Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу» - Евгений Михайлович Майбурд

работает, а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это – принудительный труд (42/90).

Не правда ли, интересно наблюдать, как нагнетание правдоподобных высказываний, которые выглядят перифразами одно другого, приводит к ложному выводу. Этот ложный итог задан наперед, поэтому весь период должен быть достаточно длинным, ибо каждая ступенька рассуждений понемногу сдвигает смысл в нужную сторону.

Несмотря на видимость близкого попадания, мы сильно сомневаемся, чтобы Маркс судил о самоощущении рабочего в процессе труда на основе личного опыта, личных наблюдений или иным способом личного изучения предмета. Исходной точкой его рассуждений была категория отчужденного труда. И это нам также следует взять на заметку в качестве одной из особенностей научного мышления Карла Маркса.

В тот период А. Руге писал кому-то из общих знакомых, что Маркс много и беспорядочно работает, бросая одно и кидаясь на другое. К 1844 г., помимо упомянутых «Экономическо-философских рукописей», относятся также наброски и планы о гегелевской конструкции феноменологии, о современном государстве (план всеобъемлющего труда), а также многочисленные тетради с выписками из книг, которых в Германии он не видел. Выписки и наброски, как и цитированная выше рукопись, делались, по-видимому, без ясного еще представления, что из всего этого выйдет.

В 1845 г. Маркс готовит покушение на Фридриха Листа. В дошедшем до нас не полностью черновике (42/228–258) его несделанной работы о книге (против книги!) Листа «Национальная система политической экономии» налицо уже все черты скверной критической манеры, о которых мы говорили в связи с «Нищетой философии», вышедшей годом позже. Не Прудон ли избавил Листа?

Нельзя сказать, что автор названного черновика проявляет глубокое понимание экономических проблем развивающейся страны (тема книги Листа), но и не скажешь, чтобы его это смущало. Недостаток знания и понимания юный агрессор компенсирует избытком мировоззрения.

Вот цитата из Листа, которая вывела Маркса из состояния экономического равновесия:

«Потому-то столь печально, что те беды, которыми в наши дни сопровождается развитие промышленности, выдвигаются иногда в качестве доводов против самой промышленности. Есть гораздо большие беды, чем сословие пролетариев: пустая казна – национальное бессилие – национальное рабство – национальная смерть» (42/228).

Всю его жизнь подобные идеи были Марксу близки в той же мере, в какой – идеи христианского смирения. Он попросту не понимал таких слов.

Соображения об условиях развития национальной экономики отсталой страны, которые привели Листа к идее протекционизма и требовали горячей борьбы против идеологии фритредерства, только-только распространившейся из Англии на континент, – все это Маркс воспринимал сквозь пожизненно надетые на себя очки пролетарского доктора. В протекционизме Листа он видит:

Пустой, поверхностный, сентиментальный идеализм немецкого бюргера, за которым скрывается самый мелочный, самый грязный торгашеский дух… (42/229).

Наш великий теоретик ценности (Wert) смолоду и до смерти не умел различать высказывания констатирующие и ценностные (Wertbegriff).

Немецкий идеализирующий филистер, который хочет стать богатым, должен, разумеется, предварительно создать себе новую теорию богатства… Немецкий буржуа начинает свое созидание богатства с сотворения некоей сентиментально напыщенной, лицемерно идеализирующей политической экономии… (42/230).

Таким образом, он через посредство г-на Листа указывает государству, что его теория отличается от всех других теорий тем, что он позволяет государству вмешиваться в дела промышленности и регулировать ее, что он имеет самое высокое мнение об экономическом благоразумии государства и просит его лишь о том, чтобы оно предоставило полный простор проявлению своей мудрости, конечно, с тем условием, чтобы проявление этой мудрости ограничилось установлением «мощных» покровительственных пошлин (42/238).

И все в том же духе. Разумеется, никаких возражений по существу. Ни с позиций экономической теории фритредерства, ни с точки зрения экономической практики развивающейся экономики. Для подобной критики у Маркса не хватало не только знаний, но и желания вникать в суть экономических проблем непредвзято. Для него важнее было доказать, что Лист – плагиатор у некоего Ферье, а также лжец, клеветник и выразитель реакционных интересов буржуа.

Такова была уже тогда полемическая манера Маркса. Подобными вещами кишит «Капитал».

Несколько экономических цитат из «Нищеты философии» для демонстрации научно-экономического уровня названной работы:

Приобретая новые производительные силы, люди изменяют свой способ производства, а с изменением способа производства, способа обеспечения своей жизни, – они изменяют все свои общественные отношения. Ручная мельница дает нам общество с сюзереном во главе, паровая мельница – общество с промышленным капиталистом (4/133).

А электрическая мельница (плюс кое-что еще) – коммунистическое общество… Но это уже из Ленина.

Прудон хочет рассматривать категории с двух сторон. Маркс отвечает:

Рабство есть такая же экономическая категория, как и всякая другая. Следовательно, и оно тоже имеет две стороны. Оставим дурную сторону рабства и займемся хорошей его стороной. Само собой разумеется, что при этом речь идет лишь о прямом рабстве, рабстве чернокожих в Суринаме, в Бразилии, в южных штатах Северной Америки.

Подобно машинам, кредиту и т. д. прямое рабство является основой буржуазной промышленности. Без рабства не было бы хлопка, без хлопка немыслима современная промышленность…

Нужно сие комментировать?

Без рабства Северная Америка, страна наиболее быстрого прогресса, превратилась бы в патриархальную страну… Уничтожьте рабство – и вы сотрете Америку с карты народов…

Как мы много раз еще убедимся, у Маркса никогда не стояло дело за тем, чтобы с величайшим апломбом высказываться о таких вещах, о которых ему не мешало бы прежде узнать немного более того, что он уже знает.

Так как рабство есть экономическая категория, то оно всегда входило в число общественных институтов различных народов (4/134–135).

Комментировать данное высказывание мы не станем. По-видимому, оно имеет какой-то глубокий научный смысл, ускользающий от нас, либо в нем скрыт столь же недоступный нам переносный смысл, либо, наконец, учителя подвел его адепт – переводчик. Едва ли категория, даже экономическая, может входить в число институтов.

Ну и на закуску:

Конкуренция предполагает общую цель, а это, с одной стороны, доказывает, что конкуренция есть ассоциация, а с другой стороны, что конкуренция не есть эгоизм (4/163).

Тут уже пошла такая диалектика, что мы можем лишь предложить читателю самому в охотку распутывать эту белиберду.

* * *

Всерьез заниматься экономическими науками Маркс начинает, похоронив Союз коммунистов. С 1850 г. он забирается в библиотеку Британского музея и в течение семи лет перелопачивает, видимо, целые геологические пласты экономической литературы, начиная с Уильяма Петти и его современников. Если парижский период был подготовительным классом Маркса-экономиста, то первый лондонский период (1850–1857) можно было бы назвать его университетским курсом.

С 1857 г. начинается работа над первой серьезной рукописью по политической экономии («кандидатской диссертацией», что ли). Складывается план будущего труда.

В феврале 1858 г. Маркс в письме к Лассалю так представляет свой будущий труд:

Изложение, – я имею в виду манеру его, – вполне научно, следовательно, не противоречит обычным полицейским требованиям.

Манера изложения – одно, а ради чего весь труд тяжкий