История - нескончаемый спор - Арон Яковлевич Гуревич

это отвечало более рационалистическому мировидению и глубинным потребностям нового класса — ранней буржуазии. Практика купцов и творчество ренессансных гениев разделены пропастью, так же как различалось понимание личностного начала, доблести, энергии у гуманистов и у деловых людей. Но и те и другие делали общее дело — участвовали в созидании нового мира[355]. Положение деловых людей в средневековом обществе было в высшей степени противоречивым. Ссужая деньги аристократам и монархам (чьи неплатежеспособность или нежелание платить нередко служили причиной краха крупных банков), приобретая земельные владения, заключая браки с семьями рыцарей и домогаясь дворянских титулов и гербов, купеческий патрициат глубоко врастал в плоть феодального общества и составлял его неотъемлемый и важнейший компонент. Ремесло и торговля, город и финансы — органическая часть развитого феодализма. Но вместе с тем деньги подтачивали традиционные основы господства землевладельческой и воинственной знати, пауперизировали ремесленников и крестьян. В крупных предприятиях, основанных купцами, трудились наемные рабочие. Деньги, сделавшиеся мощной социальной силой, широкая международная торговля, дух наживы, двигавший купцами, в конце Средневековья стали провозвестниками нового социально-экономического порядка, капитализма.

Сколько бы крупный купец ни старался «врасти» в феодальную структуру, приноровиться к ней, он являл собой социально-психологический тип, противостоявший феодальному сеньору. Это рыцарь наживы, рискующий не на поле брани, а в своей фактории, конторе, на торговом корабле или в банке. Воинским доблестям и импульсивной аффектированности благородных он противопоставляет трезвый расчет и предвидение, иррациональности — рациональность. В среде деловых людей вырабатывается новый тип религиозности, парадоксально объединяющей веру в Бога и страх перед загробными карами с коммерческим подходом к «добрым делам», за которые ожидаются пропорциональные возмещения-награды, выражающиеся в материальном преуспеянии.

Этот социально-психологический тип уникален в мировой истории. Если Европа к концу Средневековья вырвалась из ряда других цивилизаций мира, сумев преодолеть барьер традиционализма и архаики, и начала свою всемирную экспансию, которая в конечном итоге коренным образом изменила весь лик нашей планеты и открыла этап подлинно всемирной истории, то среди тех, кто более всего способствовал осуществлению этого неслыханного, беспрецедентного исторического рывка, чреватого неисчислимыми последствиями, в первую очередь нужно назвать купцов.

(Впервые опубликовано на русском языке: «Одиссей. Человек в истории». М., 1990. С. 97–132)

Теория формаций и реальность истории

Вопрос о применимости понятия «социально-экономическая формация» в историческом исследовании возник не сегодня. Он уже обсуждался в теоретических дискуссиях 60-х годов, но затем разделил участь многих других вопросов философии истории и методологии исторического познания, — его стали обходить молчанием. Между тем в настоящее время этот вопрос приобретает новую, еще большую значимость, притом не только теоретическую, но и — может быть, прежде всего — политическую. Глубокие пертурбации, переживаемые на наших глазах тем, что еще совсем недавно именовалось «мировой системой социализма», не могут не ставить обществоведов перед вопросом о смысле и научной эффективности теории социально-экономических формаций.

Эксперименты по практическому воплощению идеи социализма, мягко говоря, не увенчались успехом. Мало того, эти эксперименты, проводившиеся в странах с различными социально-экономическими укладами, преимущественно некапиталистическими или при относительно слабой развитости капитализма, приводили к использованию идеи социализма в качестве псевдонима тоталитарных режимов. Политическая и идеологическая «надстройка» совершила грубое насилие над экономическим базисом, принеся его в жертву доктрине, и в результате «реальный социализм» оказался бесконечно далеким от того строя производства и общества, который виделся Марксу.

Если же оставаться в плане теории, то выяснилось, что отсутствует четкое и разработанное понимание того, что такое социализм и каковы его коренные, неотъемлемые признаки. Но социализм, по Марксу, не просто один из способов производства, он представляет собой завершение всей предшествующей истории, понимаемой, в самых общих контурах, как восхождение от одной общественной формации к другой.

Исторический опыт, который сделался фактом биографии ныне живущих поколений, ставит нас перед необходимостью нового осмысления теории формаций.

Мои намерения в данном случае ограничиваются попыткой предельно кратко наметить некоторые аспекты проблемы, имеющие непосредственное отношение к историческому знанию. Тревожащий историка вопрос состоит в следующем: в какой мере теория формаций способствует углублению и прогрессу исторического познания?

1. Возникновение теории социально-экономических формаций было естественным результатом борьбы, которую начиная с 40-х годов минувшего столетия вели Маркс и Энгельс против идеалистического истолкования человека и исторического процесса. В противовес конструкциям младогегельянцев и иных идеалистов, сводивших историю к «саморазвитию и самопознанию духа», они выдвинули материалистическое понимание истории, что само по себе явилось колоссальным завоеванием научной мысли.

Введя понятия «способа производства материальных благ» и «социально-экономической формации» и разрабатывая их содержание, Маркс и Энгельс оказали в высшей степени плодотворное воздействие на развитие исторической науки, дав ей концептуальный аппарат для выделения и осмысления общественных отношений и лежащих в их основании хозяйственных систем в качестве тех сторон человеческой жизни, которые определяют политические и идеологические феномены. Дальнейшее развитие исторического знания проходило во многом под влиянием Маркса, независимо от того, признавали его те или иные историографические направления или отрицали. Материалистическое понимание истории открыло новую страницу в освоении богатства исторического процесса.

Огромным достижением научной мысли явился переход к системному рассмотрению общества. Маркс по сути дела впервые увидел его как сверхсложную систему, организующуюся вокруг определенных принципов. Тем самым был положен конец тому подходу к истории, который выделял из ее потока отдельные направления эволюции — политические, бытовые, религиозные и т. д., но не охватывал общества в качестве самоорганизующегося, одновременно гомеостатичного и развивающегося организма, все компоненты и стороны которого координированы и образуют диалектическое, т. е. внутренне противоречивое единство. Конечно, системный подход Маркса обладал известной ограниченностью. Он принимал во внимание преимущественно и главным образом материальные, «базисные» факторы и, собственно, в первую очередь именно в них усматривал системообразующее начало. Тезис о «базисе» и «надстройке» априорно отводил феноменам политического и идеологического плана роль несамостоятельных элементов «второго порядка», лишь «отражающих» структуру и изменения базиса. Самая природа метафоры «базис/надстройка», заимствованная из строительной области, свидетельствует об известных ограничениях системной мысли того времени; сравнение общества с организмом, к которому прибегают современные социологи и философы, как кажется, скорее приближает к адекватному постижению предмета. Различие, разумеется, состоит не в том, из какой сферы действительности берутся сравнения, а в том, что объяснение, исходящее из дихотомии «базис/надстройка», есть объяснение причинно-следственное, тогда как системный подход, как он мыслится научной и методологической мыслью XX в., предполагает иные — более гибкие и дифференцированные схемы интерпретации.

В марксистской историографии немало сделано для того, чтобы пересмотреть идеалистические построения и насытить картину истории социально-экономическим содержанием. В результате этих исследований были охарактеризованы «несущие» структуры самых разных форм человеческого общежития. Изучение закономерностей производства и распределения во многом обогатило понимание истории и глубинных причин ее