Александр Амфитеатров - Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков

Когда Гамлет колебался, убить ли ему дядю и отчима своего Клавдия в отмщение за убитого отца, в числе его сомнений было и такое:

Дух — мог быть Сатана; лукавый властенПринять заманчивый, прекрасный образ;Я слаб и предан грусти; может статься,Он, сильный над скорбящею душой,Влечет меня на вечную погибель.

Эта сила Сатаны над скорбящею душою отдавала во власть его всех меланхоликов, и оттого-то он был так страшен для святых, с их отвращением к веселости и любовью к скорби по человечеству.

Очень трудно выразить по-русски ту разницу между двумя видами бесовского воздействия на человека, которая в латинском языке коротко определяется словами obsessio и possessio. Первая обозначает предрасположение человека к атакам дьявола извне — собственно говоря, это высшая форма искушения. Possessio — одержимость бесом, бесноватость, проникновение беса внутрь человека. Гамлет, равно как и заливавшиеся слезами святые, были жертвами obsessionis, но это не значит, что они были одержимы: напротив, философия и святость исключают возможность бесноватости.

На язык современной психиатрии obsessio можно перевести паранойей на истерической почве, с бредом преследования. Подверженный демоническому натиску человек страдал от демона, даже когда его не видал. Он чувствовал беса незримым в воздухе, и это злое присутствие его удручало и волновало, наполняло тревогою и страхом. Люди чувствовали себя в жизни как в лесу, полном свирепыми разбойниками, которые вот-вот выскочат из-за кустов и совершат неслыханные злодейства. Уже говорено было о том, что присутствие демона наводит на человека тоску и страх. Маргарита не выносила Мефистофеля как человека и в конце концов узнала-таки в нем беса:

Кто из земли там вырос? Он!То он! Нельзя дышать при нем!Зачем на месте он святом?За мной?

Мало-помалу незримое присутствие беса переходит в зримое. Он начинает пугать свою ослабевшую жертву, являясь ей в собственном виде или в какой-либо чудовищной метаморфозе. Великолепное изображение такого obsessionati мы имеем в тургеневском «Рассказе о. Алексея». Личному появлению беса может сопутствовать или предшествовать какой-либо специфический шум, обусловленный начинающимися галлюцинациями и иллюзиями слуха. Бесконечное число подвижников, начиная св. Антонием,{174} слышало демонов ревущими как львы, воющими как волки, кричащими как орлы, шипящими как змеи. К келье св. Маргариты Кортонской{175} они приходили петь похабные песни. Других осыпали дикими оскорблениями, свирепою бранью, ужасными угрозами. Измучив зрение и слух, дьяволы убегали, поразив на прощанье и обоняние, потому что оставляли по себе такой отвратительный запах, какого не в состоянии устроить никакая химическая обструкция на земле. Иногда бесы набрасываются на неодушевленные предметы, швыряя их и портя, чтобы нанести убытки хозяевам, но это их система — против мирян, так как для монахов, защищенных обетом нищеты, уроны собственности предполагаются малочувствительными. Поэтому в домашнем обиходе подвижников бес трогает неодушевленные предметы только тогда, когда чрез то может непосредственно повредить его душе или телу. Так, св. Авраамия бес лишил крова, разрушил его келью, а в другой раз поджег под ним циновку. В трагедии Юлиуша Словацкого{176} «Лилла Венеда», очаровательно смешивающей веселый юмор с величайшим патетизмом, все эти подвиги совершает от имени дьявола слуга св. Гвальберта, плутоватый Сляз.

Святой Гвальберт

Мошенник, ты мне келью сжег.

Сляз

Не я,Сжег келью Дьявол… я же, честный отче,Тебя искал, чтоб жалобу принес на Дьявола…{177}

Пять лет подряд дьявол мучил св. Ромуальда,{178} каждую ночь садясь ему на ноги и на ступни. Святому Эгидию дьявол однажды вспрыгнул на плечи и так прицепился, что святой долго не мог его стрясти: случай, который в наши дни повторился с несчастным Владимиром Соловьевым.{179}

Наоборот, бегинку Гертруду Аостскую{180} он носил по воздуху, равно как св. Франческу Римскую, которую вдобавок держал за волосы над жаровнею с раскаленными углями. Эту подвижницу он вообще мучил как-то особенно виртуозно. Так, однажды он неизвестно зачем привязал ее к полусгнившему трупу и катал по земле, как вязанку хвороста. Блаженную Христину Стоммельнскую{181} пачкал нечистотами. У св. Симеона Столпника Младшего{182} вырвал клок бороды. Св. Эверарда{183} бил по лицу беспрерывно день и ночь от Страстной пятницы до Троицына дня, значит, 52 дня подряд. Св. Николая di Rupe опутал ежевикою.{184} В св. Романа, Лупициния{185} и Дунстана швырял камнями. Св. Антония ватага дьяволов избила палками до полусмерти. На св. Ромуальда, когда он однажды запел какой-то особенно ненавистный дьяволам псалом, посыпались такие полновесные удары, что знаки их сохранились на всю жизнь. Св. Колету дьяволы не только били до беспамятства, но еще подбрасывали ей в келью трупы висельников. В Толентино хранилась, а может быть, и посейчас хранится узловатая дубинка, которою дьявол колотил местного святого Николая Толентинского.{186} Св. Иоанна di Dio{187} («человека Божьего») дьявол не сконфузился избить в расцвете культурного и скептического XVI века! Чему же, впрочем, удивляться, если и России еще в конце XIX века черти седлают философов!

