Первопонятия. Ключи к культурному коду - Михаил Наумович Эпштейн

«неустойчивое небытие» содержат в себе знаменательный повтор отрицательной семы (семантической единицы), выражаемой частицей «не». Если вакуум есть отсутствие частиц, то неустойчивость вакуума есть врéменное отсутствие самого отсутствия. Значит, в основе и вакуума, и его неустойчивости лежит некое общее «не», которое и объясняет возникновение чего-то из ничего, частиц из вакуума. Вакуум как бы вакуумит себя, пустота самоопустошается, ничто себя ничтожит, образуя нечто от себя отличное, а в конечном итоге и целую расширяющуюся Вселенную.

Таким образом, неустойчивость вакуума можно объяснить свойствами самого вакуума. Поскольку в вакууме нет ничего, кроме ничего, то «не» обращается на себя, подвергается действию этого «не», а тем самым и производит нечто, как минус на минус дает плюс. Здесь уместно процитировать Семена Франка, отметившего такую же обращенность «не» на себя в области познания, на подступе к «непостижимому»: «…это „не“ направлено здесь на само „не“. В этом и заключается поистине безграничная сила отрицания, что оно сохраняет силу, даже направляясь на само себя, на начало, его конституирующее»[249].

Отсюда следует, что ничто может создавать нечто из самого себя. Ничто не нуждается во внешней силе для миротворения; оно нуждается лишь в самом себе, то есть в способности быть направленным на самого себя[250]. Из этого самоотрицания Ничто возникают все конкретные предметы и отношения, бытие которых можно определить как двойное небытие, не-небытие.

Интересная параллель этой онтологии двойного ничто – математическое отношение ноля к самому себе. По правилам арифметики, деление на ноль запрещено, но исключение делается для деления на ноль самого ноля. Значение операции 0: 0 считается «неопределенным», и задача деления ноля на ноль имеет бесконечное множество решений, то есть результатом являются все действительные числа[251]. Точно так же результатом отношения Ничто к самому себе может считаться все множество существующих вещей.

Например, вакуум, очевидно, не наделен свойством теплоты; отрицанием этой «не-теплоты» является не-не-теплота, то есть неустойчивое присутствие – отсутствие теплого. Каждое свойство нашего мироздания выводимо из этой самовакуации вакуума, самоничтожения ничто, которое делает возможным данное свойство и вместе с тем обусловливает его переменность, неустойчивость, потепление холодного и похолодание теплого. Если мы пристальнее вглядимся в мир, нас окружающий, и в самих себя, то обнаружим, что все так называемые положительные признаки являются скорее дважды отрицательными, то есть выступают в форме «не-не», неустойчивости своего отсутствия. Светлое в нашем мире, поскольку оно то светлеет, то темнеет, – это неустойчивое отсутствие светлого. Неустойчивость позволяет ему проявиться, но не позволяет целиком быть, то есть присутствовать в своей полноте и постоянстве. Точно так же мы постоянно ощущаем в себе вспыхивание и угасание разных настроений, как виртуальных частиц, возникающих из душевного вакуума (см. Настроение).

Именно поэтому Платон вынужден был постулировать наличие подлинного бытия, устойчивых и тождественных себе сущностей, только в сфере вечных идей, а наш мир описал как совокупность теней, отбрасываемых этими идеями. Современная физика могла бы внести в это представление ту поправку, что исходное состояние – это не полнота бытия, а именно вакуум, отсутствие чего бы то ни было. Но поскольку это не-присутствие, в свою очередь, не-устойчиво, оно порождает тени более светлые, чем то, что их порождает.

Еще более, чем тень, к теории вакуума подходит «пузырь» – не просто метафора, но научный термин. Если тень производна от света, то пузырь производен от пустоты и вмещает ее в себя. Отсюда физическое понятие «вакуумной пены», то есть множества пузырей, как бы вскипающих (флуктуирующих) на поверхности вакуума. Из этих квантовых вздутий, по мере их растяжения, «инфляции», непрерывно рождаются вселенные, и одна из них – наша[252].

Есть два условия такого самодействия вакуума, которое делает его неустойчивым. Во-первых, вакуум может действовать на себя, только если в нем есть нечто похожее на возвратность, рефлексивность, так сказать, изначальная складка, способность самореференции. «Не» удваивается, чтобы подвергнуть себя собственному действию, ничтожить ничто и тем самым превращать его в нечто.

Во-вторых, двойное отрицание предполагает отличие второго «не» от первого. Неустойчивость – это не полное отрицание вакуума, а лишь отрицание его устойчивости. В самом деле, двойное отрицание, его итоговый смысл не равен первоначальному утверждению. Предмет красив – утверждение. Предмет некрасив – отрицание. Предмет не некрасив – двойное отрицание. Но «не некрасив» отнюдь не то же самое, что «красив». Скорее оно означает, что определение «некрасивый» неприменимо к данному предмету. Сказать о человеке: «он не неумен» не означает, что он умен, а скорее подразумевает некий разброс вероятных качеств между «умен» и «неумен»: неглуп, смышлен, кое-что соображает, по-своему схватывает и т. д.

Точно так же и «не» (неустойчивость), накладываясь на «не» (небытие, вакуум), в итоге производит «не не есть», «не есть ничто», то есть нечто среднее между бытием и небытием, между субстанцией и вакуумом. В самом деле, все в мире пребывает в колебании между «есть» и «не есть». «…Наша Вселенная – просто одна из тех вещей, которые время от времени случаются» (Эдвард Трайон)[253]. Отрицанием «ничто» производится не «всё» (полнота, реальность, абсолют), а лишь неполнота самого ничто. Результатом такого двойного отрицания является «нечто», «кое-что», то есть не полнота бытия, а неустойчивость небытия, свойственная становлению. Кванты даже в вакууме, то есть при нулевой энергии, могут существовать, только совершая ненулевые колебания – флуктуации, которые в квантовой теории поля интерпретируются как рождение и уничтожение виртуальных частиц.

Вслед за Лейбницем М. Хайдеггер так формулирует основной вопрос метафизики: «Почему вообще есть сущее, а не, наоборот, Ничто?»[254] Ведь можно представить себе мир абсолютно пустым, в нем нет ничего, даже «мира» как такового. Тем не менее мы наблюдаем мир, в котором есть нечто и некто, в том числе мы сами.

Прежде чем отвечать на хайдеггеровский вопрос, стоит поставить встречный вопрос: а почему, собственно, «наоборот»? Нужно ли противопоставлять ничто сущему? Или именно ничто, благодаря способности ничтожить себя, и производит сущее? Тогда правильнее было бы сказать: «Сущее есть именно потому, что ничто существует как ничто, то есть ничтожит себя». Не противопоставлять две составляющие хайдеггеровского высказывания, а выводить одну из другой. В основе бытия – небытие небытия, двойное «не». «Есть» – это лишь отношение между двумя «не», тончайшая прослойка в «сэндвиче» не-небытия.

Сам Хайдеггер отвечает на свой вопрос иначе: ничто выступает как способ отношения бытия (прежде всего человеческого) к самому себе. «…Не будь оно заранее всегда уже выдвинуто в Ничто, оно не могло бы встать в отношение к сущему, а значит, и к самому себе»[255]. Иными словами, не бытие возникает