Бенедикт Сарнов - Сталин и писатели Книга первая

Видных фигур в литературном, политическом и общественном отношении большевики в Закавказье не имели. Джугашвили, Шаумян, Джапаридзе, Махарадзе — вот и всё. Из них только Алеша Джапаридзе, как работник по профсоюзному рабочему движению, был до некоторой степени известен и популярен. Главой и душой активных закавказских большевиков был всегда Коба.

Таких людей большевистская партия имела мало. Я знал двоих — Кобу и Свердлова. Это были активисты-организаторы, профессионалы крупных масштабов.

Марксизм был его стихией, в нем он был непобедим… Под всякое явление он умел подвести соответствующую формулу из Маркса. На непросвещенных в политике молодых партийцев такой человек производил сильное впечатление. Вообще же в Закавказье слыл Коба как второй Ленин.

Таких апологетических характеристик Сталин тогда (в 1928 году) еще не удостаивался и в советской печати. Знаменитая книжка Лаврентия Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», где Сталину была уготована роль «закавказского Ленина», увидела свет только в 1935-м, то есть семь лет спустя. Да и до того, как Мехлис, назначенный ответственным редактором «Правды», взял курс на создание культа Сталина, тоже должно было пройти еще целых два года.

Были, конечно, в статье Верещака и другие характеристики Кобы, отнюдь не столь для него лестные:

Развит был Коба крайне односторонне, был лишен общих принципов, достаточной общеобразовательной подготовки. По натуре своей всегда был малокультурным, грубым человеком. Всё это в нем сплеталось с особенно выработанной хитростью…

Внешность Кобы и его политическая грубость делали его выступления всегда неприятными. Его речи были лишены остроумия и носили форму сухого изложения… Глядя на неразвитый лоб и маленькую голову, казалось, что, если ее проткнуть, как газ из газового резервуара, с шумом вылетит весь капитал Карла Маркса.

…Была в нем и другая черта, — это способность подстрекать других, а самому оставаться в стороне.

Если бы не набор и таких, малопривлекательных черт, на которые Семен Верещак, рисуя портрет своего знаменитого сокамерника, тоже не поскупился, читая эти воспоминания о молодом Сталине, я бы, ей-богу, не мог отделаться от мысли, что автор их — «наш человек в Гаване». (А в том, что в каждом белоэмигрантском издании такой «наш человек» наверняка был, можно не сомневаться.)

В том, как ловко Демьян использовал в своих целях эти воспоминания С. Верещака, была и еще одна маленькая странность.

Статья «Сталин в тюрьме» в парижской газете «Дни», как уже было сказано, появилась 22 января. А ответ на нее Демьяна был напечатан в «Известиях» 7 февраля. То есть всего две недели спустя.

Если бы дело происходило не в Советском Союзе, а в какой-нибудь европейской стране, это было бы совершенно нормально. Но «в условиях нашего климата»…

Я живо представил себе такую картинку.

Идет Демьян по Москве, скажем, по какой-нибудь там Тверской, в один из последних дней января 1928 года. Мороз и солнце, день чудесный. И настроение у Демьяна чудесное. И вот подходит он к газетному киоску, и среди множества других газет — глядь! — лежит газета «Дни», издаваемая в городе Париже Александром Федоровичем Керенским. Демьян, ясное дело, заинтересовался. Дай, думает, куплю. Интересно же, чего они, сволочи, там про нас пишут!

И купил! И прочел! И тут же сел за свой старенький «Ундервуд»…

Не скрою, сперва я засомневался. Черт его знает! Может быть, в конце 20-х годов парижскую эмигрантскую газету и в самом деле можно было вот так вот запросто купить в московском газетном киоске? Но довольно быстро установил, что газету эту со статьей Верещака Демьян получил другим способом. В порядке, так сказать, особой льготы, полагающейся ему по штату:

Демьян Бедный.

Москва, Кремль. апреля 22,1932 г.

