Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий - Ирина Захаровна Белобровцева

а также вещий сон Ивана Бездомного в эпилоге, завершающий обе сюжетные линии МиМ — ершалаимскую (изображением Понтия Пилата, беседующего с Иешуа на лунной дороге) и московскую (уходом к Луне мастера и Маргариты).

Глава 27. КОНЕЦ КВАРТИРЫ № 50

целый этаж в одном из московских учреждений —

имеется в виду печально знаменитая Лубянка, здание на Лубянской площади, ОГПУ-НКВД (у Булгакова вполне прозрачно описанное как «массивное» здание с окнами, «выходящими на большую площадь»). Учреждение, которое занимало это здание, названо прямо только в ранних редакциях МиМ. В дальнейшем его наименование табуировано, хотя и в ранних вариантах подчеркивалась его вездесущесть и общеизвестность (например, в сентенции из 6-й редакции: «Когда человек уходит и пропадает, нетрудно догадаться, что случилось с ним» — 562-7-7-135).

в доме у Каменного моста —

имеется в виду Большой Каменный мост, возле которого в 1928–1931 гг. был построен т. н. Дом правительства. В нем, как правило, жили крупные государственные чиновники (в МиМ это — место жительства Семплеярова, указывающее на занимаемый им высокий пост).

про саратовскую племянницу… —

хотя в главе 12-й, «Черная магия и ее разоблачение», степень родства приезжей из Саратова определена как «дальняя родственница», Булгаков вновь поддерживает «литературное поле» романа, отсылая читателя к предпоследнему явлению комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума», где Фамусов, желая наказать дочь, грозится отправить ее «…к тетке, в глушь, в Саратов!». Саратов входит в личную «географию» писателя: его первая жена, Т. Лаппа, приехала в Киев из Саратова, где доводилось бывать и Булгакову.

«Астория» —

гостиница в Петербурге (Ленинграде) на Исаакиевской площади, построенная в 1911–1913 гг. архитектором Фридериком Лидвалем. Приезжая в Ленинград, Булгаков неизменно останавливался именно в этой гостинице, и № 412-й (ср. с номером отделения, которое выдало паспорт Поплавскому, дяде Берлиоза) был одним из номеров, где он любил жить.

заведующий репертуаром одного из московских театров —

можно полагать, что, наподобие художников Возрождения, на периферии этого мини-сюжета Булгаков запечатлел самого себя в период работы в Большом театре консультантом-либреттистом.

двенадцать человек осуществляли следствие —

указание на полуинфернальный характер ведомства, ибо число 12, традиционно ассоциирующееся с евангельскими текстами, наделено в романе семантикой дьявольского (см. примечание к главе 5-й).

были снаряжены как следует —

операция по аресту «шайки преступников» описана подробно, начиная с высадки группы из трех машин и прозрачной конспирации участников — одеты в штатское, большая группа делится надвое, проходят к квартире через разные подъезды. Резкое снижение сцены происходит за счет введения в текст иронической реплики Азазелло, разоблачающей старательность маскировки: «А это нас арестовывать идут». Далее повторяется прием мультиплицирования сыщиков, стерегущих квартиру под маской водопроводчиков: «Там двое каких-то водопроводчиков возились с гармоникой парового отопления. Шедшие обменялись с водопроводчиками выразительным взглядом. — Все дома, — шепнул один из водопроводчиков, постукивая молотком по трубе» (5, 332).

Маскарадная часть заканчивается, и представители всемогущей организации демонстрируют свое снаряжение — отмычки, черные маузеры, тонкие шелковые сети, аркан, марлевые маски, ампулы с хлороформом — и сноровку: «своевременно подошли с черного хода», «мгновенно рассыпались по комнатам», на «противопожарной лестнице» устроился агент, а на крыше расположилась охрана, «стерегущая дымовые трубы». В пятую редакцию была введена гротескная сцена «нетрадиционных» методов борьбы с преступниками: использование «сильного гипнотизера», оказавшегося, впрочем, совершенно бессильным (Булгаков 1993: 261). Хорошо продуманная операция проваливается, ГПУ посрамлено самым недвусмысленным образом: издевками кота, его демагогическими речами о своей неприкосновенности, рыданиями и прощанием с жизнью, «свинским притворством» и абсолютной неуязвимостью, «бешеной», но безрезультатной пальбой.

