Роберт Гулик - Сексуальная жизнь в древнем Китае

Я отличаюсь хорошей памятью, и когда мы ежедневно после ужина шли пить чай в нашу библиотеку Гуйлай, кто-то из нас, указывая на книжные полки, говорил: «Такая-то фраза находится в такой-то книге, на такой-то странице и в такой-то строке». Мы состязались друг с другом в этой игре, и победителю позволялось первым выпивать чай. Как благостно мы могли бы жить в таком стиле, пока наши головы не поседели бы! И хотя мы продолжали испытывать финансовые трудности, наш дух оставался свободным.

Однако военная ситуация продолжала ухудшаться и когда Чжао Мин-чэн был назначен градоначальником в Шаньдун, близ границы.

Мы услышали, что варвары напали на столицу. Мы окинули взором все наше драгоценное собрание и, переполненные горестным предчувствием, принялись укладывать его в ящики и корзины. Мы понимали, что, вполне вероятно, очень скоро нам придется с ним расстаться.

В 1127–1129 гг. сунская армия отступила на юг, и семья Чжао была вынуждена перебираться с места на место, всякий раз оставляя или продавая часть своих драгоценных книг и предметов старины. Летом 1129 г. Чжао Мин-чэн удостоился аудиенции у императора, поселившегося в южной столице Ханчжоу, и получил назначение губернатором в Усин в провинции Чжэцзян. Поскольку положение в стране осложнялось, он решил поехать туда один, предварительно отправив жену в более безопасное место. Часть пути они проделали вместе на судне.

В 13-й день 6-й луны мой супруг взвалил на плечи свою котомку и покинул судно. Когда он стоял на берегу в своем дорожном платье, дух его был решителен, как у тигра, а взор сиял. Во время прощания я оставалась на судне, и мое сердце вдруг преисполнилось печалью. Я воскликнула, обращаясь к нему: «Что мне делать, когда до меня дойдут вести, что положение в городе ухудшается?» Он махнул мне рукой и крикнул через разделяющую нас воду: «Тебе не удастся сохранить все. Вначале избавься от тяжелых вещей, потом от одежды и одеял. Потом расстанься с книгами и картинами и уже только после этого со старинными бронзовыми вещами. Но фарфоровые изделия ты обязана оставить при себе, они должны либо погибнуть, либо сохраниться вместе с тобой!» После этого он помчался галопом по глинистой дороге.

Больше она никогда его не увидела. Прибыв в императорскую ставку, Чжао Мин-чэн заболел и скончался. Он не оставил средств для безбедного существования своей жены и наложниц. В течение трех лет Ли Цин-чжао странствовала по еще не захваченным врагами территориям, останавливаясь то у друзей, то у родственников. Вероятно, к тому времени и относится следующее стихотворение, написанное ею в жанре цы на мелодию «Цай сан цзы»:

Под самым окномпосадили мы бананы.Их зеленые тени заполняют двор.Их зеленые тени заполняют двор,а листья распускаются и сворачиваются,Словно хотят раскрыть свои чувства.Печально склоняюсь над подушкой,глубокой ночью прислушиваюсь к дождю,Капающему на листья.Капающему на листья —и оттого, что он не может услышать эти звуки,Мое сердце разрывается[152]

Постепенно Ли Цин-чжао распродала все свое имущество, а последние оставшиеся старинные вещи были украдены ворами. Однако она бережно хранила рукопись мужа. В 1132 г., в возрасте уже пятидесяти двух лет, ей наконец удалось обосноваться в Ханчжоу. Там она издала рукопись мужа и снабдила ее послесловием, в конце которого она в отчаянии пишет: «Чтобы что-то иметь, необходимо быть готовым к утратам. Тот, кто жаждет единения, должен смиряться и с разлукой. Так уж устроен наш мир».

Ее послесловие датируется 1134 г. Подготовив для издания рукопись мужа, она снова покинула Ханчжоу. Где и когда она умерла, неизвестно.

ЧАСТЬ IV

Монгольское правление и воцарение династии Мин

Эпохи Юань и Мин (1279–1644 гг.)

