Культурные коды экономики. Как ценности влияют на конкуренцию, демократию и благосостояние народа - Александр Александрович Аузан

модели роста в таком варианте. А почему мы не можем эти институты просто переписать в свои законы? Напоминаю: ошибка институционального выбора создает траекторию, а колеей ее делает культура.

Существует ли научно обоснованное решение проблемы колеи? Да. Сначала экономист Д. Норт, историк Дж. Уоллис и политолог Б. Вайнгаст провели большое межстрановое исследование под названием «Насилие и социальные порядки»[23], которое пыталось ответить на вопрос, откуда взялись условия для второй космической скорости некоторых стран. Сейчас большой международный проект совместными усилиями исследует проблемы так называемого открытого и ограниченного социального порядка. Эти исследования дали очень важный результат. Оказалось, что есть всего три пороговых условия, с которых начинается успешная траектория. Собственно, именно этим отличаются успешные и неуспешные страны в нынешнем мире.

Первое: в одних странах элиты пишут законы для себя, а потом распространяют на других, и эти страны становятся успешными, а в других странах элиты пишут законы для населения, а для себя делают исключение.

Второе: в одних странах элиты делают организации – партии, фонды, некоммерческие движения – под персону, и это неэффективно, потому что такие организации болеют и умирают вместе со своими руководителями. А эффективно делать другое – деперсонализированные, рассчитанные на сменяемость и другой порядок работы организации.

И, наконец, третье условие – элиты всегда контролируют инструменты насилия, но это можно делать двумя разными способами. Либо поделить между собой инструменты насилия: тебе прокуратура, мне – следственный комитет, тебе военно-морские силы, мне – военно-воздушные, либо вместе контролировать эти инструменты для того, чтобы они не использовались как дубинки в политической борьбе элитных групп. Второй механизм намного эффективнее, но большинство стран идет по первому пути, когда группы элиты делят силовые инструменты.

Нетрудно заметить, что все три пороговых условия связаны с изменением культуры. Фактически речь идет о снижении дистанции власти, потому что, если элиты начинают применять закон сначала к себе, а потом – к другим, это означает, что они воспринимают простых людей как равных законодателям, а следовательно, и люди воспринимают власть как приближенную к себе и работающую по общим правилам.

Отсутствие персональной привязки в руководстве – бессменной личной окрашенности организаций как во власти, так и в оппозиции, тоже снижает дистанцию: власть перестает быть персоной, которая точно не ты.

Ну а разделение инструментов насилия между группами элит воспроизводит недоверие на всех уровнях и опирается на недоверие.

Следует отметить, что страны с с успешным экономическим развитием вступают на этот путь совершенно не от идеалистической приверженности к добру. Напротив, это похоже на эпиграф, который А. и Б. Стругацкие взяли из «Всей королевской рати» Роберта Пенна Уоррена: «Делайте добро из зла, потому что его больше не из чего сделать». Возьмем первый принцип: элиты создают законы для себя, распространяя их на других. Мы твердо знаем, когда это произошло в Англии – с появлением Великой хартии вольностей. Когда Иоанн Безземельный, сумасшедший король, начал убивать и грабить баронов, баронам это сильно не понравилось. Они не были ни просветителями, ни философами, но они собрались вместе, нашли грамотного человека – архиепископа Кентерберийского – и добились великого принципа: никто не может быть осужден иначе, чем судом равных себе. Дальше 500 лет этот принцип распространялся по всем остальным сословиям.

Теперь давайте посмотрим, как каждое из этих граничных условий работало в истории нашей страны.

Коллективный контроль за насилием. Инструменты насилия контролировались коллективно, начиная с 1953 года, после смерти Сталина, и до 1991 года. Это был настолько жесткий контроль, что, например, маршал победы Георгий Жуков был полностью устранен из общественно-политической жизни – потому что не мог один человек иметь решающее влияние на Вооруженные силы.

Деперсонализация. Ленин умер – партия живет. Сталин умер – партия живет. Брежнев умер – партия живет. А вместе с ней – комсомол, профсоюзы. Откуда это возникло? Опять драматическая история. Потому что в период Большого террора 1930-х годов, когда начальника могли в любой момент вывести в наручниках из кабинета, невозможно было адаптировать организацию к начальнику, ее нужно было как-то держать деперсонализированно. Это не означает, что я призываю, скажем, провести Большой террор для того, чтобы возникли стимулы для деперсонализации структур, потому что потери в этом случае гораздо более масштабны.

Законы, одинаковые для всех. Попытки введения принципа, когда элиты создают законы для себя, распространяя их на других, в советской истории встречалась дважды. Был партмаксимум, когда в 1920-е годы члены партии (неважно, сколько они зарабатывали) оставляли себе только этот максимальный месячный оклад, а остальное отдавали в партийную казну. Предполагалось, что по мере распространения идеологии это станет принципом для всех. Но не вышло. В период перестройки была попытка создавать законы публично и для себя, устраняя привилегии, – это делали Верховный совет СССР, Съезд народных депутатов СССР. Значит, все-таки это возможно и в нашей стране – движение в сторону «порядка открытого доступа».

По мнению исследователей, успешное развитие начинается примерно через 50 лет после того, как выполняются эти три пороговых условия. 50 лет чистого времени перемен. Но я бы сказал, что мы находимся уже не в начальной точке этого движения.

И в завершение этой темы хочу немножко поговорить о пессимизме, который, естественно, может порождаться рассуждениями о сундуке, где заперты наши факторы развития, культурные предпосылки экономического роста. Знаете, у меня иногда возникает ощущение, что официальной религией нашего народа является не православие или ислам, не буддизм или иудаизм, а пессимизм. Потому что все охотно верят в то, что будет хуже. Все верят экспертам, которые говорят, что будет хуже. Если эксперт говорит, что будет лучше, то начинают подозревать, что эксперт нечестен, продажен и вводит народ в заблуждение. И за этим пессимизмом, как водится, скрывается вера в чудо – в то, что да, конечно, будет хуже, но есть надежда, что вдруг все переменится и будет хорошо.

Это, в общем, довольно точное отражение ситуации закрытого сундука, запертых возможностей, до которых мы не можем дотянуться. Мне кажется, что внезапного чуда не будет. Единственный путь, который существует, пролегает через снятие культурной блокировки и развитие длинного взгляда. Мы должны понимать, что реальные, заметные перемены происходят не за два-три года, а за двадцать. И если это внутренне принять, то появятся некоторые основания для оптимизма. А какие преобразования будут одновременно и при этом деликатно менять как культуру, так и политические институты, и организацию экономики, об этом я буду говорить в следующей главе.

Глава 7

Культурный код трансформации, или закон Полтеровича-Родрика