Книга тишины. Звуковой образ города - Сергей Юрьевич Румянцев

испещрено, изрешечено купюрами! Может быть, в них «провалились» те самые мельчайшие детали, которыми так ценны для меня «Воспоминания» Добужинского… Но делать нечего. Почитаем еще.

«Природа обладает аристократическими ушами: она не выносит шуму. Оттого она любит обращать города в пустыни и много шумящие кучки людей недолго терпит на своем молчаливом лоне: много шумевшим кучкам – Вавилонам, Фивам, Ниневиям она дала пошуметь крошечные уповодки времени – кому тысячу, кому две – лети накрыла навсегда их покрывалом тишины.

<…> Новый „транспорт“ – железные дороги, автомобили, автобусы, трамваи – шумны по природе. У истории стал „шумный транспорт“.

С неба прежде – века веков – веяло на человека тишиной. Какбы ни шумела история, как бы ни вопили народы, как бы ни гремели битвы – с неба веяло тишиной. <…> Только „шум Господней непогоды“(А. Толстой) нарушал эту тишину неба. <…> Противоположность рушащегося человеческого шума – шума истории – и нерушимой тишины неба была одним из драгоценных сокровищ человеческого сознания, одним из неиссякаемых источников человеческого успокоения и углубления бытия в себе. Недаром Лермонтов, чья биография так шумна, а душа так тиха, – на поле битвы:

И с грустью тайной и сердечной

Я думал: „Жалкий человек.

Чего он хочет!.. небо ясно,

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он – зачем?“

Теперь нельзя уже так думать, глядя на небо, как думали князь Андрей и Лермонтов. <…> Теперь с неба – шум: отвратительное ерзанье и назойливое цокотанье аэропланов и дирижаблей… Теперь небо пронзено острием суеты, молвой паутин радио.

Прежде, ну, в городе была суета и шум (1/1000современной), но выйдешь в поле —

Там вековая тишина.

Теперь и в поле нет ее – не только вековой, но и суточной: с неба цокочут аэропланы, пролетающие из Берлина в Москву над смоленскими полями. На земле, на ниве уж не слышится тихое понукание пахаря:

Ну, тащися, сивка!

Теперь и в полях – завелся грубый шум трактора, визги копоть машин…»

Теперь, сегодня, сейчас, в начале сентября 1998 года, с этим последним немного полегчало… Но в нынешнем деревенском затишье великое тоже вряд ли родится. Мерзость запустения!.. В общем же и целом все по-прежнему:

«Все шумнеет и все теряет стержень, тишиною связующий с корнем бытия».[28]

Прежде и теперь. Небо и земля. Город и природа. Быт и бытие. Основные маршруты, сюжеты возможного исследования обозначены здесь столь отчетливо, что отсутствие конкретно-звуковой их расшифровки, тем более музыкальных примеров и ассоциаций не вызывает никакого дискомфорта. К тому же в конце этого воспринятого фрагмента Сергей Николаевич использовал столь любимый мною ход…

«А какое богатство в русском языке слов для „тишины“ и всех ее явлений – значит, тут было богатство в онтологическомвосприятии русским народом „тихого места мира и человека“.

Тишина.

Тишь. Затишье.

Оттишь (Олонецкий край: на озере).

Тихость (в человеке, в душе, добротное свойство, как кротость, доброта и т. п.).

Тихмень (о погоде: «тихость» природы – безветренность, безбурность).

Тихий —

а рядом с минусом: тихоня – лже-тихий, лукавотихий и т. д.

А наречия: „тихо“, „тихонько“, „тихенько“, „тихохонько“ („я тихохонько пою: „баю, баюшки, баю“ – Сологуб), „тихомолком“, „тишком“ (лже-тихо), „исподтишка“ (злостно-тихо) и др. Само имя Тихон для русского человека не „счастливый“, а тихий, и тот, кто по характеру своему и действиям шумен, а не тих, про того, как про недостойного своего имени, говорят с укором: „Тихон… с того света спихан!“

Какая красота в слове тишайший!»[29]

Какая красота!.. И как странно волнует сердце знание того, что когда-то слово это было составной частью титула русских государей (а не только личным «прозвищем» царя Алексея Михайловича).[30]

Впрочем, не менее обширно и многозначительно шумовое семантическое поле русского языка. Здесь же отмечу глубокую связь дурылинской прощальной апологии тишины с прозвучавшими на Маковце идеями П. Флоренского. Напомню о том, что, как известно, Дурылин вместе с Флоренским и В. В. Розановым в 1918–1919 годах жил и работал в Сергиевом Посаде, в Троице-Сергиевой лавре. Но и тогда, и всю жизнь он живо, в подробностях помнил тишайшую Москву своего детства и юности. Быть может, именно такое своеобразное, очень личное, но одновременно и очень русское, традиционное, истинное восприятие звучания коренного града России и позволило ему в оглушительном шуме истории расслышать трагический мотив покидающей нас, к звездам отлетающей Тишины…

По логике надо бы перейти непосредственно к воспоминаниям Дурылина, к его звуковой картине Москвы рубежа XIX–XX веков. Но таких личных взглядов и свидетельств существует множество, они взаимно дополняют друг друга и еще пригодятся для подробного анализа структуры традиционной звуковой среды русского города. Прежде необходимо понять: что, собственно, произошло за первую четверть нашего века со звуковым обликом городов и весей России?

Мистицизм звука

Хазрат Инайят Хан

Космический язык

Глава 1

Голоса

Все проявление со всеми его аспектами является записью, на которой воспроизводится голос; и этот голос есть мысль человека. В мире нет такого места, будь то пустыня, лес, гора или дом, деревня или большой город, на котором какой-либо голос, будучи однажды запечатленным, не продолжался бы до сих пор. Несомненно, каждый такой голос имеет свой предел: один голос может длиться тысячи лет, другой – несколько месяцев, третий – считанные дни, а четвертый – несколько часов или мгновений, поскольку все созданное, намеренно или ненамеренно, обладает жизнью; оно рождается и так же умирает; фактически, оно имеет начало и конец.

Человек может испытать это через ощущение атмосферы различных мест.

Сидя на вершине скалы или в горах, человек часто чувствует вибрации того, кто сидел здесь раньше; в чаще или в пустыни можно почувствовать историю этого места: может быть, там был город, и там был дом, и там жили люди, и как все это превратилось в пустынь. Человек начинает ощущать историю всего места, оно общается с ним.

Каждый город имеет свой особенный голос, который как бы «вслух» говорит о тех, кто жил в этом городе и как они жили, какова была их жизнь; он говорит об их степени эволюции, он говорит об их поступках, он говорит о результатах их действий. Люди ощущают вибрации посещаемых, густонаселенных домов, – это всего лишь потому, что там возбужденная, напряженная атмосфера,