В СЕКРЕТАРИАТ ЦК ВКП(б)

Уважаемые товарищи,

В моей газетной продукции, как это легко установить, темы так называемые «белогвардейские» занимали всегда весьма и весьма видное место. Внимательный читатель белогвардейских газет, я систематизировал материал и нередко давал большие сводные фельетоны о белогвардейских делах-делишках, чаяниях и упованиях. Недавним распоряжением Сектора печати я включен в число лиц, которым доставка белых газет ни к чему. Это распоряжение начисто обрывает у меня возможность продолжать работу по линии схваток с белой эмигрантской прессой. Нужно ли это? Не следовало ли, наоборот, максимально снабжать меня материалом, который и без того ограничивался только «Возрождением», «Последними новостями» и «Социалистическим вестником»?

Прошу о рассмотрении означенного недоразумения.

С товарищеским приветом.

Д. БЕДНЫЙ

В указанной книге к этой публикации сделаны такие примечания:

1. Распоряжение сектора печати последовало после решения Секретариата ЦК ВКП(б) 15 марта 1931 г. «О выписке, пользовании и хранении белоэмигрантской периодической литературы», в котором утверждался список лиц, получающих эти издания. Эмигрантские газеты и журналы были приравнены к секретным документам ЦК.

2. Согласно беспротокольному постановлению ЦК ВКП(б) 6 января 1930 г. Д. Бедному было разрешено выписывать на 1930 г. следующие издания: «Руль», «Последние новости», «Дни», «Возрождение», «Социалистический вестник», «Воля России».

Так что и в 1928 году газета Керенского «Дни», быть может, тоже входила в круг «белоэмигрантских» изданий, которые ему позволено было выписывать. А может быть — кто знает? — именно этот номер ему подкинули, как представляющий особый интерес для целей контрпропаганды? Все-таки уж очень быстрой по нашим российским темпам была в этот раз его реакция.

Но, в конце концов, так ли уж важно, кем был на самом деле этот Семен Верещак и как попала к Демьяну его статья? Важно то, как он, Демьян, эту статью использовал.

А использовал он ее по полной программе.

В «Известиях» этот демьяновский фельетон занял почти целый подвал.

Открывался он стихотворным (раешным) текстом самого Демьяна:

У Саши Керенского и его политической родниЕсть в Париже белая газета «Дни».Газета зарубежная,К большевикам не больно нежная.Было б неслыханное диво,Если б в ней писалось о большевиках правдиво.Но… сила большевистской правды такова,Что, сколь она врагами ни закрывается,И сквозь вражеские словаИной раз эта правда прорывается.Привожу последний пример.В «Днях» (22, 23.01 с.г.) намедни некий бывший эс-эр,Семен Верещак по прозванию,Попробовал товарища Сталина предать ошельмованию:«Я, — разбахвалился эс-эровский Семен, —Знаю сего большевистского имя-рекаС давних-предавних времен.(Двадцать лет — это ж нынче два века!)Я о нем столько свидетельств приведу,Его прозвище подпольное — Коба.Мы с ним в 1908 годуВ Бакинской тюрьме очутились оба.Я его знаю насквозь.Хоть мы шли политически врозь,Мы встречались на общих «пересылках и этапах»,У жандармов очутившись в лапах». —  —  —  —Семен Верещак нынче в белой эмиграции.Ему не по сердцу большевистские «операции».В частности, у этого представителя «демократии»Нету к Сталину ни малейшей симпатии.Ему не нравится — ни сталинский нос,Ни цвет сталинских волос,Ни сталинский голос — ни единого витка! —Ни сталинская походка.Но… дадим лучше словоСамому Верещаку,Каким он рисует Сталина былогоВ ТЮРЕМНОЙ КАМЕРЕ В БАКУ.

И далее идет довольно большой фрагмент из статьи Верещака. Даже не фрагмент, а выборка, состоящая из нескольких фрагментов. Разумеется, отобраны они так, что Сталин в них предстает в облике того романтического героя, каким годы спустя его стали изображать советские художники, в совершенстве овладевшие методом социалистического реализма.

Всю эту выборку, составленную, надо сказать, довольно ловко, я тут приводить не стану. А процитирую из нее только один эпизод, с легкой руки Демьяна впоследствии ставший хрестоматийным:

В синей сатиновой косоворотке, с открытым воротом, без пояса и головного убора, с перекинутым через плечо башлыком, всегда с книжкой…