Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп

Таким образом, операция по реабилитации героини прошла успешно. Но Карл VII не был заинтересован в том, чтобы поступить так, как это сделал Генрих VI, который по окончании первого процесса, чтобы оправдать себя, потребовал сообщить всему христианскому миру о приговоре. В то же время мы вынуждены констатировать, что незнаем, что король думал о Жанне д'Арк спустя четверть века после того, как она вошла в его жизнь. Была ли у него возможность прочитать показания свидетелей о ней, собранные в 1450, 1452 и 1456 годах? Его самого не допрашивали, хотя ему было бы что рассказать, хотя бы об их первой таинственной встрече. Это не было юридически невозможным, поскольку несколькими годами ранее, проконсультировавшись с президентом Парламента, Жаном Рабато, король посчитал для себя возможным дать показания в суде по делу об убийстве Пьера де Жиака. Но в случае с Жанной д'Арк он решил иначе. По крайней мере, в отсутствие его реакции, у нас есть показания Жана, графа де Дюнуа и де Лонгвиль, королевского генерал-лейтенанта, которые были даны в Орлеане, 2 февраля 1456 года, Гийому Буйе в присутствии инквизитора, и которые тем более интересны, потому что граф в 1455–1456 годах, был в большом фаворе у короля. В письме от 5 марта 1455 года миланский посол смог написать своему господину Франческо Сфорца: "В настоящее время никто особенно не оказывает на короля Франции большого влияния, и тот, кто в настоящее время пользуется у короля наивысшим авторитетом, похоже, является монсеньором Орлеанским бастардом"[600]. Последнему вскоре предстояло выполнить деликатную задачу по аресту герцога Алансонского в 1456 году в Париже, через несколько дней после того, как последний также дал показания на оправдательном процессе Жанны. Орлеанский бастард был единственным, кто поведал о том, что у Жанны д'Арк были видения Святых королей Карла Великого и Людовика IX (покровителей королевского дома Франции). Дюнуа настаивал, что "Дева всегда считала, что необходимо отправиться в Реймс и короновать короля", потому что, по ее словам, "как только король будет коронован и помазан на царство", сила его врагов будет уменьшаться. Также сохранился отрывок, где граф повествует о разговоре произошедшем между ним и Жанной по дороге из Ла Ферте-Милон в Крепи-ан-Валуа (10 или 11 августа 1429 года). На вопрос Рено де Шартра, который также при этом присутствовал, она ответила, что хотела бы, если Богу будет угодно, отказаться от участия в военных действиях и удалиться в свою деревню. Это означает, что для Жанны ее миссия завершилась коронацией в Реймсе. Дюнуа возвращается к этому вопросу и в конце своих показаний, заявив, что когда Жанна серьезно говорила о войне и своем "призвании", "она никогда не утверждала ничего другого, кроме того, что ее послали снять осаду Орлеана, чтобы помочь страдающим людям в этом городе и в соседних местах и привести короля в Реймс для коронации"[601]. Здесь важно понимать, что, не удалившись после коронации, она превысила свои полномочия, а ее дальнейшие действия были просто личной инициативой — отсюда и неудачи. Мы знаем, что, вплоть до XIX века, это была официальная, "католическая и королевская", интерпретация произошедших событий[602]. Поскольку Жанна д'Арк с определенного момента делала только то, что хотела сама, короля нельзя было обвинить в неблагодарности по отношению к ней. Богословское и политическое объяснение, каким бы умозрительным оно ни было, все же не лишено логики.