От побоев они переходят к угрозам против жизни. Это испытали: Франческа Римская, Моисей Эфиоплянин,{188} Катерина Шведская;{189} св. Вильгельма Роскильдского{190} черти чуть не сожгли в постели, св. Альферия,{191} основателя знаменитого монастыря в Каве (della Cava), спихнули с горы; пробовали удавить св. Антония Падуанского; на св. Доменика{192} уронили камень из церковного свода. Иногда безобразия дьяволов возмущали небесные силы, и они приходили на помощь мученикам, хотя, замечает А. Граф, помощь эта в католических легендах похожа на вошедшую в пословицу помощь Пизы. Так, однажды дьявол — кстати, в Пизе же — бил блаженную Герардеску, таскал ее по земле, топил в Арно; наконец, когда не только жертва, но и мучитель выбились из сил, явились ангелы и, в свою очередь, побили дьявола. Можно себе представить, что претерпевала св. Христина Стоммельнская, которую мучили 200 000 чертей! Спасать русскую Соломонию Бесноватую святые явились только на одиннадцатый год ее невыносимых мучений и всяческого глумления и позора, каким «скверняху» ее демоны. Про одного священника в Кёльне Цезарий сообщает, что черти преследовали и тиранили его даже в отхожем месте. Вообще можно по пальцам пересчитать святых людей, которые никогда не были жертвами дьявольского забиячества и насилия. Одним из таковых был св. Николай, патрон города Трани:{193} хотя он умер от побоев, но не дьявола, а одного епископа.

Католические священники относят к области obsessions все так называемые медиумические явления. Замечательные наваждения этого типа терпел протопоп Аввакум.

«А егда еще я попом был, с первых времен, егда к подвигу стал касатися, тогда бес меня пуживал сице. Изнемогла у меня жена гораздо, и приехал к ней отец духовной; аз же из двора пошел в церковь по книгу с вечера глубоко нощи, по чему исповедывать больную. И егда пришел на паперть, столик маленкой тут поставлен, поскакивает и дрожит бесовским действом. И я устрашася, помолясь пред образом, осенил ево рукою, и пришед поставил ево на месте. Так и перестал скакать. И егда я вошел в трапезу, тут иная бесовская игрушка. Мертвец на лавке стоял в трапезе, непогребеной; и бесовским действом верхняя доска раскрылась, и саван стал шевелитца на мертвом, меня устрашая. Аз же, помолясь Богу, осенил мертваго рукою и бысть по-прежнему паки. Егда же вошел в олтарь, ано ризы и стихари шумят и летают с места на место: дьявол действует, меня устрашая. Аз же, помоляся и престол поцеловав, благословил ризы рукою, и, приступив, их пощупал: оне висят по-старому на месте. Аз же взяв книгу и вышел из церкви с миром. Таково то бесовское ухищрение к человеком».

Грешники терпели от дьяволов при жизни много меньше и даже иногда получали от них любезности, но бывало и то, что еще заживо приходилось расплатиться за порочность свою, потерпев от дьявола чудовищные муки.

Всего опаснее было демонское искушение в смертный час. Тут уже дьявол не разбирал, кто грешник, кто святой. Он был уверен, что смерть — верное орудие, пред которым и святой спасует. Более того: по средневековой легенде, он простер дерзость свою до того, что присутствовал на Голгофе при распятии Спасителя, рассчитывая повторить искушение, с которым потерпел неудачу в пустыне. В виде хищной птицы он же уселся было на самый крест. Присутствие демонов у смертного одра человека решительно подтверждает в 858 году епископ Реймский и Руанский в письме к Людовику Германскому.{194} Цели такого присутствия разнообразны. Во-первых, дьявол рассчитывает помешать раскаянию умирающего. Во-вторых, захватить душу, обреченную аду, на отлете и без всякого промедления. В-третьих, человеку, за душу которого предвидится большой спор с добрым началом, предложить в час смертного страха дьявольские свои услуги, за уже несомненную и бесспорную продажу души. В четвертых, они просто любили мучить человека предсмертным ужасом и отягчать агонию. Тысячи тысяч христиан испытывают, умирая, эту пытку, незнакомую людям античного мира, — что в смертный час комната больного переполняется угрожающими чертями, которые тянутся к одру его жадными когтями. Гениальною художественною передачею этого поверья, точно схватившею дух его и в то же время сохранившею краски строгой реальности, является сцена смерти епископа Никласа в ибсеновых «Претендентах на корону».{195} В ожидании лютой борьбы за душу умирающего Фауста Мефистофель заранее окружает его всякою нежитью (Lemuren), а когда Фауст падает мертвым, вызывает к трупу его из ада целые полчища чертей. Умирающие часто не только видят дьяволов, но и вступают с ними в физическую борьбу: так было с Людовиком Благочестивым,{196} св. Катериною Сиенскою{197} и множеством других. Русская художественная литература имеет для этого сильную картину: смерть дьявола Ахиллы в лесковских «Соборянах».