Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу» - Евгений Михайлович Майбурд

выпали на долю не только одинаковая слава, но и одинаково печальная судьба… Столкновение Вейтлинга и Прудона с Марксом показывает, что они просто не понимали, куда он стремился. Они были во власти ограниченного классового сознания, и эта ограниченность проявлялась тем сильнее, что жила в них бессознательно»[31].

Еще одна симптоматическая оговорка. Много-много раз еще доведется нам наблюдать в высшей степени странный феномен: культурный человек, достойный уважения во многих отношениях, квалифицированный специалист в своей области и пр. и пр. внезапно, когда дело доходит до оправдания или защиты Маркса, необъяснимым образом проявляет логическую инвалидность и начинает нести какую-то шутовскую ахинею.

Мы уже столкнулись с этим явлением, когда К. Каутский объяснял популярность I тома «Капитала» среди рабочих (см. наш Пролог) и когда д-р К. Кюне констатировал сельскохозяйственный оптимизм К. Маркса (см. выше в данной главе).

Теперь новый пример (обещаем: не последний). Как объяснит марксист конфликт своего кумира с двумя гениальными пролетариями, даже если этот марксист – честный Меринг? Как? Ограниченностью классового сознания… двух пролетариев!

Указанным явлением объясняем мы и расхождение биографа с имеющимися у него же свидетельствами. Совсем нетрудно видеть, что как раз и Прудон и Вейтлинг – оба быстро распознали, куда он стремился. Сам же Меринг сообщает, что Вейтлинг категорически выступил против разжигания братоубийственной войны. Сам же Меринг приводит выдержку из письма Вейтлинга социалисту Криге (в США) о группе Маркса:

«Пресловутая лига состоит из двенадцати или двадцати человек и распоряжается весьма толстой мошной; у них одна прихоть: вести борьбу против меня как реакционера. Сначала им надо снять голову у меня, потом у других, потом у собственных друзей; а затем уж эти господа начнут перерезывать горло друг другу…»[32].

Едва ли имеем мы право возлагать на предсказавшего вину за то, что прогноз его от 1846 г. оправдался многократно, многонационально, многомасштабно по числу жертв. Вейтлинг порвал с этой компанией в самый подходящий момент – в момент, когда марксизм зарождался как идеология, но уже делал первые шаги как практика, ибо практика марксизма началась хронологически раньше, чем теория.

Итак, многое в марксизме можно понять, только если принять во внимание личностный аспект отношений Маркса к своим «идейным врагам», а также и к своим ближайшим соратникам. Такова наша следующая рабочая гипотеза, родившаяся на основе пройденного материала и, как увидит читатель, оправдавшая себя во многих случаях.

С Прудоном началось так. Знакомство – Париж, 1844 или 1845 г. Степень близости – неясна, скорее всего небольшая, но какие-то теоретические разговоры имели место, возможно, в общих беседах на чьей-нибудь квартире. Дружба, скорее всего, не завязалась, но отношения возникли. Затем вынужденный отъезд Маркса (высылка) в Брюссель, где Маркс и Энгельс от общих рассуждений перешли к практике, а заодно и к выработке своей гениальной теории.

На календаре – 5 мая 1846 г. (Марксу в этот день исполнилось 28 лет):

«Маркс пишет письмо Прудону, предлагая ему стать французским корреспондентом Брюссельского коммунистического корреспондентского комитета и принять участие в обсуждении вопросов теории и тактики рабочего движения. Из ответного письма Прудона от 17 мая Маркс убеждается в наличии коренных разногласий между ним и Прудоном и отказывается от намерения установить связь с французским рабочим движением через Прудона» (4/581).

Так сообщает Издатель. Для профессиональных марксистов тут все нормально. Не странно им, когда сперва предлагают обсуждать, но, узнав о расхождениях во мнении, от обсуждения отказываются…

Что представляло собой на деле подобное «обсуждение» – показывает история дискредитации Вейтлинга, позволившего заманить себя в эту ловушку[33]. Прудон ничего этого не знал, да и не ему было опасаться какого-то немца… Но вернемся к описываемым событиям. Письмо Маркса к Прудону дышит глубоким уважением к адресату. Оно чрезвычайно любезно, если не сказать – льстиво. Там есть такие строки:

Что касается Франции, то мы все уверены, что не сможем найти там лучшего корреспондента, чем Вы. Вы ведь знаете, что до сих пор англичане и немцы лучше всего оценили Вас, чем Ваши собственные соотечественники (27/394).

В конце письма – приписки двух сподвижников Маркса по «комитету» – Филиппа Жиго и Фридриха Энгельса. Первый называет адресата выдающимся человеком, второй пишет просто:

Заверяя Вас в глубоком уважении к Вам, которое внушили мне Ваши сочинения, остаюсь преданным Вам Фридрих Энгельс (27/395).

Ах, да! Мы упустили Марксов постскриптум этого письма. Там вот что было:

P. S. Я должен разоблачить перед Вами живущего в Париже г-на Грюна. Этот человек – литературный авантюрист, своего рода шарлатан, который намерен торговать новыми идеями… Кроме того, этот человек опасен. Он злоупотребляет знакомствами, которые он, благодаря своему нахальству, завязал с известными авторами, чтобы создать себе из них пьедестал и таким образом скомпрометировать их в глазах немецкой публики… Остерегайтесь этого паразита (Там же).

Все-таки для чего понадобился этот «Брюссельский корреспондентский комитет»? Уже ясно, что не для «обсуждения вопросов». Для чего же? Предлагаем отнестись к цитированному «P. S.» предельно внимательно, тогда вы получите ответ на этот вопрос. Ответом является и сам факт низкопробного наушничества, и формулировки (надо сказать, четкие), которые, конечно, мы с вами должны отнести отнюдь не к Грюну.

Карл Грюн – автор книг о рабочем вопросе и тогдашний сотрудник Прудона. Мало, очень мало достоверного можем мы найти о нем в доступных нам источниках. По нуждающимся в проверке сведениям, они были с Марксом то ли одноклассниками в гимназии, то ли закадычными друзьями и собутыльниками на первом курсе Боннского университета, а может, то и другое.

Не имеем возможности мы и судить о том, чего стоят идеи Грюна, которые у наших марксистов называются «истинным социализмом» – именно так, в кавычках. (Хайек говорит, что это была модификация идей Сен-Симона и что Грюн первым употребил термин «научный социализм».) Да это ли для нас важно?

Прудон ответил согласием сотрудничества, при этом он достойно отвел обвинения от личности Грюна, а также счел нужным выразить свое отношение к намерениям молодого да раннего Карла Маркса. То самое, цитированное выше «майское письмо» (от 17 мая). Как можно убедиться, оно было написано спокойным и увещевательным тоном старшего товарища (Прудону было уже 37 лет), содержание письма не оставляло сомнений в отрицательном отношении Прудона к идеям, которые два года спустя воплотились в «Манифесте Коммунистической партии». «Коренные разногласия» были налицо, их история стала разворачиваться. Сперва – отнюдь не на теоретическом фронте. Прудон еще не знал, с кем имеет дело.

Издатель сообщает:

«15 августа 1846 г. По поручению Брюссельского коммунистического корреспондентского комитета Энгельс приезжает в Париж с целью пропаганды коммунизма среди рабочих – членов парижских общин Союза справедливых, организации корреспондентского комитета и борьбы против “вейтлингианства”, “прудонизма”, “истинного социализма”» (4/582).

Разумеется, никакого «вейтлингианства» или «прудонизма» как движения –