Человек читающий. Значение книги для нашего существования - Рюд Хисген

Кто написал — не знаю, а я, дурак, читаю.

У вас не получилось не прочитать эти строки. Наш мозг автоматически превращает буквы в осмысленный текст. Вновь и вновь. Из-за умения читать в нашем мозгу пролегли провода и кабели, сделавшие нас другими людьми. Мы просто-напросто не можем не читать.

Чтение изменило нас столь же существенно, как на более ранней стадии умение говорить. Язык (в его устной форме) мы можем рассматривать как некий вирус — или, чтобы это звучало оптимистичнее, — как «симбионт», то есть организм, образующий с человеком симбиоз. То, как язык живет в нашем мозгу, можно сравнить с тем, как у нас в кишечнике живут микробы, способствующие перевариванию пищи. Без микробов в кишечнике человек не мог бы усваивать съеденное. Без языка человек беспомощен, без поддержки со стороны себе подобных человек не выжил бы. Симбионт и организм-хозяин сосуществуют таким образом, что один организм получает преимущества от присутствия другого: симбиоз взаимовыгоден. Примером симбиоза является сосуществование грибов и микроскопических зеленых водорослей, вместе образующих лишайники[21]. Вопрос о том, считаем ли мы, что наш мозг колонизован языком, или радуемся присутствию этого чужака, нерелевантен. Язык — или в любом случае генетическая предрасположенность к использованию языка — это фактор эволюции, способствовавший выживаемости нашего биологического вида. Вполне вероятно, что наш мозг по размеру столь значительно превосходит мозг других млекопитающих именно в результате возникновения языка. То есть у человека очень высок коэффициент энцефализации: относительный размер мозга, наблюдаемый у конкретного вида, по сравнению с ожидаемым размером мозга у животного с таким размером тела.

Язык — это явление культуры, а не эволюции. Никакого «гена языка» не существует. Однако возникшая в ходе эволюции генетическая предрасположенность к использованию языка позволяет человеку его выучить. Более того, каждый человеческий детеныш оказывается «инфицирован» языком-симбионтом и должен жить с ним до тех пор, пока болезнь или смерть их не разлучит. Изучение языка начинается еще до рождения, во чреве матери, так что мы рождаемся с зачатками знания. Одним из первых аспектов языка, воспринимаемых зародышем, является просодия (ритм, интонация и громкость). Именно просодию родного языка можно различить в первых звуках, издаваемых детьми сразу после рождения.

Зародыш начинает слышать с 24-й недели. <…> Звуки, проникающие сквозь стенки матки, важны для развития его слуховой системы. В материнском чреве дети слышат сердцебиение — их первый метроном — и голос матери, а также звуки, связанные с ее пищеварением. <…> Записав частоту сердцебиения у зародыша, ученые пришли к выводу, что в третьем триместре беременности дети уже отличают голос матери от других голосов и звуки родного языка от звуков других языков. Новорожденные явно предпочитают голос и язык матери, а также стишки, песенки и т. п., которые она читала вслух и пела до их рождения. <…> То есть уже в утробе матери они начинают усваивать ряд аспектов той культуры, в которой окажутся после рождения[22].

Эксперименты американской исследовательницы японского происхождения Утако Минай и ее ассистентов, мониторивших сердцебиение 24 восьмимесячных зародышей, показали, что дети еще до рождения отличают английский язык от японского. Оказалось, что они восприимчивы к просодическим различиям между языками. Данный эксперимент показал, что в мозгу у младенца уже при рождении имеется несколько маленьких кирпичиков — фундамент языковых навыков[23].

Без целенаправленных усилий, просто слушая разговоры вокруг, дети естественным образом осваивают язык окружающих. С первых же дней после рождения малыша мы отвечаем на его крик и гуление, используя язык, и так до тех пор, пока ребенок не начнет им пользоваться не хуже нас. Чтобы научиться говорить легко и свободно, ребенок должен освоить язык до шестилетнего возраста. До девяти лет он легко может овладеть еще несколькими языками, после девяти-десяти лет это станет сложнее. Новорожденные узнают просодию только родного языка, а на иностранные не реагируют[24]. Поскольку мы осваиваем язык в столь раннем возрасте, можно сформулировать правило: кто овладел языком, будет владеть им всегда, или, точнее: мозг, развившийся благодаря языку, уже не вернется в доязыковое состояние.

Обычно человеческий детеныш осваивает родной язык автоматически, ибо не существует таких культур и народов, которые обходились бы без речевой коммуникации. В естественной обстановке человек не может не выучить язык. Исключениями являются только «дети-маугли»: те, кто вырос среди животных или в заточении, в полной изоляции от людей, не услышав речь до того возраста, когда овладевать родным языком стало поздно.

История «дикого мальчика» питера

На фасаде паба «Дикарь», расположенного на Бедфорд-стрит в Норвиче (Великобритания), имеется голубая табличка, напоминающая прохожим о том, что осенью 1751 года здесь был арестован таинственный черноволосый мужчина. Все полагали, будто это бродяга или нищий. Говорить он не мог и выражал свои чувства с помощью странного бурчания. Кем же он был?

Когда этот сорокалетний мужчина по имени Питер, не способный к коммуникации с людьми, был одиннадцатилетним мальчиком, его нашли на лугу близ города Хамельн, в Германии. Голый грязный ребенок, с длинными жирными волосами и отросшими ногтями, умел только рычать и пищать. Король Великобритании и Ирландии Георг I (1660–1727), сам родом из Германии, заинтересовался этим одичавшим созданием и в 1726 году взял его с собой в Лондон. Здесь маленький маугли оказался в центре внимания английской аристократии. Шотландский ученый и писатель Джон Арбетнот попытался его чему-то научить, но, кроме музыки, ребенок ни к чему не проявил интереса.

После смерти короля Георга I Питера отправили на ферму в деревне Нортчерч в Хартфордшире, откуда он в 1751 году сбежал, после чего и был пойман в Норидже, в 180 километрах от Хартфордшира, и водворен обратно на ферму. Там он и умер в возрасте семидесяти трех лет.

История Питера — одичавшего ребенка, выросшего вдали от людей и не научившегося говорить, привыкшего, подобно дикому зверю, питаться птицами и сырыми плодами, поражает воображение. Сегодня известно около тридцати случаев обнаружения «детей-маугли». В XVIII веке шведский биолог и врач Карл Линней (1707–1778) ошибочно отнес их к категории Homo ferus, к неполноценному подвиду людей. Самый известный из Homo ferus — Каспар Хаузер, немецкий найденыш, живший в XIX веке.

Что касается письменной формы языка, дело обстоит иначе. Чтение и письмо сделали человека абсолютно уникальным биологическим видом. Только теперь мы добрались до явления, принципиально отличающего нас от других животных. Умение читать и писать не является врожденным и, в отличие от умения говорить, не