Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

Как мы находим постоялый двор? По его вывеске. Вы идете в таверну за вином, потому что увидели вывеску. Вы говорите хозяину таверны: «Налей мне вина…» [А что насчет] женщины, которая надевает одежду или украшает голову модными штучками, которые все равно что вывеска распутницы? Вы попросите ее о… вы понимаете, о чем я говорю. Вы попросите ее об услугах распутницы, так же, как просите вина у хозяина таверны»[67].

Такие моральные суждения об одежде были мягкой силой наряду с регулирующими законами своего времени. Они одновременно выполняли две функции: объясняли сбивающее с толку изобилие новых стилей понятными для массовой аудитории словами и создавали оправдание для формальных и неформальных санкций для нарушителей. Главным предметом светских регулирующих законов был статус.

А вот первой заботой подобных церковных нравоучений была стабилизация отношений между одеждой, полом и религией. Если регулирующие законы гарантировали, что одежда обозначает социальное положение, религиозные и моральные дресс-коды предназначались для того, чтобы одежда была олицетворением пола, греха и религиозных убеждений.

Одежда – это не только знак гендера, ее задача отличить греховное проявление сексуальности от добродетельного, особенно для женщин. Проповеди Бернардина Сиенского были частью давней традиции религиозного морализаторства, направленного против моды. Первые христиане учили верующих одеваться скромно, особо осуждая женщин, пользовавшихся косметикой, носивших яркие одежды или украшения. Ко II веку христианское духовенство начало формально закреплять церковные обычаи, появились подробные правила, касавшиеся одежды.

Отец церкви Тертуллиан предложил понятные ограничения, основанные на принципах строгости и скромности. Он выступал против роскоши любого рода. Подчеркивая тщеславный характер украшений, он написал: «Даже если мы называем это жемчужиной, ее определенно следует рассматривать как всего лишь твердый и круглый комок внутри раковины». Тертуллиан предостерегал против одежды, окрашенной яркими красками: «Мы не можем предположить, что Господь был не способен создать овцу с фиолетовой или небесно-голубой шерстью… Следовательно, такую шерсть следует считать порождением дьявола, разрушителя природы».

Он советовал женщинам-христианкам носить покрывало, «оставляя открытым только один глаз и довольствуясь этим, ибо лучше наслаждаться половиной света, чем распутно открывать все лицо». Тертуллиан настаивал на том, что христианам следует быть «нетерпимыми к тому, чтобы становиться объектом желания». Он выступал и против косметики: «Эти женщины определенно грешат против Бога, раз они умащают лицо кремами, пятнают щеки румянами или удлиняют брови сурьмой. Очевидно, они не удовлетворены творческим мастерством Господа».

Он бранил тех, кто пользовался краской для волос и делал сложные прически, носил парик или заплетал косы, указывая на то, что тщеславные женщины не смогут взять свои ухищрения с собой, когда будут получать свою последнюю награду или последнее наказание: «Почему не позволить Господу увидеть вас сегодня такими, какими Он увидит вас в день Страшного суда?»[68]

Бернардин Сиенский продолжал эту традицию. Он путешествовал по Итальянскому полуострову и проповедовал отказ от излишней роскоши. Он сравнивал женские украшения с Вавилонской башней: «Как Нимрод, строивший великую башню, пытался возвести ее против воли Господа, так и подобные сооружения на голове… будут считаться восхвалением себя и восстанием против Бога. Вы определенно можете увидеть наверху валы и узкие бойницы… волосы и драгоценные камни. Прямо перед вами лицо, накрашенные глаза и инфернальная улыбка; на щеках сияют румяна»[69].

Средневековые христиане считали проступок Евы в райском саду прототипом женской слабости: присущая женщинам греховность тела стала одним из догматов веры. Считалось, что женщины по природе своей склонны к греху тщеславия, и роскошная одежда является признаком этой предрасположенности. Согласно одной средневековой притче, одна женщина

«появилась в церкви, разодетая как павлин, не замечая, что на длинном шлейфе ее роскошного платья сидело множество мелких демонов… Они хлопали в ладоши от радости… так как неуместное платье женщины было ничем иным, как ловушкой дьявола»[70].

