Александр Афанасьев - Поэтические воззрения славян на природу - том 1

Мы указали на целый ряд тех животненных образов, какие придавались народами арийского происхождения своим стихийным божествам; в следующих главах настоящего труда будут указаны и другие присвоявшиеся им олицетворения. Разнообразие этих представлений послужило источником верований в превращения богов и демонов и вообще в оборотничество. Одно и то же явление природы, в глазах древних поэтов, могло принимать различные, много изменчивые формы, роднившие его с зверями, птицами, гадами, рыбами и даже неодушевленными предметами. Ярко блистающие на чистом небосклоне светила рисовались фантазии совершенно в иных образах, нежели светила, омраченные тучами; золотистая молния представлялась и отдельно от темной тучи (как сила, враждебная ей), и слитно с нею (как пламя, кроющееся в ее недрах), и согласно с тем или другим воззрением, изменялись и образы, придаваемые владыке небесных гроз. Не только боги и нечистые духи, но и колдуны и ведьмы, по связи их с стихийными явлениями, силою доступных им чар и заклинаний могут преображаться в разные виды. На таком веровании, широко распространенном почти у всех народов, создалось множество интересных эпических сказаний. Мы остановим внимание на одной народной сказке, замечательной свежестью поэтических красок. Содержание ее следующее: отдает старик сына в науку к колдуну или к самому черту, и тот научает его волшебному искусству превращений. Воротившись к отцу, сын оборачивается то птицею-соколом, то борзою собакою, то жеребцом и заставляет продавать себя за дорогую цену; на беду покупает коня хитрый колдун и держит его в крепкой неволе. Раз как-то удалось жеребцу сбросить узду, и пустился он спасаться бегством, а колдун тотчас за ним в погоню. Начинается длинный ряд превращений: жеребец оборачивается гончим псом, колдун преследует его в виде хищного волка; пёс перекидывается медведем, волк — львом; медведь превращается белым лебедем, а лев за ним ясным соколом: вот-вот ударит! Видит лебедь: река течет, упал прямо в воду, обернулся ершом — ощетинился, а сокол сделался щукою и гонится за бедною рыбкою. Ерш выскочил из воды и покатился кольцом прямо к ногам царевны, что стояла на берегу и мыла белье. Царевна подняла кольцо и надела на пальчик: день ходит с кольцом, а ночь спит с молодцом. Но вот является во дворец колдун и требует возвратить ему потерянное кольцо. Царевна бросает колечко наземь, и оно рассыпается мелкими зернами. Колдун оборачивается петухом и начинает клевать зёрна, а тем временем одно семечко, что укрывалось под башмаком царевны, превратилось в ястреба: налетел ястреб на петуха, убил врага и развеял (408) пух его и перья по воздуху.[2538] Сказка эта известна у весьма многих народов,[2539] что доказывает ее глубокую древность. Ряд превращений, совершаемых двумя враждебными лицами, из которых каждое хочет пересилить своего противника, так мотивирован в кельтском предании о Корыдвене или Церыдвене. Чародейка Корыдвена собрала зелья, таинственные свойства которых только ей одной были ведомы, и заставила карлика Гвиона сварить волшебный напиток. Долго приготовлялось это снадобье; наконец брызнула закипевшая влага, и на палец карлика попали три горячие капли. Сильная боль заставила его сунуть обожженный палец в рот, и в ту же минуту, как только коснулись его уст чудесные капли, перед ним открылось все будущее. Опасаясь гнева Корыдвены, он бросился со всех ног бежать. Между тем чаша, в которой варилось снадобье, распалась на куски. В назначенную пору явилась чародейка, увидела черепки и пустилась за беглецом. Карлик узнал про то вещим духом и оборотился в зайца, а Корыдвена сделалась хортом и гнала за ним до реки. Здесь заяц обернулся рыбою и вскочил в реку, а чародейка перекинулась выдрою и продолжала преследовать его под водою. Но вот карлик увидел в стороне насыпанную кучу пшеницы, оборотился в зернышко, упал в кучу и смешался с другими зернами; а волшебница тотчас же превратилась в черную курицу и стала клевать пшеницу, и т. д.[2540] В такой оживленной поэтической картине изображает миф весеннюю грозу: малютка-молния вступает в распрю с демоном туч, и как последний хочет поглотить первую — так эта стремится от него скрыться и, сама одеваясь в облачные покровы, принимает изменчивые образы, пока не успеет окончательно поразить своего противника.[2541] Кипучее снадобье, которое варит карлик, есть приготовляемая в грозе влага «живой воды» (дождя), и рассказ об этом вещем напитке соответствует скандинавскому преданию о каплях крови змея Фафнира (см. гл. XX).

