В поисках «полезного прошлого». Биография как жанр в 1917–1937 годах - Анджела Бринтлингер

того, как Тынянов обращался с фактами в «Смерти Вазир-Мухтара», предложил Белинков. По его мнению, главный интерес Тынянова заключался в изображении духа эпохи, и если писателю приходилось жертвовать ради этого отдельными частными истинами, то пусть так и будет. При этом, полагал Белинков, тыняновское восприятие 1820-х годов через призму 1920-х вносит в роман множество политических аллюзий на события современности, что позволяет автору запечатлеть дух своей эпохи наряду с грибоедовской. Белинков писал:

Проблема «Грибоедов и декабристы» у Тынянова из частного случая, из научного спора превращается в волновавшую Тынянова и его современников в первое десятилетие после Октября проблему «интеллигенция и революция» <…> Как всякий писатель, Тынянов отвечает на вопрос своего времени, выбирая лишь форму ответа. Такой формой для Тынянова был исторический роман [Белинков 1965: 188–189].

Интерпретация Белинкова, безусловно, имеет право на существование. Пролог к «Смерти Вазир-Мухтара» звучит как тонко завуалированная аналогия между эпохами правления Николая I и Сталина[19]. На протяжении всего романа тематика предательства старых идеалов, сотрудничества с правительством и дружбы с агентами тайной полиции вторит современным обстоятельствам. Тынянов представил Грибоедова человеком, который пытался обмануть систему и договориться о победе, находясь на минном поле, где ведется битва против своего правительства, но в конечном итоге оказался в изоляции, лишенный друзей и защиты.

В последнее десятилетие возникло новое «ревизионистское» прочтение романа, согласно которому он был ни опытом интуитивного постижения истории, ни политическим трактатом, написанным с помощью эзопова языка, а, скорее, отражением теоретических взглядов Тынянова на литературу. Так, Г. А. Левинтон полагает, что трактовка романа Горьким была «ошибочной», и в своей интерпретации подчеркивает вместо этого шаткость и непрочность героя, прочитывая завершающую пролог фразу «еще ничего не решено» как оценку Тыняновым Грибоедова. Иначе говоря, образ героя никогда не был «предрешен» и роман не содержит концептуальной биографии Грибоедова[20]. Левинтон, чтобы поддержать свой тезис, указал на тыняновскую идею «колеблющегося» единства героя в литературном тексте:

Итак, статическое единство героя <…> оказывается чрезвычайно шатким; оно <…> может колебаться в течение произведения <…> достаточно того, что есть знак единства <…> достаточно знака героя, имени героя, чтобы мы не присматривались в каждом данном случае к самому герою» [Тынянов 1965: 25–27].

Тынянов иллюстрировал эту идею примером гоголевской повести «Нос», и Левинтон предполагает, что тот же самый принцип задействован в «Смерти Вазир-Мухтара».

Движение маятника выполняет в романе роль доминирующей метафоры, и в другом исследовании я доказываю, что роман Тынянова воспроизводит это движение. Такая интерпретация применима ко многим уровням, от «колеблющейся» природы героя до «перемещений» автора, от источников к творческому представлению этих источников. В данной работе, однако, хотелось бы сосредоточиться на «научной» стороне романа Тынянова. Поскольку произведение занимает позицию среднего элемента биографической трилогии, оно играет центральную роль и в пушкинских штудиях Тынянова, которыми тот занимался всю жизнь. Поэтому в следующей главе мы рассмотрим пушкинские подтексты в «Смерти Вазир-Мухтара», связанные с этими занятиями.

Ключи к роману: использование исторических источников

Как уже говорилось выше, Тынянов при написании своего «научного романа» пытался избежать какого-либо вымысла, которому предпочитал комбинирование литературного и исторического материала; в результате чего получился создающий новые эффекты монтаж[21]. В частности, интересным оказывалось его обращение с нелитературными источниками. Образ Грибоедова основывался на научных исследованиях; Тынянов широко использовал исторические документы, воспоминания современников и собственные письма Грибоедова[22]. Интересно посмотреть, как Тынянов превращал эти документы в художественную литературу. Писатель черпал из источников многие факты и прямые цитаты, но переделывал их, меняя хронологический порядок или приписывая определенные детали другим персонажам. Зачастую подлинные реплики теряли или полностью меняли свое значение после перемещения в другой контекст или приписывания другим людям[23]. Некоторые из таких манипуляций с источниками предпринимались Тыняновым просто ради экономии и не имели концептуального значения. Так, например, он уменьшил число людей в окружении Грибоедова, чтобы сделать образы оставшихся более яркими. Такие изменения можно считать чисто техническими. В поисках тематического обоснования этого подхода Левинтон связал метод биографического рассказа с произведением самого Грибоедова:

«Сгущение» хронологии, «отбор» эпизодов, ограничение числа персонажей, наконец, само построение сюжета из отдельных разрозненных крупных эпизодов – все это очень напоминает тот тип трансформации, какой претерпевает повествовательная фабула при инсценировке. Не исключено, что это действительно конструктивный принцип «Смерти Вазир-Мухтара», мотивированный героем-драматургом [Левинтон 1988: 9].

Техника «хронологического сгущения» у Тынянова дополнительно мотивируется выбором временных рамок. Написав биографический роман о последнем годе жизни своего героя (и дав ему заголовок со словом «смерть»), писатель при помощи эпизодов и писем, относящихся не только к 1828–1829 годам, сумел вписать большую часть жизни Грибоедова в рамки последнего года, таким образом сюжет вышел за пределы временных ограничений фабулы.

При этом некоторые лакуны в тыняновской версии жизнеописания Грибоедова оказались весьма заметными; Левинтон указал на полное отсутствие в романе Кюхельбекера, А. А. Жандра, П. А. Вяземского и почти полное отсутствие П. А. Катенина[24] – близких и важных для Грибоедова людей. С. Н. Бегичев в романе кажется случайной фигурой – это просто один из старых друзей, который не понимает нового Грибоедова, в то время как письма Грибоедова, адресованные Бегичеву, представляют их отношения в совершенно ином свете. Как писал Н. К. Пиксанов в предреволюционной биографии Грибоедова, «в письмах к нему столько любви и нежности, что можно бы подумать, что поэт пишет любимой женщине» [Пиксанов 1911: CVIII]. Устраняя ближайших друзей Грибоедова, Тынянов делает своего героя еще более одиноким и таким образом усиливает главную задачу романа – драматизацию жизни «превращаемых». В середине романа рассказчик перестает называть Грибоедова по фамилии и вместо этого начинает использовать персидское обозначение полномочного посланника: Вазир-Мухтар. К концу романа Грибоедов как бы исчезает из жизни и в конце концов де-факто пропадает из истории. Когда в знаменитом (хотя и апокрифическом) эпизоде Пушкин встречает на пути бренные останки Грибоедова, у покойного остается лишь часть имени; возчики называют его «Грибоед». Прославленный поэт, занимавший почетный пост посланника, исчезает после смерти. Чтобы это исчезновение стало более правдоподобным, Тынянов решил сделать своего персонажа одиноким уже в начале романа.

Некоторые хронологические перестановки в жизни Грибоедова также служат развитию фабулы романа. Весьма важным сдвигом было то, что герой Тынянова представляет свой проект (превращение Кавказа в своего рода российскую Ост-Индскую компанию, во главе которой оказался бы он сам) сначала графу Нессельроде в Петербурге, а затем графу Паскевичу в Тифлисе, тогда как в действительности он представлял его только последнему. Во