Суд над герцогом Алансонским: король и пэры Франции

31 мая или 1 июня 1456 года, когда король находился в Бурбонне, наблюдая за действиями Дофина, Жан де Дюнуа в сопровождении парижского прево, Роберта д'Эстутевиля, отправился в особняк Иоанна Алансонского, чтобы арестовать его и его сообщников. Нет никаких свидетельств того, что все эти люди подозревали о грядущем аресте. Конечно, можно предположить, что Карл VII отдал приказ заранее. Новость быстро распространилась по Франции и даже за ее пределами. Томмазо Тебальди, посол Франческо Сфорца при дворе Карла VII, упомянул об этом в депеше своему господину от 19 июня: "Герцог Алансонский, который, как говорят, имел дело с англичанами, был арестован королем, и считается, что некоторые другие сеньоры этого королевства были вовлечены в это дело, как и герцог Бургундский и граф Арманьяк[603], который является шурином герцога Алансонского". Другая депеша того же посла, отправленная из Ганна в Бурбонне 12 июля 1456 года, была более информативной: "Об англичанах, которых в данный момент не слишком опасаются, говорят мало. В середине этого месяца принцы королевской крови соберутся, чтобы решить, что делать с герцогом Алансонским и считается, что он будет приговорен к вечному заключению. Во всех его замках и крепостях будут размещены королевские гарнизоны. Не установлено, что герцог Бургундский или какой-либо другой принц знал что-либо об этом деле и, похоже, что герцог Алансонский один осуществил это дело с целью получить от англичан герцогство Нормандия, 200.000 дукатов и заключить двойной брачный союз с сыном и дочерью герцога Йорка[604]. Герцог оправдывается тем, что король его не ценит, и что все это искушение дьявола"[605]. В нескольких словах была раскрыта вся подоплека этого дела и даже предсказан приговор, который Карл VII должен был вынести своему родственнику — не смерть, а заключение в тюрьму. В результате предварительного дознания не было выявлено никаких следов малейшего сговора между герцогами Алансонским и Бургундским, поэтому король распорядился решительно пресекать слухи, которые могли затронуть честь Филиппа Доброго. Именно с этой целью Карл VII приказал "обнародовать и огласить по всему своему королевству приговор и объявить, что ни никто не должен осмеливаться  [под угрозой повешения], что-либо говорить в ущерб чести нашего дорогого кузена, герцога Бургундского или обвинять его в соучастии этом деле"[606].

Уже 2 июня 1456 года Карл VII сообщил Артуру де Ришмону, который в то время еще не был герцогом Бретонским[607], что Иоанн Алансонский вступил в переговоры с англичанами, "чтобы они пришли и установили свою власть" в королевстве, добавив, что раскрыт заговор, целью которого было передать врагу замок Сен-Мало[608].

Герцог Алансонский был заключен в замок Лош, где условия его содержания были весьма строгими, несмотря на протесты членов Ордена Золотого руна, действовавших, конечно, с подачи герцога Бургундского[609].

Поскольку король не мог помиловать герцога из-за серьезности дела, которое можно было приравнять к заговору с целью убийства, судебный процесс стал неизбежным. Проведенное в период с августа по октябрь 1456 года дознание, в ходе которого допрашивались (иногда под пытками) соучастники и пособники герцога, выявило следующие факты. Иоанн Алансонский, тайно в неустановленное время (первые месяцы 1456 года?), вступил в контакт с высокопоставленными англичанами не только в Кале, но и в Лондоне и Вестминстере, через посредничество не слишком умных эмиссаров. Его целью было пригласить и подстрекнуть англичан предпринять новое крупное вторжение (от 30.000 до 40.000 человек, в основном лучников) одновременно в Гиень, Пикардию из Кале, Верхнюю и Нижнюю Нормандию (через Гранвиль), поскольку, по его словам, жители этой провинции устали от французского правления, особенно из-за высоких налогов. Более того, в этот момент армия короля была разделена на три части: одна направлена в Дофине, другая — в Гиень, третья — в Арманьяк. Герцог посоветовал англичанам, высадившись в Нормандии, где было всего 400 копий, не тратить время на долгие и дорогостоящие осады, а быстро направиться к Анжеру. Герцог обещал сдать англичанам все свои замки и  крепости, и передать в их распоряжение свою внушительную артиллерию, состоящую, по его словам, из сотен бомбард, пушек, кулеврин и серпентин. В определенный момент король Англии или его представитель должен был вызвать его для принесения оммажа за свое герцогство, он просил бы помощи у Карла VII, и не получив ее, мог бы перейти на сторону захватчика, не уронив своей чести. Взамен Иоанн требовал сохранения всего своего герцогства в составе новой английской Нормандии, выплаты значительных сумм, либо всех сразу, либо в виде ежегодной пенсии, двойного брака его дочери и сына с сыном и дочерью Ричарда, герцога Йорка, а также, на всякий случай, если дело пойдет не так, важное герцогство в Англии. Он советовал будущим захватчикам, как только они высадятся, "объявить по всей стране, чтобы никто не дерзал брать что-либо у крестьян, не заплатив под страхом наказания […] и, чтобы каждый мог спокойно оставаться на своей земле и заниматься своим делом". В теории все было задумано не так уж плохо.