Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий - Ирина Захаровна Белобровцева

отчасти соответствует биографии Форш: дочь генерала, она рано потеряла родителей и провела школьные годы в московском Николаевском сиротском институте. Ее раннее сиротство, о котором знали многие, впоследствии подчеркивалось большинством мемуаристов.

Другая значимая деталь — возраст героини («лет шестидесяти», «66 лет» — Булгаков 1992: 47), коррелирует с годом рождения Форш — 1873-м, и тем, что многим уже в 1920-е гг. она казалась человеком преклонного возраста. В литературных кругах ее называли «Старик Форш», а мемуаристы упоминали старинный фасон ее одежды и поношенные юбки, делающие ее человеком иного поколения (ср. «шелковую кофту старинного фасона» у Булгакова). Возрастное различие подчеркнуто в романе и тем, что даже маститый Берлиоз для нее — «хлопец» (ср. украинско-армянское происхождение Форш). Неизменная акцентировка «густого голоса», «густого баритона», «контральто» героини в той же мере отвечает многочисленным воспоминаниям, фиксирующим чрезвычайно низкий, «гудящий» голос, «женский басок» О. Форш (Форш 1974: 85, 95, 123), что и «гигантские размеры», «габариты» героини булгаковского романа (грузность, «царственная массивность» Форш в 1930-е гг. — предмет постоянных упоминаний современников). В окончательном тексте она описана как опытная интриганка, провоцирующая конфликты, «подзуживающая» присутствующих (5, 59). В вариантах МиМ она — автор сплетни о самоубийстве Берлиоза («…неудачная любовь. Акушерка Кандалаки. Аборт. Самоубийство» — Булгаков 1992: 50). Булгаков намеревался активизировать роль этой героини как интриганки: предсмертная правка романа содержит схематичный набросок будущей сцены в ресторане Дома Грибоедова после сообщения о смерти Берлиоза: «После этого вставка: как изменился вид ресторана, служительницы с метлами, приготовление зала. Змейка, вылезшая изо рта Штурман-Жоржа: „уж не самоубийство ли?“» (562-1-1-74 об.).

Лаврович —

имя Мстислав Лаврович безусловно отсылает к Всеволоду Вишневскому (1900–1951), моряку, писателю, драматургу. По характеру своей биографии он относился к разряду «детей революции»: в 14 лет бежал на Первую мировую войну, в 15 был награжден Георгиевским крестом, а в 16 впервые ранен. Вишневский был особистом, воевал на Украине и на Волге. В литературу пришел с Гражданской войны. Основным содержанием его произведений был романтический пафос борьбы за социализм, а основным стилем — монументализм, «стиль социальной трагедии, массового действия и оптимистического звучания». Несколько лет воевавший в коннице Буденного, в 1929 г. он написал «Первую конную», которая широко шла в столичных театрах. Знаменитым стал благодаря «Оптимистической трагедии», посвященной судьбам моряков во время Гражданской войны. Вишневский сам признавал, что «Оптимистическая трагедия» рождалась в спорах с художественным методом «Дней Турбиных», о которых он отзывался грубо и оскорбительно: «С запахом „выпивона и закусона“, страстишки, любвишки, делишки <…> немножко музычки» (Советское искусство, 21 февраля 1932 г.). «Оптимистическая трагедия» была поставлена Камерным театром, спектакль прошел более 800 раз, став крупнейшим произведением героического жанра на советской сцене. В 1933 г. Вишневским был написан и киносценарий «Мы из Кронштадта». В 1937 г., в разгар террора, он стал членом КПСС.

Вишневский был ярым врагом Булгакова (Е.С. Булгакова называла его одним из «главных травителей» писателя). Булгаков считал его закулисным убийцей своего «Мольера» и одним из виновников «катастрофы 1936 года». Давая фамилию своему персонажу, писатель обыграл в ней название лавровишневой воды, получаемой путем перегонки с водой горьких миндальных косточек и лавровишневых веточек. В больших дозах эта вода смертельна из-за присутствия в ней синильной кислоты. Ненависть к Булгакову побудила Вишневского в 1931 г. написать ряд газетных статей-доносов, обрисовывающих писателя как классового врага и белогвардейца. В письме к 3. Райх от 11 января 1932 г. Вишневский, в частности, писал: «Я болен поисками, мне надо писать. Кричать, давить глотку Эрдмана и Булгакова» (Эрдман 1990: 289). Вишневский же добился того, что Большой драматический театр в Ленинграде отказался ставить разрешенную Главреперткомом и принятую было к постановке пьесу Булгакова «Мольер», заменив ее пьесой революционного драматурга. Позже, в 1932 г., продолжая травлю Булгакова, Вишневский злонамеренно и безосновательно связал «Дни Турбиных» с известным политическим «делом Рамзина» (т. н. процесс Промпартии).