Секс в литературе и искусстве

Глава 9

Монгольская (Юаньская) династия

1279–1367 годы

Когда потомки блистательного завоевателя Чингис-хана обратили свое внимание на Китай, их более всего занимала мысль, как получить по возможности в кратчайшее время наибольшую добычу. На севере монголы установили жесткий оккупационный режим, а после окончательного поражения в 1279 г. последнего императора династии Сун на юге военная власть монголов распространилась на всю территорию Китая и сохранялась до 1367 г. Окруженный монгольскими и иноземными советниками, среди которых был и знаменитый венецианский путешественник Марко Поло, Хубилай-хан объявил своей столицей Пекин. Назначаемые им для управления провинциями военные наместники также часто были из числа иностранцев, как, например, Сейид Эджелл, араб, который являлся губернатором провинции Юньнань и немало содействовал распространению ислама в юго-западной части Китая.

Для китайцев ситуация оказалась необычной. Бывали времена, когда отдельные части страны оказывались под иноземным господством, но при этом большая часть страны оставалась в руках самих китайцев и была подвластна китайским династиям. Более того, прежние чужеземные правители преклонялись перед китайской культурой и быстро усваивали китайский язык и обычаи. Однако монгольское нашествие грозило положить конец Китаю и китайской культуре. Монголы презирали все китайское, заботясь только об одном: безжалостными методами истощить богатство страны и использовать Китай в качестве плацдарма для военных походов против соседей — Маньчжурии, Кореи, Японии и Индокитая.

Таким образом, китайцы столкнулись с проблемами, которые испытывает любая оккупированная страна. Патриоты, в особенности Общество Белого Лотоса (Боляньхуй), пытались организовать движение сопротивления, другие же поступали на службу к монголам, руководствуясь корыстными интересами, третьи сотрудничали с оккупантами, поскольку считали это единственным средством смягчить тяготы жестокого чужеземного правления. Многие, стремясь избежать притеснений и унижений, которые им приходилось претерпевать в городах, удалились на недоступные горные отроги. Остальные же ученые-чиновники старались приспособиться кто как мог.

Более всего китайцев волновал вопрос о том, как не допустить, чтобы завоеватели завладели их женщинами. Домовладельцы, которым приходилось терпеть на постое монгольских солдат, старались по возможности не допустить, чтобы их женщины появлялись за пределами личных покоев, и потому применяли более строгие конфуцианские правила, предписывающие для женщин затворничество. Можно предположить, что именно в этот период были взращены семена китайского пуританизма, в результате чего в Китае стали хранить сексуальную жизнь в тайне от посторонних.

Два морализаторских трактата того времени дают нам живую картину проповедовавшейся чрезмерной скромности. Оба текста входят в категорию, именуемую «Гун го гэ» («Таблицы достоинств и прегрешений»). Каждый пункт в этих списках сопровожден моральной оценкой, выражающейся в определенном количестве «плюсов» и «минусов». Например, «спасти жизнь живого существа» соответствует ста «плюсам», а «убийство живого существа» равнозначно тысяче «минусов». Главы семей могли постоянно обращаться к подобным спискам, высчитывая уровень своей моральности.

Подобные таблицы были популярны и среди правоверных конфуцианцев, и среди убежденных даосов или буддистов. Хотя рассматриваемые ниже два текста преимущественно являются конфуцианскими, они вошли в даосский канон «Даоцзан цзияо». Авторство обоих текстов приписывают Люй Яню, более известному под именем Люй Дун-бинь, чиновнику, жившему около 870 г., который, как утверждают, обрел эликсир бессмертия и вознесся на небеса. Разумеется, авторство его остается весьма сомнительным. После того как Люй Янь первым был включен в даосский пантеон — «восьми бессмертных», ему начали приписывать авторство многих сомнительных или эротических сочинений. Судя по стилю и содержанию текстов, о которых пойдет речь, они появились при династии Юань, но никак не при династии Тан. Издание подготовили минские ученые, в том числе знаменитый поэт Тао Ван-лин, который получил степень цзиньши в 1589 г.

Первый и наиболее обстоятельный трактат называется «Ши-цзе гунго лу» («Список заслуг и прегрешений в отношении десяти буддийских заповедей»). Трактат состоит из десяти разделов, в каждом из которых перечислены различные заслуги и прегрешения в отношении десяти заповедей, регулирующих жизнь буддийского монаха: «Не убий», «Не укради» и т. д. Ниже мы рассмотрим только третий раздел, имеющий отношение к заповеди «Не прелюбодействуй». Он открывается списком сексуальных прегрешений общего характера, что являет собой любопытный пример моральной казуистики. Ниже я привожу краткое содержание этого раздела, сведя его в таблицу.