кот древнее и неприкосновенное животное —

Бегемот не преувеличивает: кошки считались в Древнем Египте священными животными, а в некоторых мифологиях — персонификацией божества. Их хвосты украшались драгоценностями, а их тела после смерти подвергались бальзамированию.

ремиз —

в некоторых карточных играх означает недобор установленного числа взяток.

глоток бензина —

чудодейственный напиток, благодаря которому мастер и его подруга обретают бессмертие (см. комментарий к 30-й главе), дублирован в сцене «гибели» Бегемота пародийным эквивалентом — глотком бензина, возрождающим застреленного агентами ГПУ кота. Возможно, в этой детали есть отсылка к реальности 1920-х гг., когда, несмотря на борьбу государства с нарушением винной монополии, пили не только самогон, но порой и бензин, добавляя в него специи (т. н. «бензоконьяк» — Андреевский 1998: 245).

дуя зачем-то в дуло браунинга и плюя себе на лапу —

пример реализации сказочного языкового кода (например, в сказке «Волк и три поросенка» повторяется формула: «Волк дунул, плюнул — снес весь дом»). Чаще всего употребляется в описании неких магических действий.

Глава 28. ПОСЛЕДНИЕ ПОХОЖДЕНИЯ КОРОВЬЕВА И БЕГЕМОТА

Торгсин —

сокращение, означавшее «торговля с иностранцами». Торгсины — специальные магазины, открытые в начале 1930-х гг. для торговли на иностранную валюту, золото, серебро и боны (давались в обмен на драгоценности). Летом 1930 г. при Наркомате торговли была образована специальная контора по торговле с иностранцами на территории СССР. Вначале покупателями этих магазинов были главным образом иностранцы. «Вход советским гражданам в эти магазины был закрыт. Более того, островки изобилия засекречивались — не рекомендовалось прибегать к широкой рекламе и выставлять в витринах ширпотреб. В то время уже звучало слово „торгсин“, но означало оно только торговлю для иностранных туристов» (Осокина 1995: 86).

Советские граждане смогли пользоваться Торгсином с осени 1931 г. Слово «торгсин» вошло в жизнь советских людей и скоро стало широко известно за рубежом. Так, 5 февраля 1932 г. газета «Таллинский русский голос» в статье «Новые деньги в СССР» сообщала: «В крупных городах Советской России открылся ряд магазинов для продажи продуктов иностранцам» (Таллинский 1932: 2).

В период расцвета в СССР насчитывалось полторы тысячи магазинов, было и представительство за рубежом.

В числе постоянных покупателей Торгсина были ювелиры и зубные врачи, получатели крупных переводов из-за границы, иностранцы и спекулянты. При этом в условиях полуголодного существования большинства граждан в городе и голодного мора в деревне пролетарское государство продавало товары своим гражданам дороже, чем за границу (животное масло — 170 % экспортной цены; растительное — 381 %; сахар — 380 %; см. об этом Осокина 1995). Магазины Торгсина просуществовали немногим более 5 лет. Все операции в них были прекращены с 1 февраля 1936 г.

В МиМ отразилось восприятие Торгсина советскими обывателями как особого рода ловушки. В их представлении Торгсин облегчал работу «органов»: он, как лакмусовая бумажка, выявлял крупных держателей ценностей и позволял «брать их с поличным». Известно, что «число арестов в магазинах Торгсина возрастало накануне больших праздников, когда ОГПУ/НКВД готовилось рапортовать о проделанной работе» (Осокина 1995: 99).

В сущности, «закрытый» ресторан Дома Грибоедова, магазин Торгсина, театр во сне Никанора Босого — все это разные стороны московской жизни, опутанной паутиной НКВД.

Писатель был знаком с Торгсинами не понаслышке, поскольку, получая хотя и жалкий