История Российской научно-популярной прессы в социально-культурном контексте - Коллектив авторов

относительно смысла, цели этого развития и факторов, на него влияющих. Признавая труд Дарвина «великим произведением человеческого ума» и вполне отдавая должное «его глубокой искренности»[174], Данилевский критически рассматривал его учение. Возражения Данилевского были обширны и многочисленны, но в самых общих и упрощенных чертах можно было бы указать несколько ключевых направлений этой критики: недопустимость сделанного Дарвином распространения на виды дикой природы тех законов, которые выявлены для одомашненных животных и культурных растений; противоречие между выдвинутой Дарвином идеей мозаичного характера изменчивости и признаваемой им же корреляцией изменений частей организма, иначе говоря, признание им одновременно существующими двух взаимоисключающих вещей – естественного отбора и соответственной изменчивости; пренебрежение нивелирующей внутривидовую изменчивость ролью свободного скрещивания, препятствующего закреплению новых признаков; невозможность образования существующего разнообразия видов и форм живой природы тем путем, который указал Дарвин, в столь короткий срок – дифференциация под действием естественно отбора заняла бы отрезок времени, существенно превышающий геологический возраст Земли.

Многие из выдвигавшихся антидарвинистами возражений (как, отметим, и многие положения самого Дарвина) были впоследствии устранены, уточнены и дополнены открытиями ученых-генетиков, давших более глубокое представление о механизмах наследственности и изменчивости. Однако в рамках темы данной главы нас в большей степени интересуют возражения не узкоспециального, а мировоззренческого плана, ведь для Данилевского важно было то, что дарвинизм «содержит в себе особое миросозерцание, высший объяснительный принцип… для целого миростроения, объясняющий собой все области бытия»[175]. Данилевский не принимал идею Дарвина о самопроизвольности и случайности тех изменений, которые становились причиной значительных трансформаций, в том числе образования новых видов: «В странной гипотезе Дарвина как нельзя яснее выражается то общее дарвинское миросозерцание, по которому целесообразность мирового устройства представляется лишь чем-то кажущимся, миражом, обманом чувств или скорее мысли, под которой кроется отсутствие всякой цели, всякого преднамеренного прилажения и приспособления»[176]. В отличие от теории Дарвина, провозглашавшей эволюцию результатом разнонаправленных, случайных, независимых друг от друга изменений отдельных признаков, «согласно взглядам Н. Я. Данилевского, эволюция осуществляется путем крупных резких изменений, что вполне согласуется с его представлением о разумности мира»[177]. Данилевский выступает как сторонник идеи целесообразности происходящих в природе изменений, ибо именно эта целесообразность развития всех явлений природы в определенном направлении и предполагает наличие главного – Творца, определяющего характер этого развития: «…каждое из таких крупных, внезапных, самопроизвольных изменений должно бы уже прямо занять свое место. В таком случае нечему бы было и погибать в борьбе за существование (разумея, конечно, не индивидуумы, а целые формы, группы), – не было бы и подбора; а целесообразность в приноровлении органических существ не могла бы быть объяснена иначе, как разумным предустановлением, то есть тем именно, для устранения чего и придумана вся теория Дарвина»[178]. При этом важно отметить, что Данилевский самого Дарвина не считал ни материалистом, ни атеистом, он полагал лишь, что научные выводы Дарвина в сознании его читателей могут устранить последнее научное основание философского деизма, подчеркивая, что деизм религиозный «ни в каком подобном основании не нуждается»[179].

В «Русском вестнике» в 1887 г. Н. Н. Страхов опубликовал статью о книге Данилевского, названную «Полное опровержение дарвинизма». Статья содержала подробный и весьма хвалебный разбор труда русского антидарвиниста. Видный русский ученый и популяризатор науки К. А. Тимирязев откликнулся в журнале «Русская мысль» статьей под названием «Опровергнут ли дарвинизм?», которая была несколько измененным изложением лекции, прочитанной им в Политехническом музее. Во время господства научного материализма было принято считать, что Тимирязев вышел бесспорным победителем из полемики с критиками Дарвина, своими выступлениями поставив непреодолимую плотину науки на пути ретроградства и мракобесия: «Это был триумф Тимирязева-лектора и победа защищаемого им дарвинизма… Тимирязев убедительно доказывает правильность, верность, справедливость теории Дарвина»[180]. Хотя изредка звучали и другие мнения, например, крупный советский ученый-биолог, генетик Ю. А. Филипченко отмечал, что в своих возражениях Тимирязев выбирал самые слабые и незначительные стороны концепции Данилевского, оставляя без внимания существенные и действительно научные возражения.

Анализируя эту полемику, нельзя упускать из виду тот факт, что новая работа Данилевского не воспринималась читателями и оппонентами автора в отрыве от его предыдущих сочинений, принесших ему популярность как философу. Его фундаментальный труд «Россия и Европа», в котором излагалась теория культурно-исторических типов, заложил основы будущего цивилизационного подхода к истории, а также стал идейным знаменем для тех политических сил, которые предлагали России «отрешиться от мысли о какой бы то ни было солидарности с европейскими интересами» и перестать смотреть «на явления внутренней и внешней жизни России с европейской точки зрения и сквозь европейские очки»[181]. Эта работа вызвала широкую полемику и настроила против Данилевского часть русской интеллигенции, в том числе среди деятелей науки. Сторонники либеральных и социалистических взглядов, космополитическому мировоззрению которых претила идея национальной самобытности и отрицание всемирной цивилизации, считали Данилевского одним из идеологов враждебного лагеря, так что важной задачей в случае с книгой «Дарвинизм. Критический разбор» была не только защита концепции Дарвина, но и посрамление научных взглядов политического оппонента. «Палец перед глазом заслоняет далекое солнце. Свой, “наш талантливый писатель” всегда имеет шансы заслонить далекого, хотя бы и гениального, мыслителя»[182], – пишет Тимирязев, полагавший, очевидно, что одним из побудительных мотивов для русских критиков дарвинизма стало ревнивое отношение к успехам западной науки.

Тимирязев сосредоточил свой полемический пыл на том, чтобы обвинить русских критиков Дарвина в некомпетентности, в том, что они рассуждают о непосильных им предметах и все их писания есть только славянофильское шарлатанство, схоластическая реакция на успехи естественных наук. «Стоит ли отвлекаться от исследования новых фактов, от изучения старых мыслей, которых на свете так много и таких хороших, для того чтобы изобличить мелкую, изворотливую софистику дилетанта, ослепленного предвзятой идеей и задавшегося, очевидно, непосильной целью – остановить одно из могучих течений современной научной мысли?»[183] – таким риторическим вопросом задается Тимирязев в начале своего рассуждения о книге Данилевского. С точки зрения Тимирязева, автор «Дарвинизма» спорит с теми утверждениями, которых вовсе и не делал Дарвин, приписывая английскому естествоиспытателю выводы, никогда им не провозглашавшиеся, и, следовательно, «все свое опровержение он основывает только на своем непонимании этой теории»[184].

Благодаря скандальной популярности философских сочинений Данилевского, а также известности многих литературных трудов Страхова, в памяти потомков публицисты остались, прежде всего, не как деятели естествознания, поэтому читателю XXI века могут показаться обоснованными обвинения их в некомпетентности по части наук о природе. Но их современник Тимирязев не мог не знать, что и Данилевский, и Страхов имели естественнонаучное образование: Страхов защитил диссертацию на степень магистра зоологии и был автором переводов значительных научных сочинений