А. Боханов - История России. XX век

Даже снабжение ведущих индустриальных центров шло с большими трудностями. В записке В.М. Молотову, подготовленной ЦСУ по данным бюджетов рабочих крупной промышленности, отмечалось, что в 1932 г . по главным промышленным районам резко снизилось потребление основных продуктов питания — мяса, рыбы, молока, масла. Выполнялась только норма хлеба. Особенно тяжелым на всем протяжении карточного снабжения было положение с мясом, жирами и молочными продуктами (следствие массового убоя скота крестьянами в период сплошной коллективизации).

В ситуации острейшего продовольственного кризиса правительство пыталось стимулировать развитие общественного питания. Для общепита также устанавливались нормы, которые отличались у различных предприятий и групп населения. Были разными и цены. В мае 1933 г . средняя цена обеда для рабочих была 84 коп., инженерно-технических работников — 2 руб. 08 коп., студентов — 87 коп., школьников — 57 коп. Цена обеда в коммерческих столовых для всех граждан составляла 5 руб. 84 коп.

Не справляясь со снабжением населения, государство призывало предприятия и организации искать источники самообеспечения: вести самозаготовки в глубинке, заключать договоры с колхозами, иметь собственные огороды, свинарники, молочные фермы, фабрики-кухни, столовые. Однако предприятиям был запрещен прямой обмен производимой промышленной продукции на продукты. Строго наказывалось руководство тех заводов, которое, стараясь обеспечить себя продовольствием, браковало свою продукцию и продавало ее колхозам. Широко рекламировался положительный опыт предприятий по созданию собственной продовольственной базы. Например, автозавод им. Сталина для обеспечения рабочих продовольствием купил несколько совхозов в Подмосковье, в Гжатском районе, имел подшефные свиноводческие, мясо-молочные, овощные совхозы, водоемы в Московской области и Астрахани, свои пригородные огородные хозяйства, заключал договоры с рыбацкими и другими колхозами для обеспечения завода. Ему было выделено 7 районов для проведения самозаготовок.

Кроме того, в декабре 1932 г . появились постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР о расширении прав заводоуправлений в деле снабжения. С ними была связана дальнейшая дифференциация снабжения на производстве и попытка найти новые стимулы к труду. Постановления усиливали власть директора и требовали от него увязывать снабжение с интересами производства. Нормы снабжения внутри завода должны были определяться значением данного цеха, конкретной группы рабочих в производстве. Так, на заводе им. Марти в цехе были выделены следующие группы (по мере убывания норм снабжения): «треугольники» цехов, лучшие ударники, рабочие-неударники и служащие-ударники, служащие. На заводе «Серп и Молот» разные нормы имели ударники с почетными грамотами, ударники производственных цехов, ударники непроизводственных цехов.

Предписывалось иметь специальные магазины, столовые для ударников, доставлять им товары на дом, проводить соревнования за право быть прикрепленными к магазинам, применять дополнительное снабжение при перевыполнении плана. На предприятих Азнефти, например, перевыполнив план на 10%, можно было дополнительно получить 1—1,5 кг сахара, 2—3 кг муки, 1 кг сыра, 4 кг кондитерских изделий, 1 кусок хозяйственного мыла и пару белья. В зависимости от выполнения плана распределялись ордера на обувь и одежду. Существовало и дифференцированное питание. Обеды для ударников должны были стоить дешевле при их более высокой калорийности. Полагалось обслуживать ударников вне очереди, отводить для них особые «ударные комнаты» (с белыми скатертями, цветами и музыкой) или отдельные столы. Прогульщиков и летунов, наоборот, предписывалось лишать «заборных» документов.

Однако, несмотря на применяемые меры, снабжение рабочих осуществлялось с большими перебоями и трудности ми, нормы не соблюдались. В этой связи важную роль в обеспечении питанием рабочих играл рынок. В 1932 г . рабочий покупал около 30% мяса на рынке, в 1933 г . — около 80%, по сыру и творогу эти показатели составили соответственно 40 и 70%, по молоку — 60 и 30%, яйцам — 80 и 30%, рыбе — 9 и 60%, т.е. централизованное снабжение почти не давало рабочим животных и молочных продуктов.

Вся история карточного снабжения сопровождается проявлениями недовольства населения. Его формы были различны: бегство с предприятий, письма в ЦК и правительству, нажим на местные власти, голодные демонстрации и забастовки. Массовые выступления недовольных проходили в июне 1930 г . в Черноморском округе, в июле 1930 г . — в Казахстане, в апреле 1932 г . и феврале 1933 г . — на предприятиях Ивановской области.

В январе 1933 г . в редакцию «Известий» поступило письмо от 3 рабочих (Иваново), в котором говорилось: «Мы, старые рабочие, при капиталистическом строе так не жили, как сейчас. Текстильщики получают 100 руб. в месяц, по твердой цене только хлеб, остальное на рынке. Дети наши увядают от недоедания, не видят молока и сахара, картофель на рынке продается по штуке, в столовых мороженный картофель и вода. Жить так нельзя, в массах ропот и недовольство. Говорят о выступлениях по типу Вичуги и Тейков». (Речь идет о забастовке рабочих на предприятиях Вичуги и Тейкова в апреле 1932 г .)