фокстрот «Аллилуйя» —

фокстрот с кощунственным названием «Аллилуйя» (еврейское hallelujah означает «хвалите Господа») — джазовое произведение американского композитора В. Юманса, модного в 1920—1930-е гг., упоминается в романе трижды и является частью насыщенного музыкального кода МиМ. Первое время после появления джаза реакция на него в СССР была резко негативной, ибо джаз воспринимался как «порождение деградирующей буржуазной культуры» и связывался прежде всего с США. Известный критик Эм. Бескин писал, в частности, что фокстрот — «…танец „заката Европы“. Упадочнический. Весь проникнутый скепсисом. Извращенной сексуальностью капиталистического города. Эротикой замочной скважины. Кокаином. Танец, лишенный всякой бодрости. <…> танец <…> дегенерирующего буржуа. „Рожденный ползать“ между столиками западноевропейских баров и ресторанов, он ни на какой „взлет“ не способен. Пусть там и остается» (Бескин 1926).

В 1931 г. Главрепертком издал документ, в котором предлагал вести активную кампанию против псевдоцыганских песен, бульварных романсов и особенно против фокстрота, распространявшегося посредством граммофонных записей, мюзик-холлов и варьете, радио и кино. Известен случай, когда 32 такта фокстрота были разрешены при исполнении оперетты — «для характеристики отрицательного действующего лица» (Лесскис 1999: 305). В 1933–1934 гг. современникам казалось, что в стране наступает разрядка напряженной обстановки. Ее знаком стала огромная популярность джазовой музыки, а в 1937 г. ситуация изменилась настолько, что был создан государственный джаз-оркестр.

Мотив фокстрота «Аллилуйя» в МиМ связан с близкой аранжировкой темы в другом булгаковском произведении — пьесе «Блаженство» (Кушлина, Смирнов 1988, Смирнов 1991). В «Блаженстве» звуки этого фокстрота, раскатами несущегося над площадью по случаю Первомая, — важнейшая примета сатанинского пространства и бесовства, охватившего Москву. Первый раз на страницах МиМ кощунственный фокстрот звучит в сердце литературного мира столицы — в Доме Грибоедова «ровно в полночь» и оказывается, таким образом, одним из знаков «нечистого» пространства.

В архиве Булгакова сохранились ноты фокстрота «Аллилуйя», изданные в 1929 г., с пометой Е.С. Булгаковой на обложке: «Упоминается в МиМ и в пьесе „Блаженство“. Булгаков часто играл его» (562-54-24).

Ударил знаменитый грибоедовский джаз —

возможно, имелся в виду очень популярный джаз-оркестр А. Цфасмана, часто исполнявший фокстрот американского композитора в летнем кафе Сад Жургаза (Жургаз — Журнально-газетное объединение).

писатель Иоганн из Кронштадта —

имя писателя ассоциируется с протоиереем Андреевского собора в Кронштадте, Иоанном Кронштадтским (И.И. Сергеев, 1829–1908), великим чудотворцем, автором книг «Правда о Боге, мире и человеке» /1899/; «Богопознание и самопознание, приобретаемые из опыта» /1900/; «Мысли христианина» /1905/).

Однако у Булгакова, по всей вероятности, оно связано с писателем Всеволодом Вишневским как автором сценария, по которому был создан кинофильм «Мы из Кронштадта» (1936), и романа-фильма «Мы, русский народ» (1938). Примечательно, что Иоанн Кронштадтский был почетным членом черносотенного «Союза русского народа».

Ироническое авторское отношение к персонажу выразилось в его характеристике в 3-й редакции — «самородок Иоанн Кронштадтский» (562-6-5-79, 80).

налитые кровью чьи-то бычьи глаза —

в восьмой редакции (562-10-2-73) есть фраза: «за