Вертоград Златословный - Ранчин Андрей Михайлович

Скоморошина Шерешир-да-шерешир, да-шерешир-резана. Полюбила Кончаковна да и вышла замуж. 2005 Апокриф Как прошла по городу по Мурому Весть, что появилась змея лютая, Из Мещерских из болот вылазила, Да пошла во стольный град прямехонько. А идет-то змея — вся земля дрожит, С куполов кресты наземь падают. Прибежали муромчане на княжой на двор, Возопили со испугу дурным голосом: «Ты спаси нас, князь Петро-Февроние, От проклятой змеи супротивныей! А не то пожрет нас змея лютая, Запустеет Муром-град до скончанья лет!» Отвечал им князь Петр-да-Феврония: «Вы не бойтесь, люди православные, Буду змею бить я боем смертныим, Защищу народу я крещеную!» Как выходит Петр-Февронья за вороты-от. Видит: змей стоит главой до небеси, Из ноздрей пущает пламя синее, Пахнет сильно и зело премерзостно. Как схватил князь Петр тут меч Агриков-от, Только князь-Февронья ему молвила: «Не бери ты меч Агриков-острыий, Ты сымай с себя кушак свой княжеский, Да вяжи ты змее шею поясом!» Да ответил ей князь Петр с сумнением: «Тот кушак порты мне держит накрепко, Если я сыму мой пояс княжеский, Упадут штанцы — сором мне, женушка!» «Ты не бойся, свет, супруг мой ласковый», — Отвечала ему свет-Феврония, — «Те штаны твои заговорила я, И без пояса они удержатся». И тогда схватил Петр алый свой кушак, Подошел ко змее он чешуйчатой, Он к разлапистой да смраднодышащей. Он вязал ей шею своим поясом, Покорилась ему змея лютая, Посрамил он козни злого дьявола. Как возговорит тогда Феврония, Словно трубонька зарею утренней: «Мы пойдем с тобою, княже Петр, ко Киеву: Пусть послужит змея делу Божьему! Люди в Киеве-то все живут язычники, Православной вере не обучены». Взяли Петр-Февронья змею за пояс, Повели ко городу ко Киеву, Через реки быстрые-глубокие, Чрез леса-чащобы непроезжие, Чрез поля широкие да чистые. А во Киеве идет-от пированьице: Горожане чтут богов рогатыих, Нечестивых богов-от языческих. Только слышат вдруг они: за воротами Гром гремит, и земля потрясается. Поглядели из-за тына киевляне-от: Там стоит на задних лапах змея лютая, Рядом с ней стоит чета супружеска Во одеждах княжеских узорчатых. Воскричал тут князь-от Петр Он громким голосом: «Вы креститесь, люди злы-язычники, А не то я змею-от спущу на вас!» Змея лютая пыхнула синим пламенем, А Феврония ни слова не промолвила. Испужалися тут киевляне оченно, Пали на колени с сокрушением, Приняли святое все крещение. И пошли тут в Муром град Петр с Февронией, Через реки быстрые-глубокие, Чрез леса-чащобы непроезжие, Чрез поля широкие да чистые. А что сталося со змеей, змеей лютоей, То молва людская не упомнила: Говорят одни, быдто хитрая Уползла в болото к Неве-реке, Во чухонские хляби погибельны, Ростом-возрастом там она уменьшилась, На Гром-камне, гадюка, поселилася. А иные глаголют противное: Закляла-де змею лютую Феврония Приползти в Москов на Поклон-гору. На Поклон-горе сам Георгий-свят Бил-колол он змею в шею толстую, В колбасу порубил подколодную. 2005

Сие сочинение о Петре и Февронии, облеченное пародически в форму народного духовного стиха, и вправду имеет происхождение почти изустное. Таковым образом был (однако же прозою) пересказан сюжет древнерусской Повести о житии Петра и Февронии одной студиозкой на экзаменации, до древнерусской словесности относящейся. Ответ был со изумлением выслушан моею аспиранткой и после экзаменации мне поведан. Смехотворные опасения Петра о портах своих, равно как и гадания о судьбе злополучной змеи после крещения Киева принадлежат, впрочем, всецело моему несдержанному воображению.

Песня молодца Говорили мне отец со матерью: Не веди жизнь злую-беспутную, Не водись с людьми нехорошими, Не ищи ты счастья беспечного, — Не то Горе с тобою спознается. Как вели меня друг-приятели На почестей пир да на свадебку. С молодою женой повенчали нас: Вместо свеч горели змеи лютые, В синем пламени извивалися, А священник был в ризах смертныих, Да с одной ногой, друга птичая, И дьячок читал не по-нашенски, Бусурманской речью с книг неправильных. Целовал я тогда молоду жену: Поцелуи ее — что трава полынь, Прожгли губы мне, сердце выпили. Говорит мне она воздыхаючи: — А я Горе, твое, Горе лютое. Не избыть тебе меня до смерти. Усмехнулся на эту речь бабскую, Начал рвать с себя золото кольцо: Ан не ревется оно, не шелбхнется. Брал тогда я топор с острым лезвием, Отмахнул себе палец венчанный, Тем кольцом золотым изувеченный. Только бил-калечил себя по-напрасному: Палец тот отрос к утру да по-прежнему: А на нем блестит кольцо брачное. И вскричал я тогда, словно Смерть пришла, И бежал в поля-луга-степь широкую. Я пророс травой-чернобыльником, В небеса взвился быстрым соколом, В омуты ушел склизкой рыбою. Только Горе меня не оставило: Подкосило траву косой острою, С тугим свистом меня валило на землю. Прострелило мне крылья стрелой меткою, Ясен сокол пал комком на землю. Паутиною-мрежей опутало, Из глубин речных меня исторгнуло, Рыба пала слюдою на землю, Только рот кричал Речь неслышную… 2005