В соответствии с таким отношением многие законы запрещали проституткам подчеркивать свою привлекательность мехами, серебром, драгоценными камнями и другими украшениями, считавшимися «выражением… любви женщин к украшательству»[71]. И все женщины, носившие красивые, привлекающие внимание, модные наряды, даже те, кому классовая принадлежность это позволяла, сталкивались с моральной цензурой.

Но многие средневековые дресс-коды и дресс-коды начала эпохи Возрождения не пытались упразднить роскошную одежду. Вместо этого они превращали любую одежду в символ пола, указывающий одновременно и на биологический пол, и на добродетельность или греховность. Законы многих городов даже требовали от проституток носить одежду ярких тонов с изобилием декоративных деталей, таких как ленты, в знак принадлежности к их профессии.

В каком-то смысле эти законы пытались укрепить регулирование в одежде, используя обратную психологию, подобную той, что описывал Томас Мор в своей «Утопии». Обязывая падших женщин носить броскую одежду, закон делал ее отвратительной для достойных женщин. К примеру, в XIV веке в Сиене проститутки должны были носить шелка и обувь на платформе, которые регулирующие законы запрещали. Точно так же в 1434 году, после того как религиозный комитет постановил, что платья со шлейфом «непристойны, аморальны и чрезмерны, и в действительности являются нарядом проститутки», епископ Феррары издал указ, что только проститутки и могут их носить[72].

В XIV и XV веках итальянские города Пиза и Милан потребовали, чтобы проститутки носили ярко-желтые ленты или особые накидки, как символы их профессии. Во Флоренции в XV веке проституток заставляли оповещать о своем появлении звоном колокольчиков, прикрепленных к капюшонам накидок.

* * *

Летом 1416 года, примерно за десять лет до того, как Бернардин Сиенский осудил женское тщеславие, женщина, которую обозначили как «Аллегра, жена Иосифа», была арестована в итальянской Ферраре. Ей присудили штраф в десять дукатов за то, что она появилась на публике без серег[73]. Ее модное преступление заключалось в том, что она не продемонстрировала визуальный знак своей общины. Аллегра была иудейкой, а закон предписывал еврейским женщинам носить «висячие кольца в ушах… неприкрытые и видимые всем»[74].

Символизм тут не мог быть яснее: в эпоху, когда излишние украшения считались признаком греховности, иудейки по закону должны были носить заметные украшения. Дресс-код, осуждавший украшения как признак тщеславия, сделал их обязательным знаком иудаизма.

До XV века иудеи в Северной Италии жили, по большей части, в гармонии с христианами, соседствовали с ними и делили многие вековые обычаи и моды. Как пишет историк Дайана Оуэн Хьюз,

«евреи часто становились полноправными жителями итальянских городов, которые не только признавали их право на это, но и иногда назначали на общественные должности… Их жилища были разбросаны по городу, стояли рядом с домами христиан… Стало в высшей степени трудно отличать иудея от христианина. Они говорили на одном языке, жили в похожих домах и одевались с оглядкой на одни и те же моды»[75].

Иудеи были социально интегрированы в эти города, они были жизненно необходимы для местной экономики, поставляли товары и финансовый капитал знати, а иногда и самой церкви: «Когда братия нуждалась в деньгах, монахи закладывали свои библии еврейским ростовщикам; когда им требовалась новая крыша, они шли к еврею – торговцу скобяными изделиями… Когда монастырские матрасы начинали разваливаться, они искали еврейского мастера по матрасам…»[76]

Короче говоря, в повседневном бытовом взаимодействии типичный итальянец с Севера не отличал христианина от иудея и зачастую не мог этого сделать. И в этом, с точки зрения церковных властей, и заключалась проблема. Начиная с Четвертого Латеранского собора 1215 года религиозные эдикты требовали, чтобы иудеи носили отличительные знаки.

К примеру, в 1221 году Фридрих II, император Священной Римской империи и король Сицилии, потребовал, чтобы иудеи королевства носили знак отличия, хотя Хьюз пишет, что «ни одно муниципальное правительство не заставляло своих горожан-евреев строго следовать… законодательству». В 1322 году в Пизе требовали, чтобы «иудеи… дабы опознавать их и отличать от христиан… должны иметь и носить ясно видимый знак, а именно букву О из красной ткани»[77]. В Риме в 1360 году мужчинам-иудеям следовало носить красную