Тайны гениев. Три книги в одной - Михаил Семенович Казиник

Ступай себе в синее море,

Гуляй там себе на просторе».

И дело не в том только, что просто отпустил, но и в ласковом слове, и в отказе от вознаграждения. И в дарении ПРОСТОРА, то есть в пожелании СВОБОДЫ!

И заметьте, как резко изменилась звукопись.

После стресса, взрыва, испуга, удивления идет звуковое успокоение. С преобладанием звука «с».

ЛаСковое Слово… Бог С тобою… Ступай Себе в Синее море, Гуляй там Себе на проСторе…

И даже РИФМА. Море – просторе… Причем совершенная рифма, консонанс! Это – как подарок старика рыбке и автора – читателю.

Следующие строки мы уже обсуждали, и это очень важный мотив.

Момент ЛЮБВИ старика к старухе, момент доверия: она все поймет и разделит радость от чуда золотой рыбки и от благородного поступка старика.

Воротился старик ко старухе,

Рассказал ей великое чудо.

«Я сегодня поймал было рыбку,

Золотую рыбку, не простую;

По-нашему говорила рыбка,

Домой в море синее просилась,

Дорогою ценою откупалась:

Откупалась чем только пожелаю.

Не посмел я взять с нее выкуп;

Так пустил ее в синее море».

И далее колоссальный контраст с теми ласковыми словами, которые говорил старик рыбке:

Старика старуха забранила:

«Дурачина ты, простофиля!

Не умел ты взять выкупа с рыбки!

И далее – очень важные слова, которые показывают, как постепенно разгорается алчность старухи. В первом требовании: «хоть бы». То есть, минимум. Только корыто. Хоть бы корыто… И звучит требование, скорее как пожелание. И речь похожа на мирную, хозяйственную. ХоТЬ бы взял ТЫ… корыТО… Наше-ТО совсем раскололось.

Хоть бы взял ты с нее корыто,

Наше-то совсем раскололось».

Вот пошел он к синему морю;

Видит – море слегка разыгралось.

Начинаются изменения состояния синего моря, пока всего лишь СЛЕГКА разыгралось.

Поскольку море сЛегка разыграЛось и требования старухи не очень высоки, то и речь старика звучит Легко. Он ведь не желает «дорогого откупа».

СтаЛ он кЛикать зоЛотую рыбку,

ПрипЛыЛа к нему рыбка и спросиЛа:

«Чего тебе надобно, старче?»

Ей с поклоном старик отвечает:

«Смилуйся, государыня рыбка,

Разбранила меня моя старуха.

Потрясающая деталь.

«МОЯ» старуха. Еще с любовью…

И с ответственностью. Как бы извиняясь за нее и за себя. Мол, раньше отпустил тебя, рыбку, без откупа, а теперь вот «не дает покою». Вынужден просить.

Не дает старику мне покою:

Надобно ей новое корыто;

Наше-то совсем раскололось».

Отвечает золотая рыбка:

«Не печалься, ступай себе с богом,

Будет вам новое корыто».

Замечательно это: будет ВАМ корыто. То есть обоим, в общее хозяйство. Ведь старик называет корыто «нашим».

И дальше интересный текст.

Три раза подряд «старуха». И три раза «дурачина».

Старуха меняется на глазах.

Воротился старик ко старухе,

У старухи новое корыто.

Еще пуще старуха бранится:

«Дурачина ты, простофиля!

Выпросил, дурачина, корыто!

В корыте много ль корысти?

Воротись, дурачина, ты к рыбке;

Поклонись ей, выпроси уж избу».

Новое состояние моря:

Вот пошел он к синему морю,

(Помутилося синее море.)

Стал он кликать золотую рыбку,

Приплыла к нему рыбка, спросила:

«Чего тебе надобно, старче?»

Ей старик с поклоном отвечает:

«Смилуйся, государыня рыбка!

Еще пуще старуха бранится,

Первый раз без «МОЯ», просто «старуха».

Не дает старику мне покою:

Избу просит сварливая баба».

Еще бы не сварливая: три раза подряд «дурачина».

Отвечает золотая рыбка:

«Не печалься, ступай себе с богом,

Так и быть: изба вам уж будет».

Рыбка еще воспринимает их как одно целое: «изба ВАМ уж будет».

Пошел он ко своей землянке…

А вот это уже знаменательно! Вместо «воротился ко старухе» – «пошел к своей землянке».

…А землянки нет уж и следа…

Далее – удивительное краткое, но точное описание прекрасной избы «со светелкой, с кирпичною, беленою трубою» – не по-черному топить, не курная изба, а чистая и добротная. Ворота дубовые, дорогие, роскошные:

Перед ним изба со светелкой,

С кирпичною, беленою трубою,

С дубовыми, тесовыми вороты.

И среди всей этой красоты и мастерства:

Старуха сидит под окошком, На чем свет стоит мужа ругает.

Уже не три раза «дурачина», а один. Зато два раза «простофиля». Да еще «прямой простофиля». То есть подлинный, настоящий.

«Дурачина ты, прямой простофиля!

Выпросил, простофиля, избу!

Воротись, поклонися рыбке:

Не хочу быть черной крестьянкой,

Хочу быть столбовою дворянкой».

Пошел старик к синему морю;

(Не спокойно синее море.)

Море уже не мутное, а неспокойное…

Стал он кликать золотую рыбку.

Приплыла к нему рыбка, спросила:

«Чего тебе надобно, старче?»

Ей с поклоном старик отвечает:

«Смилуйся, государыня рыбка!

Старуха не «бранится», как в прошлый раз, а «вздурилась».

Пуще прежнего старуха вздурилась,

Не дает старику мне покою:

Уж не хочет быть она крестьянкой,

Хочет быть столбовою дворянкой».

Отвечает золотая рыбка:

«Не печалься, ступай себе с богом».

Здесь речь рыбки как бы оборвана. Нет ни «своей» старухи, ни ее будущего дворянского ранга. Рыбка не в состоянии объявить, что вздорная, вздурившаяся старуха станет дворянкой. Старуха преступила черту. Рыбка понимает, что старик возвращается не к «своей» старухе.

Воротился старик ко старухе.

Что ж он видит? Высокий терем.

А дальше очень интересный ход.

Пушкин возвращается к словосочетанию «ЕГО старуха».

Ведь она уже раньше была «чужой»?

Просто здесь слово «его» звучит как невероятность, как ирония. «Его старуха» в соболях и парче,