Борьба за крепости и складывание системы обороны на Северо-Западе России в царствование Петра I - Николай Равильевич Славнитский

укрепляли вход в цитадель, дополнительно окруженную водяным рвом шириной 15 м. На стене цитадели сохранилась выемка для поднятого моста и щель для пропуска подъемного коромысла. Опускными решетками были снабжены еще два дополнительных выхода из крепости, находившиеся в пряслах между Королевской и Мельничной, также Мельничной и Флажной башнями. В отличие от выступающих наружу башен таковые же башни цитадели своими бойницами были нацелены исключительно внутрь крепостного двора; иными словами, это укрепление мыслилось последним рубежом защитников, второй и последней линией их обороны[131]. Средняя высота стен крепости от подножия равнялась 12 м (цитадели 13–14 м), башен 14–16 м[132].

Все башни (за исключением Воротной и Королевской, переложенной в конце XVII в.) первоначально членились на три яруса, причем нижний отделялся от двух верхних каменным сводом. Перекрытие второго и третьего этажей было деревянным. В каждом ярусе располагалось до шести отверстий для пушек; находившиеся в двух нижних этажах били вдоль стен[133].

Правда, нельзя забывать и о том, что каменная крепость была построена в 1352 г. и к тому времени уже несколько устарела. Во второй половине XVII в. в военных планах Швеции Нотебургу уделяли пристальное внимание. Проекты следовали один за другим. В связи с усовершенствованием артиллерии и распространением бастионной системы крепость стала казаться шведским военным «устаревшей» и даже «с самого начала плохо сложенной». В 1659 г. возник план обнести крепость бастионами, но он не был приведен в исполнение. В целом фортификационные работы в Нотебурге шли, но медленно. Пока восстанавливалась одна часть крепости, другие разрушались. Шведский военный деятель, инженер и фортификатор Э. Дальберг, с 1674 г. назначенный генерал-квартирмейстером и укреплявший Ригу, Нарву и города Ингерманландии, не раз предостерегающе торопил шведское правительство с оборонными работами. В 1695 г. он писал королю, что русские в своем движении к Балтике «не встретят ничего, кроме Нотебурга, который благодаря своему расположению в прошлом был непобедимой крепостью, но вряд ли сумеет теперь выдержать атаки, как в старые времена, так как крепость тесна, ее старые башни и стены обветшали». Но его планы по укреплению башен и стен были реализованы лишь частично. Однако, по мнению А. Н. Кирпичникова[134], не следует преувеличивать слабость шведского Орешка. Крепость по-прежнему являлась грозной преградой для неприятеля и могла держаться достаточно долго.

Считается, что Петр I принял решение об осаде Нотебурга в декабре 1701 или в январе 1702 г.[135] Но в нашем распоряжении имеется инструкция царя Я. В. Брюсу, составленная в середине сентября 1701 г. В ней содержится указание «сделать сани под 6- и 3-фунтовые пушки, також на 12 мортиров…». Кроме того, следовало «изготовить 300 или 400 лестниц штормовых и сани, на чем весть, покрытые лубьем, чтоб было не знать их.»[136]. Можно предположить, что мортиры и лестницы предназначались именно для зимнего похода под Нотебург, а легкие пушки – для лифляндского «поиска» Б. П. Шереметева, в задачу которого не входила осада крупных крепостей[137]. Но это только предположение, требующее дальнейшего уточнения. Здесь же следует обратить внимание на обеспечение секретности задуманного предприятия – «сани, покрытые лубьем, чтоб не знать их». К тому же не исключено, что эти припасы готовились для зимнего похода, просто Петр I решил заранее дать указание Я. В. Брюсу[138] (кстати говоря, именно при подготовке этой осады началась карьера Я. В. Брюса по артиллерийскому ведомству).

В январе 1702 г. была составлена инструкция Б.П. Шереметеву, в которой царь сообщил фельдмаршалу о намерении «по льду Орешек доставать» и приказал проведать, сколько людей в Канцах и в Орешке и покрыта ли Нева льдом[139]. Однако зимний поход не состоялся. Причины этого точно неизвестны, на сей счет существует две версии. П. О. Бобровский[140] и Д. Ф. Масловский[141]утверждали, что поход сорвался из-за неудовлетворительного состояния русских войск, причем последний в качестве аргумента привел резолюции монарха на докладе Б. П. Шереметева, в котором тот указывал на недостатки драгунских полков. Такой доклад действительно существовал[142], но в нем речь шла главным образом о коннице, поэтому, на наш взгляд, нет оснований считать, что из-за этого доклада поход был отменен. По другой точке зрения, высказанной А. С. Кротковым[143], Г. И. Тимченко-Рубаном[144], И. Н. Боже-ряновым[145], М. М. Бородкиным[146], Н. П. Волынским[147], Н. И. Павленко[148], а также уже упоминавшимся П. О. Бобровским в более поздней работе[149], шведов выручили половодье и распутица, помешавшие доставить к крепости войско и припасы. Здесь имеется более веский «аргумент» – письмо Б.П. Шереметева Петру, в котором фельдмаршал сообщал царю об изменениях погоды[150]. Поэтому вторая точка зрения выглядит более убедительной (видимо, не случайно П. О. Бобровский позже присоединился к ней).

Как бы то ни было, зимний поход не состоялся, но подготовка к осаде Нотебурга началась еще осенью 1701 г., когда Я. В. Брюс получил приказание изготовить 12 мортир. Надо сказать, что теперь был учтен опыт нарвской неудачи, когда орудия и снаряды подвозились по частям. Теперь все необходимое для осады сначала доставили в Ладогу, ставшую опорным пунктом экспедиции. Зимой там было приготовлено 10 мортир и 4500 бомб к ним, т. е. по 450 выстрелов на каждое орудие[151]. Как уже отмечалось выше, в тот момент они не понадобились, но зато пригодились позже. Так, 8 июня 1702 г. Петр писал Т. Н. Стрешневу: «.изволь приказать Брюсу, чтоб которое изготовлено зимним путем, изготовил водою, и к ним 18-фунтовых, что есть, да 12 мортиров, и к ним по тысяче бомб, и ядер и пороху, также. мотыг и лопат втрое перед зимним»[152]. Следовательно, в июне 1702 г. начался новый этап подготовки к походу, причем использовались припасы, заготовленные зимой. Я. В. Брюс обратился к царю за уточнениями: «к тем ли 10 мортирам две в прибавку или вновь 12 к посылке изготовить?», на что получил ответ: приготовить две мортиры[153]. Параллельно с Я. В. Брюсом подготовкой артиллерии к походу, по-видимому, занимался А. А. Виниус, сообщивший Петру I 20 июля, что в Новгороде готовы к отпуску в Ладогу 41 пушка, более 56 000 ядер к ним, лопаток и заступов до 16 000, кирок до 15 000, пороху из Москвы 28 000 пудов[154]. По мнению В. Е. Шутого[155], в Ладогу была доставлена 91 пушка (правда, автор не ссылается на источник). Но, скорее всего, часть из этого (если не все) осталась в резерве, т. е. снова был учтен печальный опыт Нарвы,