Нежелательный контент. Политическая власть в эпоху возникновения новой антропологии - Аркадий Юрьевич Недель

Я скажу, что Аверинцев сделал для меня, как неофита и человека, пришедшего в культуру с нуля. Я читаю его статью, посвященную работе Симоны Вейль о Троянской войне, и эта вещь абсолютно меняет мое сознание в понимании того, что такое историческое, политическое и культурное, что может сделать один конкретный человек, я имею в виду Симону, в истории ХХ века. По силе взрыва в моем мозге эта информация была сравнима со «Стихами о неизвестном солдате» Мандельштама.

Аркадий Недель: Это информация, это культуртрегерская деятельность. Учитель сказал вам, как ученику, что-то новое, и в этом его большая заслуга. Но мы сейчас говорим о том, сделал ли он что-то новое. Как человек Аверинцев современным не был, была масса людей, подобных ему, и в этом, может быть, была его роль. А Лидия Гинзбург была современной. И Симона Вейль была современной. Гинзбург отвечала, она мыслила о современном ей времени, она в нем жила, его отрефлексировала. Ее блестящие тексты о прозе, ее стиховедческие работы, ее знание европейской литературы и прочее, все это было невероятно привязано к современности. Так же, как книга Бахтина о Рабле – не только о французском писателе Ренессанса, но и о сегодняшнем дне, и мы это вычитываем.

Елена Фанайлова: Безусловно, это книга о ХХ веке, о модернизме, о прорыве, об авангарде.

Аркадий Недель: О той же сталинской эпохе, ведь книга была написана за 20 лет до ее публикации. В современном должна присутствовать рефлексия о нынешнем, моем времени, здесь и сейчас. Если этого нет, как у Аверинцева и других подобных ему людей, это что-то другое. Он брал большие темы, доносил их, как мог, советскому читателю. Гинзбург создавала самим своим присутствием из того, что и как она делала, эпоху, то ленинградское советское время, она исторический персонаж. Она думала о чувственности тех людей, она один из авторов, создающих чувственность времени. Мы чувствуем эпоху тогда и сейчас благодаря, в том числе, Лидии Яковлевне Гинзбург, через нее, ее глазами. А с другими авторами этого не происходит, у меня по крайней мере. У Лидии Яковлевны есть струна, на которой, когда читаешь ее тексты о поэзии или о прозе (необязательно ее дневники), резонируешь, на ней играет время. Эпоха в каждом слове, в синтаксисе.

Елена Фанайлова: Вспомню рассуждения о времени одного из самых современных художников, Дмитрия Александровича Пригова. Он нередко иронически говорил, что Россия живет не в одном времени, а примерно в четырех. Часть России – еще в XVI веке, в допетровские времена, какая-то – в начале XIX, какая-то – в начале ХХ, и только уж совсем небольшая живет в начале XXI века. Что делать с этим представлением об историческом времени, с которым я не могу не согласиться? Как это соотносится с современностью?

Аркадий Недель: Не только Россия живет так. В Америке все то же самое – есть Нью-Йорк, есть остальная Америка, есть Америка, живущая еще в XIX веке, они так воспринимают мир и себя, они живут еще во времена после американской революции. А кто сказал, что современность должна быть монолитной? Даже физическое время, как нас учит теория Эйнштейна, не является непрерывным и единственно возможным. Есть времена, вписывающиеся в то, что мы называем современностью, и если эти люди являются нашими современниками в том смысле, что мы можем их потрогать, с ними поговорить, тут противоречий нет.

Елена Фанайлова: То есть персоны типа Агафьи Лыковой, сознательные отшельники или секты, которые живут закрытым образом, тоже наши современники. Но современными людьми они являются?

Аркадий Недель: Смотря как посмотреть. Для менеджера среднего звена, для политика, занимающегося властными играми, нет, конечно. Агафья Лыкова не вписана в их время.

Елена Фанайлова: Она кажется им чудачкой?

Аркадий Недель: И это нормально, Жириновский тоже чудак. Это человек, который шутит, развлекает уже 25 лет. Есть серьезная политика, а есть и должна быть индустрия развлечения внутри политического дискурса, Жириновский гениально выполняет эту роль. Агафья Лыкова своим отшельничеством создает такое пространство внутри социального времени, в котором мы находимся.

Елена Фанайлова: Я пытаюсь разобраться с определением современности, как это устроено. Мне не хотелось бы, чтобы, говоря о современности, мы имели в виду некоторую геттоизацию, то есть подразумевали, что современный – это модный, хипстер, горожанин, уровень дохода, компьютеры, гаджеты, технологии, это все.

Аркадий Недель: Это для статистики, для социологов, центров, делающих опросы, или для людей, тусующихся в каких-то определенных местах. Кстати, это важно – места, в которых ты тусуешься. Если ты хочешь быть современным, ты должен приходить в определенные места, топосы.

Елена Фанайлова: В Институте философии модно тусоваться?

Аркадий Недель: Сейчас уже меньше, но было модно.

Елена Фанайлова: И определенные кафе в Москве, которые быстро меняются, когда-то это было модно, потом немодно. В любом крупном городе это так.

Аркадий Недель: И еще один вопрос: является ли все модное современным?

Елена Фанайлова: Колаковский, о котором мы говорили в одной из программ, считал, что Бог себя вполне проявляет и в модном сезоне, в том, как женщины одеваются сегодня.

Аркадий Недель: Это можно развивать и дальше, но я поставил бы вопрос по-другому: а Бог современен?

Елена Фанайлова: Я думаю, он суперсовременен. Он сочетает два качества – он и вечный, и современный, потому что существует здесь и сейчас, каждую долю миллисекунды. Если допустить, что он существует.

Аркадий Недель: Во-первых, если допустить, что он существует. И во-вторых, когда он становится современным. Многие люди (скажем, те, кто разделяют деизм) считают, что Бог все создал и отошел от дел, ему плевать, что здесь происходит. Что, кстати, является сильным аргументом в вопросе присутствия большого зла. Как Бог допустил Холокост? Как Бог допустил Катынь? Ответа нет. Аргумент, что это очередное испытание, был хорош до какого-то момента. Но у меня есть другой вопрос: дети, сгоревшие в печах, расстрелянные, почему должны были пройти это испытание, если Бог существует? О взрослых с большими натяжками можно допустить, что это их грехи и прочее. Но дети?

Елена Фанайлова: То же самое можно сказать и о детях-жертвах войн сейчас, которые продолжают идти и на востоке Украины, и по всему миру. Дети подрываются на минах, становятся случайными жертвами обстрелов.

Аркадий Недель: Дети, теряющие руки, ноги, это не должно было бы вписываться в божественную картину мира, и это наша современность. И здесь тогда вопрос: если Бог современен, если он это все допускает, не является ли Бог злом сам по себе?

Елена Фанайлова: Нет, он не