История Российской научно-популярной прессы в социально-культурном контексте - Коллектив авторов

Деятельность П. П. Сойкина – это пример самоучки-энтузиаста, дилетанта, сумевшего совместить служение науке со значительной общественной пользой и предпринимательством.

Романтика «неоромантической» эпохи модерна была также связана с географическими открытиями, экспедициями бесстрашных полярников. Эту тему несколько позже развил в своем известном научно-фантастическом романе академик В. А. Обручев (1863–1959). Сюжетная линия, завязанная на поиски пропавшей полярной экспедиции, положена в основу романа В. А. Каверина «Два капитана», на котором выросло не одно поколение советских подростков.

Как писала Э. А. Лазаревич – одна из немногих исследователей истории научной популяризации в России, – «деятельность В. А. Обручева – пропагандиста науки – удивительно широка и разнообразна. Он выступает как автор рассказов, повестей, романов, как критик и публицист. <…> Итогом многолетних исследований ученого-естествоиспытателя является более тысячи печатных работ. Здесь и специальные монографии, и многочисленные рецензии, и научно-популярные сочинения (около 150), и научно-фантастические произведения. <…> При определении тем общедоступных произведений следует отдавать предпочтение основным наукам, так как без них прикладные знания превращаются в простую рецептуру. <…> С. И. Вавилов, В. А. Обручев и А. Е. Ферсман – авторы естественно-научных книг широкого профиля, воспитывающих научное мышление. <…> В сочинениях, предназначенных для массового читателя, С. И. Вавилов пропагандировал историю и философию науки. <…> Многочисленные популярные работы В. А. Обручева посвящены геологии, палеонтологии, этнографии, освоению природных богатств родины, деятельности замечательных географов-путешественников»[142].

Сам Обручев характеризовал мастерство романиста – научного фантаста на основе следующего ключевого критерия:

«Хороший научно-фантастический роман должен быть правдоподобен, должен внушать читателю убеждение, что все описываемые события при известных условиях могут иметь место, что в них нет ничего сверхъестественного, чудесного. Если в романе нагромождены разные чудеса – это уже не роман, а сказка для детей. <…> Уже первые издания романа “Плутония” (роман 1915 г. о путешествии вглубь Земли, навеянный Ж. Верном. – Ю. Б.) показали, что он удовлетворяет условию правдоподобности. <…> Я получил от читателей немало писем, в которых… спрашивали, почему не снаряжаются новые экспедиции в Плутонию для изучения подземного мира…»[143]

В советское время научно-приключенческая/фантастическая литература квалифицировалась преимущественно как чтение для «детей среднего и старшего возраста», то есть в качестве внеклассного чтения школьников, помогающего тем самым в освоении дисциплин школьной программы.

Всесторонний анализ влияния научно-фантастической литературы на общественное создание жителей разных стран в ХХ в. еще ждет своего исследователя. Приведем в пример только один факт. После радиопостановки в конце 1930-х годов вышедшего в конце XIX в. романа Г. Уэллса «Война миров» жители США поддались массовой панике, ожидая захвата Земли марсианами.

Завершая наше краткое рассмотрение научно-популярной прессы периода ее расцвета – начала ХХ в., – можем сделать следующие выводы. В начале прошлого века полностью оформилась система научно-популярной прессы, сложились ее основные типологические разновидности. В этой системе значительный сегмент составляли массовые научно-популярные издания различной направленности, появившиеся благодаря тому, что к этому времени сложилась массовая аудитория. Судя по их популярности, функции просвещения и развлечения здесь органично совмещались. При этом важнейшая задача дореволюционной научно-популярной прессы состояла в развитии миропонимания аудитории.

На сегодняшний день прослеживаются определенные признаки возрождения российской научно-популярной журналистики. Очевидно, что научно-популярная пресса должна опираться не только на западные аналоги, но и богатую отечественную традицию популяризации науки. Между тем эту традицию хотя и начинали изучать в советское время, однако с позиций современных подходов к исследованию медиа можно говорить о том, что она фактически не изучена. Представляется продуктивным сформировать несколько видов исторических моделей научно-популярной журналистики на основе трех основных факторов влияния: 1) уровня развития и публичности самой науки; 2) общих процессов, протекающих в прессе, и степени ее социальной ответственности; 3) деятельности других институтов просвещения и образования.

С учетом обозначенных позиций применительно к периоду начала ХХ в. выделяются следующие типологические группы научно-популярной прессы[144]:

• узкоспециальные (монотематические) издания, вызванные к жизни общим процессом специализации научного знания;

• универсальные журналы (общего типа), включая журналы самообразования и универсально-специализированные журналы. На формирование данной группы повлиял пассионарный скачок, связанный с приращением научного знания, высоким авторитетом и действенным влиянием науки на общество;

• массовые издания, представленные журнально-альманашным типами изданий, с тематическими доминантами: природа (в широком смысле)/путешествия. Огромная популярность изданий данной группы у читателей определялась, с одной стороны, ростом образованности широких масс, эффективностью системы образования и просвещения, а с другой – процессом массовизации и коммерционализации издательского дела и журналистики.

С позиций современной терминологии модель научно-популярной прессы начала ХХ в. можно обозначить как трансмедиа, или гибридное медиа, с органичным совмещением функций просвещения, образования и развлечения. Вероятно, такая модель является оптимальной. Ее продуцирует слаженная работа важнейших социальных институтов общества: образования, просвещения, журналистики.

Сложившиеся в начале века принципы научного просвещения оказались настолько эффективными, что даже в условиях кардинальной смены общественно-политической парадигмы в 1917 г. продолжали действовать вплоть до Великой Отечественной войны. Вот несколько дополнительных объяснений подобной специфической преемственности:

• огромный потенциал дореволюционной российской науки и ее парадигмальность;

• многие ведущие российские ученые остались жить и работать в СССР, тогда как следующее звено, идущее им на смену, – приват-доценты – массовым образом эмигрировали из страны. В отличие от значительной части представителей культурной элиты «первой волны» русской эмиграции, судьба которых не сложилась на Западе, научной элите в целом удалось влиться в западную систему и сделать карьеру;

• марксистские идеологические установки научно-популярной прессы начала века отвечали политической линии новой советской действительности.

Именно сформированную в начале ХХ в. модель научно-популярной прессы: установку на содружество наук, самообразование читателей, увлекательность, богатый иллюстративный ряд – возьмет затем за основу советская научно-популярная пресса[145]. В свою очередь, советская система научной популяризации, базирующаяся на стремлении повысить уровень советского человека до научного, обеспечивала чрезвычайно высокий статус и престиж в глазах общественности советской науки, что во многом определяло мощь СССР.

Глава 3

Системообразующие факторы и предметные области научной популяризации

§ 1. Разнообразие форм популяризации науки в Петербурге XVIII–XIX вв

Дореволюционная отечественная наука формировалась прежде всего в столице Российской империи, поэтому столь ценно изучить формы приобщения аудитории к знанию, существовавшие в Петербурге: книгоиздательство, библиотеки, выставки, музеи, народные чтения, кинематограф и пр.

Изначально весьма сложно было приучить население к чтению, и потому применялись самые разнообразные меры. Например, по приказу Петра I посетителям аустерий (трактиров) бесплатно выдавались первая печатная газета «Ведомости» и угощение. В первом частном журнале России сообщалось, что в саду Сухопутного шляхетного корпуса по четвергам и воскресеньям в беседке посетители могли знакомиться с двумя русскими, тремя немецкими, пятью