Ментальная карта и национальный миф - Виталий Владимирович Аверьянов

2. В этом пункте мы переходим уже ко второму семантическому ядру «правды», который можно обозначить такими понятиями, как реализм, достоверность, верность действительности. Правда смотрит на мир реалистично, не существует тайн и теневых сторон, в которых могло бы что-то быть утаено от сознания правды. Люди потому не владеют всей правдой, что многие явления и закономерности просто не попадают в поле их зрения в силу ограниченности человеческих возможностей. Означает ли это, что домыслы, фантазии, попытки интуитивного проникновения в тайны бытия лишены какой-либо правды? Нет, не означает – но там, где человек отступает от правды-реализма, он находится на нетвердой почве, может ошибаться или просто погрязать в мечтательности, не имеющей опоры в действительности.

3. В этом смысле второе ядро тесно связано с третьим, которое можно определить как честность, правдивость, добросовестность (согласие слова и дела). Человек не может знать всей правды как целостного ви´дения жизни, не владеет он и всей истиной как полной совокупностью фактов, но он должен быть честным перед самим собой в том, что ему не все известно, и не спешить судить о вещах, которые он не постиг.

4. Еще одним смысловом ядром правды выступает правильность (действие в соответствии с правом, правилами – как в узком, так и в широком смысле). Правда как правильность характеризует практическую и этическую заостренность этого понятия-концепта – волевой характер правды как следования тому, что человек считает должным, достижения таким образом высоких нравственных образцов в своем поведении. В то же время если в центре правды-правильности оказывается не этический идеал, а некий произвольный набор формальных правил, то здесь уже следует говорить скорее о ханжестве и фарисействе, скрывающихся под личиной правды, о двойных стандартах, когда расходятся право и нормы для других и для себя. Формальная «правда»-«правильность» в таком случае используется как инструмент для самоутверждения и достижения корыстных целей, «правдой» пользуются избирательно, когда это выгодно.

5. Еще одним аспектом правды оказывается правота – стояние в споре на стороне правды. Правота – это осознание правды, уверенность не столько в себе как таковом, сколько в том, что ты защищаешь по праву. Правота в споре может характеризовать как защиту собственных справедливых интересов или убеждений, так и не своих, чужих интересов и убеждений, если они справедливы. Но сама по себе справедливость объединяет защитника и объекта защиты в некое ценностное единство. Защищая свою правду, человек в таком случае защищает уже и правду вообще. Защищая другого правого, он защищает высшую правду, а значит, и себя как причастника правды, и свои убеждения в правде вещей, как они есть и должны быть. В этом пункте мы видим причины народного скепсиса по отношению к профессии адвоката, который вынужден отстаивать в суде интересы своего клиента, даже если хорошо понимает, что правота на другой стороне.

6. Как узкий масштаб правоты и честности можно рассматривать такой аспект правды, как прямота. Прямой человек – склонный не кривить душой, не скрывать своего мнения. В то же время правда-прямота не подразумевает, что человек должен везде и постоянно инициативно бороться за правду, вызываться говорить правду, даже если в этом нет особой необходимости и потребности у кого-либо, кроме него. Прямота – это характер человека, который в критической ситуации не кривит душой, не лицемерит. Но если человек делает «прямоту» своим постоянным амплуа, становится назойливым в нем, это уже «правдоруб», трагикомический персонаж, превращающийся в затычку в каждой бочке.

7. Правда как подлинность, неподдельность, настоящее – этот аспект тесно переплетен и с правдой-истиной, и с правдой-достоверностью, и с правдой-добросовестностью. Самостоятельное значение данное смысловое ядро правды приобретает в связи с очищением вещей и сознания от примесей неправды, от обмана, от полуправды, от подделок и имитации подлинности.

8. Как уже говорилось выше, стержневым аспектом правды является в русской языковой картине праведность, безгрешность. Праведность есть непосредственное воплощение всех принципов правды в человеке. Правда-праведность может рассматриваться как генеральная порождающая метафора всех остальных смысловых ядер правды. В праведности сходятся и правда-истина как сердечное знание сути вещей (мудрость), и правда-достоверность, в ней обретаются критерии: честности, правильности, правоты, прямоты и подлинности. Наконец, из праведности черпает свою силу и правда-справедливость, к которой мы вновь возвращаемся.

9. Справедливость как аспект правды представляет собой способность судить по правде, различать истину ото лжи в тех измерениях жизни, которые доступны человеку. Поэтому ключевым синонимом справедливости выступает понятие правосудия. И здесь важно понимать, что правда-справедливость, безусловно, не сводится к обычному юридическому или правовому процессу[14]. Справедливость совпадает с правосудием, взятым в его широком, в том числе и метафизическом, смысле. С другой стороны, в самой морфологии слова «справедливость» мы видим указание на личностное свойство – на это указывает суффикс «ость» (сравните: боязливость, болтливость, заносчивость, опрометчивость, брезгливость и т. д.). Справедливость – это определенное вживление навыка правды, правдивости и нелицеприятной оценки действительности в личностный строй человека. Справедливость – склонность к тому, чтобы соизмерять все явления жизни с правдой.

О таинственном пророчестве Псалтири

Известно пророчество псалмопевца Давида, которое звучит следующим образом: «Милость и истина сретятся, правда и мир облобызаются; истина воссияет от земли, и правда приникнет с небес» (Пс. 84, 11–12). Существуют различные толкования этих стихов. В православной экзегетике распространена трактовка «истины», которая «от земли» – как Христа, который, будучи Богом, родился как человек и в этом смысле «воссиял» не с неба, откуда было бы естественно ожидать «Божественную Истину», но именно от земли. Во Христе встречаются милость и истина, мир и правда, к Нему и Его жертве «приникает» с небес Высшая Правда Бога-Отца.

Не оспаривая данное толкование, хотелось бы обратить внимание на то, что в этих строках Псалтири, обладающих огромной символической глубиной, утверждается неочевидная связь истины с милосердием, а правды – с гармонией. Такого рода символические максимы предоставляют большой потенциал для философских интерпретаций.

Так, мы можем поставить сами перед собой вопросы: как соотносится строгое и непреклонное знание истины, нелицемерное и в этом смысле беспощадное, по известной формуле, «срывающее все и всяческие маски» – с милосердием? Не получается ли так, что после обличения зла и пороков человека или человеческого рода – последней истиной, которую возможно огласить о нем, оказывается вовсе не ввержение его в вечные муки, но милость? Ведь преступник и грешник в последнем приближении сам является жертвой – жертвой дурной наследственности, дурной среды, дурного воспитания и, наконец, жертвой собственного дурного самоопределения, то есть собственной «глупости»?

С другой стороны, мы можем задаться вопросом: как соотносятся правда, которая на земле зачастую выступает в воинственной ипостаси, правда, за которую приходится сражаться,