История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

кагана стало направление в улус Чагатая на место скончавшегося Алгу другого чагатаида Барака. «Борак доложил каану: почему Мубарек-шах сидит на месте моего дяди Алгу? Я готов к службе и подчинению, если только последует приказ ведать местом дяди! Каан выдал ему ярлык: «ведать Бораку улусом, пока не вырастет Мубарек-шах»»[436]. Причём сыновья покойного Алгу после изменения политической обстановки «отделились от Борака и ушли со своими войсками к каану»[437]. Очевидно, что военная служба в богатом Китае была весьма привлекательна для многих чингизидов. Особенно в условиях, когда борьба за собственный улус становилась весьма трудным и опасным делом.

Но, с другой стороны, ослабление авторитета центральной власти создавало условия для постоянных попыток отдельных чингизидов оспорить власть кагана. Например, после неудачной борьбы с семьями Тулуя и Джучи в период борьбы за избрание Менгу каганом резко снизилось влияние семей Угедея и Чагатая. Когда же Тулуиды начали борьбу друг с другом за власть во всей империи, семьи Чагатая и Угедея получили возможность взять реванш. Сначала свой практически самостоятельный улус, пусть даже с разрешения Хубилая, удалось воссоздать Чагатаидам. Затем семья Угедея также решила воспользоваться наметившейся слабостью центральной власти.

Выступление против кагана возглавил внук Угедея Кайду, отказавшийся признавать его власть. Хубилай сразу же отправил против него карательную экспедицию во главе со своим сыном Нумаганом. Интересно, что вместе с ним в поход был направлен другой потомок Угедея — Ширеки. Хубилай явно хотел тем самым продемонстрировать легитимность своей власти над всей империей. Он стремился представить выступление Кайду как мятеж одного отдельного чингизида, а не начало борьбы друг с другом различных семей из числа потомков Чингисхана. Однако Ширеки во время этого похода поднял мятеж, пленил сына кагана и отослал его к Менгу-Тимуру в улус Джучи. Несомненно, что, с одной стороны, причиной выступления Ширеки стала его солидарность с родственником, другим потомком Угедея Кайду. С другой — он наверняка решил попытать счастья и выкроить из обломков империи свой собственный улус. В результате начался новый период острой политической нестабильности.

Во всей этой истории самое интересное для нас это поведение воинов монгольских «тысяч», у которых не было никакой альтернативы, кроме как служить тем или иным соперничающим друг с другом чингизидам. Например, некий тысячник Укай «с тысячей ойратов согласно указу охранял великий заповедник, где хоронят кости царевичей. Когда царевичи, спутники Нумугана, оказали неповиновение и войска распались, большинство этой тысячи присоединилось к войску Кайду»[438]. Кочевники степной Евразии, объединённые в «тысячи» монгольской армии, становятся важным инструментом политической борьбы на обломках Монгольской империи. Влияние каждого чингизида определяется тем, сколько «тысяч» оказывают ему поддержку. Соответственно, чингизиды должны были бороться за влияние на армию, источник их могущества, а следовательно, обязаны были найти источники её обеспечения. С этим у чингизидов, не обладавших постоянными источниками доходов, были большие проблемы.

После мятежа Ширеки и других чингизидов началась серия их сражений как с войсками Хубилая, так и друг с другом. В ходе этих сражений войска постоянно переходили от одного чингизида к другому. Так, некий Туг-Тимур, родственник Хубилая, подошёл с войском к сыну Ариг-буги Букуру и приготовился к битве. «Войско Туг-Тимура сразу же повернулось и перешло к Букуру»[439]. Тот же Ширеки сначала отобрал «тысячи» у своего родственника Сарабана, затем, когда он собрался «вступить с Сарабаном в бой, его войско сразу же перешло к Сарабану. Когда об этом услышал Букур, он подтянул войско, чтобы сразиться с Сарабаном. Его войска также перешли к Сарабану. Все они направились к каану»[440]. По дороге их атаковал племянник Чингисхана некий Укин с войском. В результате Сарабан и Ширеки пришли к Хубилаю в одиночестве. Первого «он наградил и дал ему область и войско»[441]. Второго наказал за предательство и пленение сына.

Важно отметить, что начавшийся политический хаос на территории империи не только помешал Хубилаю силой восстановить её единство, он, скорее всего, привёл его к мысли о нецелесообразности этого. Вместо того чтобы сосредоточить усилия на наказании мятежников и непокорных, Хубилай делает своим главным приоритетом войну против южнокитайской империи Сун. А это был уже выбор не руководителя всей Монгольской империи, а главы её китайской части. Завоевание Сун было более выгодным мероприятием, нежели перманентная война в степях Евразии. Потому что оно способно было обеспечить приумножение регулярных доходов государства за счёт увеличения числа налогоплательщиков. Соответственно, по отношению к остальной части бывшей единой Монгольской империи он занял позицию влиятельного, но стороннего наблюдателя.

Таким образом, произошло фактическое разделение Монгольской империи на отдельные части, которые опирались на те или иные зависимые от них оседлые территории. Самой крупной из них была часть, доставшаяся Хубилаю. По принципам организации и по духу это была уже вполне типичная для Китая империя, основанная завоевавшими его кочевниками. Однако существовало и серьёзное отличие. Напомним, что в Монгольской империи было две традиции государственного строительства. Одна была связана с китайской централизованной имперской практикой, вторая опиралась на особенности организации кочевого монгольского государства, основанного Чингисханом.

Противоречия между ними во многом и способствовали расколу империи. А тот факт, что Хубилай и его наследники на китайской территории возглавляли не племенное этническое объединение, а одну из частей кочевой империи с собственной системой ценностей, предопределил и отличия в управлении Китаем от других «варварских» обществ. Кидани, а до них хунну, сяньби, а после них чжурчжени, маньчжуры были в первую очередь этническими племенными образованиями. В то же время Монгольская империя была надэтническим образованием.

Ещё раз напомню, что Чингисхан в процессе государственного строительства разрушил границы всех племенных образований, занимавшихся кочевым хозяйством на территории Евразии. И для империи не имело значения племенное или этническое происхождение тех, кто ей служил. Лояльность империи и правящей семье была основным критерием подбора кадров и главным показателем эффективности её управления. Хубилай стал править Китаем, как монгольский император, но опирался при этом он в первую очередь не на монгольский этнос. Его опорой была служилая бюрократия и армия, с их помощью он управлял Китаем. Одновременно ему был необходим инструмент контроля над местной китайской бюрократией. Местные чиновники хорошо справлялись с управлением населением Китая, например, со сбором налогов, но контроль над ними должен был находиться в руках чуждой для Китая политической элиты, целиком обязанной властью монгольскому императору.

Такой нейтральной политической силой для монгольских императоров Китая стали иностранцы различного этнического и религиозного происхождения. «Великий хан овладел Китаем не по праву, а силой и не доверял китайцам, а отдал страну в управление