Героини, из которых мы выросли. Как Царевна-Лягушка, Блондинка в законе и Русалочка сформировали нас и мир вокруг - Лика Родина

тебе корону или наряды, то принц точно не устроит. Что мы должны из этого усвоить? Пока чистишь горшки, не забывай растягиваться в гранд-плие? Но это нравоучение еще куда ни шло, в конце концов, и в сказке Базиле мы видели, что главное – это предопределенность, судьба. Здесь же роль судьбы занимает врожденный талант и грация. Но посмотрим и на второе нравоучение.

Другое нравоучение

«Для жизни доброй, для покоя

Богатство, честь немало стоят,

И помогают, кроме них,

Немало доблестей иных,

Которые даны судьбою.

Но тщетно все это иметь.

И все таланты вас нимало не украсят,

Коль для того, чтоб ими прогреметь,

Нет крестной маменьки в запасе».

И в чем Перро не прав, хочется спросить? Второе нравоучение лучше первого, потому что становится не просто сравнением между природной красотой и нарядностью одежд, но говорит об устройстве общества. Какая разница, насколько ты обаятельна, мила или же трудолюбива, если в этом самом обществе у тебя нет покровителя или покровительницы. И действительно, в аристократическом обществе (да и в нашем демократическом, чего уж тут) часто нужно быть чьей-то протеже, чтобы добиться успеха, и Перро этого не скрывает. Ведь если бы фея-крестная неожиданно не вытащила Золушку из золы, то она провела бы около печки всю свою жизнь, вероятно, сначала обслуживая мачеху и сестер, а потом превратившись в тетушку-приживалку уже рядом с семьями родственниц. Золушка могла бы стать самой самоотверженной и преданной в мире, но никто бы об этом не узнал, не прикати она в карете и при параде на монарший бал. Но почему я так заостряю внимание на этой морали и на том, что в некоторых русскоязычных и англоязычных версиях последние нравоучения просто не присутствуют?

Без последних двух стихотворений создается ощущение, что Золушка награждена свыше и это только ее заслуга, хотя на протяжении всей сказки мы едва ли видим те моменты, когда героиня решает, а после уверенно делает что-то, а главное, для себя. И, читая неполную сказку Перро, можно подумать, что быть, как Золушка, достаточно, чтобы обрести все блага. Ведь однажды, если долго страдать, кто-то обязательно это заметит и придет на помощь. Но обычно этого не происходит, нужно хотя бы попросить о содействии. Позволю себе привести пример совсем из другого культурного пласта. Помните Соню из «Войны и мира»? Та самая милая, чудесная, влюбленная девушка, которая обречена быть приживалкой рядом с чужим счастьем просто потому, что покровителей у нее не нашлось, как и богатой семьи или очень преданного возлюбленного. Если бы мы могли представить Золушку в реальном мире, где у героини не обнаруживается внезапно очень обеспеченной родственницы, то боюсь, что ее ждала бы судьба бедной Сони, которая так навсегда и осталась в тени своей кузины Наташи, наблюдая за тем, как любовь всей ее жизни заглядывает в рот кому-то другому. Но не грустите, у нас остался еще один автор, даже два, у которых есть своя Золушка – перейдем к братьям Гримм.

Замарашка и кровавые сестры

Когда Гримм собирают или, точнее, переписывают свои сказки, уже идет XIX век. Истории Якоб и Вильгельм Гримм собирают у народа, но более поздние исследователи считают, что братья скорее отбирали подходящие версии, объединяли их и приправляли удобной им моралью. Если сказки Базиле или Перро были созданы в основном для аристократического развлечения, то Гриммы писали для масс, для того чтобы сформировать идеи о едином немецком государстве, ведь Германская империя была создана только в 1871-м, а первый сборник выпущен в 1812 году[83]. Для авторов также было важно отделиться от французов, которые в это время пытались завоевать мир. Может быть, поэтому Гриммы, которые, определенно, знали сказки Шарля Перро, основательно их изменили, скажем так, на свой немецкий манер.

Итак, мы снова видим нашу Золушку. На этот раз ее зовут Замарашка[84] и, к счастью, у нее, в отличие от героини Перро, есть характер. А также вера в Бога – ведь это немецкая, лютеранская[85] Золушка:

«Случилось как-то, что жена одного богатого человека заболела, и когда она почувствовала, что ее конец близок, то подозвала к своей постели единственную дочку и сказала: “Милое дитя, будь всегда доброю и Бога не забывай, тогда он тебе будет помощник; а я с того света на тебя смотреть стану и всегда духом буду с тобою”. Затем она закрыла глаза и почила».

Здесь главная героиня уже ближе к народу: она не княжна, как было у Базиле, и не дворянка, как у Перро, она просто дочь богатого человека, ведь Гриммы писали для всех! В тексте у героини есть мать, и та не просто умирает, а даже успевает дать дочери наставления и обещать поддержку. И с самой смерти родительницы Замарашка следует ее указаниям, хотя по началу это не приносит ничего хорошего:

«Дочка каждый день ходила на могилку матери и постоянно была ко всем добра, и Бога не забывала. Пришла зима, прикрыла могилку снежным пологом, и чуть только снег растаял от весеннего солнца, отец сиротки женился на другой женщине».

Замарашка начинает претерпевать стандартные унижения, но все же не пытается унижаться сама. Героиня изгоняется сестрами и мачехой из своей комнаты и постели, а после начинает питаться едой, которая смешана с золой, волей тех же родственниц. Интересно, что на немецком языке сказка называется «Aschenputtel» – так обозначали низкоранговую прислугу, которая работала на кухне и должна была следить за очагом, – отсюда и пепел. Но зола связана и с более глубоким контекстом в немецкой культуре: так, Мартин Лютер, рассказывая историю про Каина и Авеля, называл Авеля «пепельным братом» в значении подчиненного[86]. История про детей Адама и Евы подчеркивает соперничество между братьями, а в нашем случае – между сестрами, но также и чистоту того, кто находится в пыли и золе. Каин будет проклят и изгнан, а что случится со сводными сестрами Замарашки, мы еще увидим.

Отец также остается в стороне до тех пор, пока не приходит время ехать на ярмарку, и он спрашивает у всех трех девочек, что же им привезти. Сестры, конечно, говорят про наряды и драгоценности, но Золушка просит привезти веточку дерева, которая первой заденет отцову шляпу на обратном пути. Просьба снова необычная, но мы уже привыкли к такому, к счастью, здесь хотя бы лошадь замертво не упадет, если отец забудет о просьбе. Но тот вспоминает,