Велесов Ключ. Сакральные коды русских сказок - Галина Ивановна Пономарёва

законную жену, воцаряется в тереме, да так ловко, что даже любящий муж не замечает подмены. Видимо, речь идёт не о семейной драме, а всего лишь о календарной смене богинь в пантеоне. В конце сказки Ведьму привязывают к лошадиному хвосту и размётывают по полю. Так, даже закоренелое Зло призвано, в конечном счёте, служить Добру. Разрывание и разбрасывание обрядовых кукол — важный приём земледельческой магии, отражённый в обрядах Купальского цикла.

Сказка заканчивается возвращением Лады и гибелью Марены, но лишь для того, чтобы вновь и вновь повторялся танец двух Богинь перед Солнечным супругом.

Но даже солнце не может вечно пребывать на своём троне; оно сходит с вершины, и на земле наступают осенние сумерки.

V. Осенняя стрела

Лук — что царь, стрелы — что посланнички!

На нашем календаре дни осеннего равноденствия отмечены «стрелой». В рунической письменности это руна «Тюре» — тур с опущенными к земле рогами, или, следуя терминологии Германа Вирта, «свет, опускающий руки», или «безрукий воин», наделённый, тем не менее, чувственной фаллической силой.

Стрелу издревле использовали в мужских возрастных инициациях, её давали в ручку новорождённому мальчику, ею отодвигали фату с лица невесты на славянской свадьбе, стрелой проводили пробор на её распущенных волосах. После жених выстрелом из лука снимал стрелой кольцо для невесты. Стрела и кольцо — исконные символы мужского и женского; этот пласт знаков — самый цельный, глубинный и жизнеутверждающий. Четыре стрелы втыкали по углам свадебных покоев русских князей и вешали на них калачи и шкурки чёрного соболя. Стрелой поутру поднимали одеяло новобрачных.

«Стрела златая, тонко оперённая» звенит в зачине многих славянских сказок, самая известная из них — сказка «Царевна-Лягушка». Эту сказку иногда называют «княжеской», мол, рассказывали её молодым боярам, чтобы набирались ума-разума и сызмальства учились дворцовому этикету, но в дальнейшем такой сословный подход ничем не подтверждается.

Сказка о Царевне Лягушке начинается с символического пускания стрелы, примечательно, что в Древнем Риме прободение участка земли копьём или стрелой входило в ритуал объявления войны как символ доминирования, в том числе, и сексуального.

Обряд пускания стрелы в сказке — троичен. Троекратное совершение колдовских действий в народной магии базируется на уверенности — третий раз волшебный! В сказке три стрелы соответствуют кастовым границам в древнем обществе, установленным в согласии с учением Вед.

Санскритское слово «каста» сродни русскому «качество», и древнеиндийское учение ставит качество человека в прямую зависимость от его варны, то есть происхождения.

Стрела старшего брата попадает в руки боярыни. Боярство связано клятвой служения Царю; согласно индийским Ведам, это кшатрии, благородные витязи, охраняющие земной порядок.

Стрела среднего брата падает на купеческий двор. Купечество, или каста вайшья — некогда подпирала собою две высшие касты: браминов и кшатриев. Согласно Ведам, торговый люд произошёл из рук Брахмы, и в силу этого его кругозор ограничен сферой стяжания и накопления.

Цель Ивана Царевича — выбить десятку (вспомним о десятой «коронованной» букве). В Индии вершина кастовой пирамиды представлена всезнающими брахманами, и задача Ивана-Царевича стать таким Царём-Волхвом, воплотить в себе мудреца, властителя и мага.

Но первый выстрел Ивана Царевича оказался неудачным: он «пустил стрелу в белый свет, как в копеечку». Символ мужества надо вернуть, и герой пускается в неизбежное странствие по годовому кругу на поиски потерянной удачи: погасшего луча, «утраченного мужества»…

В сказках роль гонимого и проходящего испытания обычно достаётся тому, кто обладает наиболее крепкой связью со знающей Природой. Герой, олицетворяющий в себе космическую полноту, предстаёт в осиротевшем, убывающем облике, будто оставшаяся без матери девица, Иван-дурак, защипанный гусёнок, бычок-дристунок или самый хилый конь из табуна бабы-Яги.

Именно свет в его страдающем аспекте даёт движение сказке и происходит восстановление божественного порядка, попранного временной атакой или даже победой тёмных сил. В этом ключ к народному пониманию подвига; через тернии к звёздам, через преодоление к победе, через разлуку к воссоединению.

Известно, что кривую страну Бог правит, и Неведомая судьба уже поджидает незадачливого стрелка посреди кочек и камышей.

V. Имя Розы

Розу белую с чёрной жабой

Я хотел на земле повенчать.

С. Есенин

Поэзия говорит с нами языком высочайших символов и глубинных откровений. На этом языке белая Роза и чёрная жаба — образ несовместимости земного и небесного. Венчая розу и жабу в таинстве духовной свадьбы, поэт признаётся в трагической незавершённости своего пути-посвящения.

Нет сомнений, что Роза и Жаба — это древние шифровальные ключи. На Востоке роза — деликатный символ йони, женского начала, очень древний и изысканный. На Западе, у алхимиков средневековья, роза означала сокровенное знание о природе вещей, а «Чёрная жаба» означала отнюдь не «земноводное», а стадию «нигредо» — первоначальный, низший этап алхимической работы. Сказки также убеждают нас в том, что Жаба имеет прямое отношение к инициации.

В обряде женского посвящения девица была обязана пройти стадию «жабы», и это воистину «работа в чёрном». В это время она угнетается сводными сёстрами и злой мачехой, её одежда и лицо выпачканы золой и грязью, её волосы растрёпаны. Но этот униженный облик маскирует возвышенную и героическую душу, юную волшебницу, идущую по ступеням Посвящения[10].

Сказка о Царевне-Лягушке таит не одну загадку: болотная жительница держит стрелу Ивана Царевича зубами! Удивительно, но при всей наблюдательности народной, жабы и лягушки в сказках и былинках зубасты: «Жаба, що под берегом сидела зубом стреготила».

Мы уже говорили о фонетическом и семантическом родстве Бабы Яги и Лягушки. Древняя руна Инг объясняет многие фольклорные странности, и даже «зубы лягушки».

Косвенная связь Бабы-Яги с молочными зубами зафиксирована этнографами. Молочные зубы обычно жертвовали Матери-Сырой Земле. В символическом смысле тропу в Лес Посвящений, к избушке строгой учительницы прокладывали выпавшие молочные зубы.

Смена премоляров соответствовала первой ступени возрастной инициации в древнем обществе — семи годам. Вполне возможно, что именно Лягушка покровительствовала туманной заре юности и начальным шагам женского посвящения. Она была помощницей Бабы Яги, её сакральной ипостасью, и в дальнейшем именно она подверглась поруганию и стала объектом брезгливого отвращения и прямой жестокости.

В поздней христианизированной народной мифологии лягушки считались потомством Адама и Евы, плодом первородного греха, детьми, которых они постеснялись представить Господу.

«Отчего жаба в погребе живёт? Наготы своей мерзкой стыдится!» — сказано в народной былинке. В этой странной связи «наготы» и «мерзости» сокрыт один из