Ситуация со снабжением городского населения стала улучшаться после стабилизации положения в деревне. С января 1935 г . была отменена карточная система на хлеб, крупу и муку; с октября того же года — на все нормируемые продовольственные товары. По данным обследования бюджетов семей рабочих, ИТР, служащих за четыре года второй пятилетки потребление на душу населения важнейших продуктов питания увеличилось и составило в 1936 г . в процентах к 1932 г .: хлеба пшеничного — 263, мяса и сала — 267, фруктов и ягод— 195, яиц— 191, сахара — 143.

В 30-е гг. были достигнуты определенные успехи в области здравоохранения (в основном в городе). В 1913 г . один врач приходился в среднем на 5700 человек населения (потенциальных пациентов), одна больничная койка — на 760, в 1924 г . соответственно — на 4800 и 700 человек, в 1940 г . — 1200 и 250.

Материальное положение сельчан . Более тяжелым, чем в городе, и крайне неоднородным было материальное положение сельчан. По данным бюджетов колхозников, по сравнению с голодным 1933 г ., в 1937 г . потребление важнейших продуктов питания (мяса, рыбы, жиров, сахара, кондитерских изделий) увеличилось в среднем на душу населения более чем в 2 раза. Средняя выдача зерна на один трудодень поднялась за вторую пятилетку по всем колхозам в 1,7 раза, поступления зерна по трудодням на один колхозный двор увеличилось с 6 до 17,4 ц, или в 2,9 раза.

Особая и трагическая страница социальной истории 30-х гг. — судьба «кулацкой ссылки». Согласно исследованиям В.Н. Земскова, первые годы ее были для спецпереселенцев крайне тяжелыми. Так, в докладной записке руководства ГУЛАГа от 3 июля 1933 г . в ЦКК ВКП(б) и РКИ, в частности, указывалось: повсеместно в спецпоселках Северного Края и Урала «отмечены случаи употребления в пищу разных несъедобных суррогатов, а также поедания кошек, собак и трупов падших животных... На почве голода резко увеличилась заболеваемость и смертность среди с/переселенцев... На почве голода имел место ряд самоубийств, увеличилась преступность... Голодные с/переселенцы воруют хлеб и скот у окружающего населения, в частности у колхозников... Вследствие недостаточного снабжения резко снизилась производительность труда... Истощенные спецпереселенцы не в состоянии выработать норму, а в соответствии с этим получают меньшее количество продовольствия и становятся вовсе нетрудоспособными. Отмечены случаи смерти от голода с/переселенцев на производстве и тут же после возвращения с работ...».

Особенно была велика детская смертность. В докладной записке Г.Г. Ягоды от 26 октября 1931 г . на имя Я.Э. Рудзутака отмечалось: «Заболеваемость и смертность с/переселенцев велика... Месячная смертность равна 1,3% к населению за месяц в Северном Казахстане и 0,8% в Нарымском крае. В числе умерших особенно много детей младших групп. Так, в возрасте до 3 лет умирает в месяц 8—12% этой группы, а в Магнитогорске — еще более, до 15% в месяц. Следует отметить, что в основном большая смертность зависит не от эпидемических заболеваний, а от жилищного и бытового неустройства, причем детская смертность повышается в связи с отсутствием необходимого питания».

К середине 30-х гг. крестьяне в массе своей обжились в местах высылки, и показатели рождаемости превысили показатели смертности. Сотрудников Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР серьезно беспокоило слишком быстрое, по их мнению, обогащение трудпоселенцев. Так, в сентябре 1938 г . начальник этого отдела М.В. Конрадов писал Н.И. Ежову в докладной записке: «...Некоторая часть трудпоселенцев пошла по пути хозяйственного кулацкого роста. Например, в Оборском районе Хабаровской области 64 хозяйства трудпоселенцев имеют по 3—5 коров, по 1 лошади, 2—3 свиньи, 2—3 головы молодняка. Имеют оружие, занимаются охотой. В Иркутской области рост количества скота в личном пользовании трудпоселенцев превышает рост обобществленного стада». Как известно, репрессии 1937—1938 гг. коснулись и ряда видных сотрудников НКВД, которых винили в том числе и в обогащении трудпоселенцев. В докладной записке Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР в ЦК ВКП(б) (февраль 1939 г .), в частности, отмечалось: «У руководства работой по кулацкой ссылке долгое время находились враги народа (Коган, Молчанов, Берман, Плинер, фирин, Закарьян, Вишневский и др.). Вредительство проводилось по следующим направлениям... Высланные кулаки ставились в привилегированное положение по сравнению с окружающими колхозами. Проводилась политика нового окулачивания трудпоселенцев за счет государства. По представлению врагов народа, орудовавших в НКВД, трудпоселенцы освобождались от госпоставок, налогов и сборов, им пролонгировались и вовсе списывались ссуды уже тогда, когда трудпоселки не только хозяйственно окрепли, но и по своему хозяйственному уровню стояли выше окружающих колхозов...»