложных установках» [258, с. 57]. По мнению критика, многие тексты поэтов «Вавилона» сделаны по определенной схеме. И. Шайтанов даже предлагает три совета «юному дарованию», чему нужно следовать, чтобы был гарантирован «успех» сегодня – «сделай сам»: прежде всего «спонтанность» («живи в настоящем»), «ненормативность» («как можно больше сниженной лексики и как можно меньше заглавных букв, знаков препинания») и, наконец, «рефлективность» («<…> набор хрестоматийных цитат пригодится, чтобы столкнуть его с цитатами из массового опыта – со строчками рекламы, рока, попсы и пр. В таком столкновении рождается стилистическая многомерность») [258, с. 58–59].

В отечественном литературоведении и критике до сих пор наиболее дискуссионными являются вопросы: «переживает ли современная поэзия расцвет или упадок», «современна ли современная поэзия», «возможно ли появление сегодня второго Пушкина», «кто они – первая десятка отечественных поэтов» и мн. др. Признавая широту географического пространства русской поэзии (от провинциальных городов до зарубежья), теоретики и историки литературы осознают, что в полной мере феномен русской поэзии рубежа XX–XXI вв. может быть осмыслен спустя лишь ряд десятилетий. Демонстрируя неустоявшийся, меняющийся на глазах «поэтический ландшафт», исследователи предпринимают попытки выработать системный подход к осмыслению современной поэзии, но многие из них, к сожалению, констатируют, что «в настоящий момент не разработаны критерии оценки современного поэтического текста – они откровенно субъективны» [238].

Среди актуальных проблем изучения современного поэтического процесса остаются такие, как значимость поэзии в современном обществе, пути и характер ее осмысления. Как отмечают ученые, в поэзии сложился «кризис перепроизводства», который не позволяет выработать хоть сколько-нибудь объективные критерии оценки современного литературного процесса [238]. Однако этот кризис никак не сказался на продуктивности современной поэзии, которая, по прогнозам исследователей, за счет сохранения и актуальности рифмованной лирики несет в себе большой потенциал.

Многие исследователи, говоря о современной поэзии, ограничиваются рассуждениями общего плана и отказываются давать прямые оценки. Так, например, Е. Степанов считает, что еще рано выделять те или иные тенденции современной поэзии. Первостепенной задачей отечественной науки о литературе является сохранение всего того, что создается в наши дни: «бесспорно, что в настоящий момент идет интенсивное создание эмпирической базы – поэты разных направлений и стилей печатаются в журналах, антологиях, Интернет-изданиях и т. д. Нынешнее время – это время собирать “камни”, сохранять то, что есть, обратить в короткой аннотации внимание на то, что опубликовано. Подготовить “почву” для будущих исследователей» [238]. Тем не менее полемика по ряду принципиальных вопросов современного литературоведения не прекращается, так как полный отказ от решения назревших проблем и отсутствие какой-либо договоренности среди ученых делают разговор о современной поэзии невозможным.

Ю. Орлицкий призывает ученых не оставлять в стороне назревшие проблемы и так или иначе договориться по поводу их решения. Он предпринимает попытку решить сразу три вопроса: уточнить границы современной поэзии, представления о которых в отечественном литературоведении размыты; определить, что такое русская поэзия и что такое поэзия вообще. Основываясь на материалах вузовских учебников, монографий, научных статей, Ю. Орлицкий полагает, что большинство литературоведов и критиков склоняются к мнению о том, что «современная поэзия – это совокупность произведений, создаваемых здесь и сейчас, продукт творчества авторов, живущих и работающих сегодня или совсем недавно оставивших этот свет» [201, с. 35]. Но если с хронологическими границами удалось определиться, то с географическими остается еще много белых пятен. Речь идет о русских авторах, живущих за рубежом и испытывающих мощное влияние новой культурной среды, или о тех, кто пишет на двух языках, или же тех, кто по тем или иным причинам отказывается называть себя русским автором, имея при этом русское происхождение. В этом случае Ю. Орлицкий предлагает сделать решающим фактор языка и традиции, с ним связанной. Третий принципиально важный вопрос, поставленный автором, связан со значением самого термина «поэзия». На рубеже XIX–XX вв. интерес к переходным формам поэзии резко вырос, что повлекло за собой некоторую путаницу в определении художественной формы произведения: «метрическая или метризованная