1

«Виса висит, хода ходит, виса впало, хода съела» — говорит народная загадка про древесный плод (яблоко, грушу, желудь) и свинью. — Черниг. Г. В. 1855, 21.

2

М. Мюллер: Чтения о языке, 293.

3

М. Мюллер, 64–65.

4

Die Götterwelt, 39–46.

5

М. Мюллер, 66–68.

6

Послов. Даля, 656 — 8, 662; Этн. Сб. VI, 54.

7

Старосв. Банд., 233.

8

Этн. Сб., VI, 43.

9

Н. Р. Ск. II, 20 и стр. 335-7; V, 49; VI, 41–44; VIII, стр. 455–463.

10

См. статью Стаховича: «Народные приметы в отношении к погоде, земледелию и домашнему хозяйству». — в Вест. Р. Г. О. 1851, VI.

11

О.З.1848, V, 22; Нар. сл. раз., 145 — 7; Oп. Румян. Муз., 551.

12

Иллюстр. 1846, 246.

13

Херсон. Г. В. 1852, 17.

14

П. С. Р. Л. I, 73; Карам. И. Г. Р. II, примеч. 113.

15

Рукописи гр. Уварова, 112.

16

Вероятно: клянется костями предков.

17

Изв. Ак. Н. IV, 310.

18

Русский раскол старообрядства, Щапова, изд. 1859, 451 — 2; Иоанн, экзарх болгар., 211; Летоп. занятий Археогр. Ком. I, 43, 53. Сличи в сборнике XVIII столетия: «и пса слушают, и кошки мявкают, или гусь кокочет, или утица крякнет, и петел стоя поет, и курица поет — худо будет, конь ржет, вол ревет, и мышь порты грызет, и хорь порты портит, и тараканов много — богату быти, и сверьщков — такожде, и мышь в жниве высоко гнездо совиет — и снег велик будет и погода будет, кости болят и подколенки свербят — путь будет, и длани свербят — пенязи имать, очи свербят — плакати будут, и встреча добрая и злая — и скотьская, и птичия, и звериная, и человеческая; изба хре(у)стит, огнь бучит, и искра прянет, и дым высоко в избе ходит — к погодию, и берег подымается, и море дичится, и ветры сухие или мокрые тянут, и облаки дождевыя им снежныя и ветренныя, и гром гремит, и буря веет, и лес шумит, и древо о древо скрыпает, и волки воют, и белки скачют — мор будет и война встанет, и вода пребудет, и плодов в лете в коем не будет или умножится, и зори смотрят, небо дряхлуст (?) — вёдро будет, и пчолы шумят — рой будет, и у яблони хвостики колотят, да яблоки будут велики… Сие творяще да будут прокляти» (Оп. Румян. Муз., 551 — 2).

19

Совр. 1856, XI, 8.

20

Рус. Бес. 1856, III, ст. Максимов., 85–86; Номис., 5; Цебриков, 264.

21

Киев. Г. В. 1850, 22.

22

Черниг. Г. В. 1856, 22.

23

Ворон. Г. В. 1851, 11; D. Myth., 1189.

24

Рус. Сл. 1860, V, 34–35.

25

Нар. сл. раз., 158 — 9.

26

Иллюстр. 1845, 504.

27

Черты литов. нар., 95.

28

Иллюстр. 1846, 172; Этн. Сб., II, 127.

29

Метлинск., 87–88.

30

Маяк, XI, 21.

31

Записки Авдеев., 116.

32

Сахаров., 1,37; D. Myth., 1047.

33

Рус. Сл. 1860, V, 27.

34

Н. Р. Ск. VII, стр. 253.

35

Сахаров., I, 68; D. Myth., 1072.

36

Volkslieder der Wenden, II, 259.

37

О.З. 1848, V, смесь, 9 — 10.

38

Москв. 1855, VII, 68. Девицы во время святочных вечеров слушают под окнами соседей; если гадающей послышится слово: иди — знак, что она в том же году выйдет замуж; слово сядь означает, что сидеть ей в девках, а слово ляжь — лежать во гробу (Чернигов, губ.).

39

Нар. сл. раз., 143; D. Myth., 1071.

40

Опис. Олонец. губ., Дашкова, 208. В некоторых деревнях сваха прежде, нежели отправится на переговоры с родителями невесты, берется за угол стола и сдвигает его с места с таким приговором: «сдвину я столечницу, сдвину и сердечную» (т. е. подвину и невесту к замужеству). — Арханг. Г. В. 1843, 29; Совр. 1857, I, смесь, 54.