Петербург на границе цивилизаций - Александр Владимирович Тюрин

площадь в площадь имени Моисея Урицкого, приехавшего в 1917 из Стокгольма и ставшего председателем Петроградского ЧК. Убийство Моисея Соломоновича эсером Канегиссером дало возможность кровожадному председателю ВЦИК Якову Свердлову немедленно дать старт бессудным расправам известным как «красный террор»; только за два дня в Петрограде было расстреляно 512 человек, в большинстве своем никаких не эсеров.

Невский проспект был переименован в проспект 25-го Октября. Литейный проспект в проспект Володарского. Моисей Маркович, явившийся в 1917 из США, стал главным агитатором по разложению русских войск на румынском фронте. Владимирский проспект переименовали в честь еще одного агитатора Семена Нахимсона, Владимирскую площадь в площадь того же самого Нахимсона. Сегодня приходится долго выяснять, что это за фрукт и каковы его заслуги перед отечеством – таковых, впрочем, не нашлось, если не считать, что Нахимсон разложил 12-ую армию, защищавшую Ригу от немцев, и превратил ее в толпу дезертиров. Александровский сад перед Адмиралтейством переименовали дважды, причем два переименования слиплись – стал Сад Трудящихся имени Горького.

Получили свои улицы террористы-народовольцы, страдавший сифилисом масон Радищев, парамасоны-декабристы, антироссийский агитатор на службе британской короны Герцен – в общем, все кто вел против российского государства борьбу, не гнушаясь никакими средствами и никакими союзниками.

Любопытно, что высокоранговые интернационалисты, которые именовали разные локации Петрограда в честь себя, своих соратников и предшественников, ни разу не были выходцами из пролетариата или крестьянства, не являлись никоим образом петербуржцами. А представляли по происхождению буржуазию, в основном, из городов и местечек Юго-Западного края, включая Зиновьева (Радомысльского) – председателя Петроградского и Ленинградского советов. И радостно стирая историческую Россию с карты, они вели образ жизни вполне сыто-буржуазный. Провозглашая, что у пролетария нет отечества, они скорее показывали, что нет отечества у либерального буржуа, одевшего кожаную комиссарскую тужурку (кстати, позаимствованную у летчиков императорских ВВС).

Смута, наступившая после двух революций 1917 года, тяжело ударила по населению Петербурга. Численность его составляла в 1916 г. – 2415700 чел., а в 1920 лишь 740000, сократившись более чем в 3 раза! Уровень 1916 года по численности населения города будет восстановлен только 17 лет спустя.

Развал хозяйственных связей, железнодорожного сообщения, исчезновение бюджетного финансирования, безудержная инфляция дали результатом для огромного города, отдаленного от сельскохозяйственных районов страны,– голод и холод.

Реквизиционная экономика, который кто-то по недоумию назвал «военным коммунизмом» (а коммунизм вообще-то это светлая утопия, возможная в отдаленном будущем при сверхпроизводительной роботизированной экономике) – могла прокормить и обогреть не более трети от прежнего населения. Остальным надо было либо бежать ради прокормления в село, либо умереть.

Исчезла значительная часть квалифицированных работников во всех отраслях, включая городскую инфраструктуру и коммунальные службы. Прекратилась работа городской электросети, канализации, вывоза отходов, водоснабжения, встало большинство предприятий. Расцвела уличная преступность, мародерство.

В то же время в городе образовалась новая бюрократическая прослойка из понаехавших отовсюду революционеров-интернационалистов, вселявшихся в квартиры сбежавших зажиточных петербуржцев. Этот поток представлял мелкобуржуазные слои западных и юго-западных окраин разрушенной Российской империи, овладевшие марксистской фразеологией и предпочитавшие дорогие квартиры в центральных районах города.

20 августа 1918 года вышел Декрет ВЦИК «Об отмене права частной собственности на недвижимости в городах», что имело, безусловно, характер необходимости в условиях полной дезорганизации городской жизни. Жилищный фонд на 70% стали составлять знаменитые питерские коммуналки, которые господствовали в центре города еще несколько десятилетий. Поскольку автор этих строк прожил в одной из них значительную часть жизни, хотелось бы сказать пару слов в их защиту. Безусловно, они представляли достаточно высокий жизненный стандарт для людей, лишившихся в ходе войны и разрухи своего жилья. Странным образом, люди, высмеивающие этот «советский атрибут», не замечают того, что и Западная Европа в ходе индустриализации предоставляла пролетаризованному простонародью куда худшие условия жизни. «В этих трущобах Глазго живёт постоянно меняющееся население численностью от 15 тыс. до 30 тыс. человек… Как ни отвратителен был внешний вид этих домов, всё же он недостаточно подготовил меня к царящей внутри грязи и нищете… Пол был сплошь устлан человеческими телами; мужчины и женщины, одни одетые, другие полуголые, лежали вперемежку, иногда по 15, 20 человек в комнате. Постелью им служили кучи полусгнившей соломы и какие-то лохмотья». А отъехав в «жемчужину британской империи» можно было увидеть миллионы людей, вообще лишенных крова, живущих и умирающих на обочинах дорог. В Нью-Йорке на начало XX в. в «мебилированных комнатах» (тамошнее обозначение коммуналки), нередко с уборными во дворе – где одно посадочное место в лучшем случае на 20-25 жильцов, жило 2 млн. чел., половина населения города.

В послереволюционные годы город почти потерял статус морских ворот страны. Почти весь флот таких крупных судоходных компаний как Санкт-Петербургское пароходное общество, Северное пароходное общество, Общество Восточного Русско-Азиатского пароходства, РОПИТ и уникальный общественно-государственный Добровольный флот – был утрачен в годы постреволюционной смуты. Что не было потоплено, уволокли англичане и прочие «союзники» – 326 грузовых судов. Были потеряны почти все балтийские порты. Большая часть причалов выведена из строя, обмелевшие фарватеры перекрыты затопленными судами. Грузооборот Петербургского порта, равнявшийся 7,3 млн. т. в 1913 году, к 1925 составлял только 1,5 млн. т. Экспортные и импортные грузы уже на 90% доставлялись иностранными судами. В 1913 году речной флот России по числу судов, 5556, занимал первое место в мире, также и по его грузоподъемности - 14 млн. тонн. А даже к 1935 г. по рекам СССР ходило вдвое меньше судов: 2415.

По счастью, и это было ясным свидетельством того, что Бог по-прежнему управляет Россией – довольно скоро наступило время возвращения исторической памяти, традиции и культурного кода страны, что произошло уже в эпоху Сталина. И это тоже одна из тайн и нашей страны, и города «трех революций». Можно сказать, что глубинная Россия переварила революционеров-интернационалистов, которые умели только разрушать и ненавидеть, а управлять страной не умели и любить ее не хотели. А некоторых из них переделала в государственников. Вспомним эпоху «больших чисток», которая была инициирована как раз интернационалистами, а закончилась их почти полным уничтожением. А потом Великая Отечественная война, когда власть открыто аппелировала к русской традиции, в том числе воинской, когда настал черед возвращения на общественную арену и Русской православной церкви. Символично, что 1944, после освобождения города от блокады, наиболее наглые переименования улиц и площадей, учиненные интернационалистами в послереволюционном Питере, были отменены. Вернулись исконные имена и Дворцовой площади, и Невскому проспекту, и Владимирскому, и Литейному.

Однако печально, что до сих существует наименование площадь Восстания (изначально Знаменская), которое звучит просто по-идиотски (восстание абы кого против