Религия славян и её упадок (VI–XII вв.) - Генрик Ловмянский

и не выявляется четко у народов, относящихся к иным языковым группам[80]. Это противопоставление индоевропейцев народам остального мира звучит загадочно, и автор не утруждает себя даже объяснением этого структурного различия, ограничиваясь только негативными замечаниями в адрес неиндоевропейской мифологии. При этом функции божеств могут различаться не только по «профессиональному» принципу, отмеченному автором у индоевропейцев, но также и по другим принципам, например, по региональному, когда отдельные племена или провинции одного и того же организованного политического сообщества получали собственных богов-покровителей с широким спектром компетенций (как было в Египте или у полабских славян), или же по объектному принципу, когда отдельные божества представляли разные объекты, явления или процессы (небо, солнце, луну, землю, море, огонь, животный и растительный мир, плодородие и т. п.) и в связи с этими объектами были полезны или вредны для человека. Перечисленные принципы пересекались в различных пантеонах, например, в индоевропейских пантеонах объектный принцип смешивался с «профессиональным», что и повлияло на усложнение троичности Дюмезиля. Смешение отдельных принципов в различных комбинациях положило начало различным групповым моделям пантеонов. У индоевропейцев, как это следует из рассуждений Дюмезиля, возобладал «профессиональный» принцип и установилась троичность — вопрос лишь в том, когда это произошло? Автор ищет ответ, используя ретрогрессивный метод, то есть он берет за исходный пункт факт структурной схожести пантеонов четырех исследованных индоевропейских групп, населявших три удаленных друг от друга и не контактировавших между собой региона Европы (Рим и Скандинавия) и Азии (Иран, Индия). Из этого факта он делает вывод, что эти группы унаследовали модель пантеона у индоевропейской общности. Этот метод безупречен лишь при условии, что все четыре пантеона развивались независимо друг от друга в условиях изоляции, и, если допустить, что основные черты модели не могли развиваться спонтанно в подобном направлении. Непосредственно тезис об изначальном индоевропейском происхождении модели пантеона уже в эпоху индоевропейской общности не удается ни доказать, ни проверить по причине отсутствия соответствующих данных в источниках. Тем не менее против этого тезиса косвенно свидетельствует уже отмеченный факт: в пантеонах отдельных индоевропейских групп отсутствуют достоверно установленные общие имена индивидуальных божеств эпохи политеизма. Исключение составляет название неба или небесного бога, общее для таких языков, как индийский, греческий, латинский, германский, а следовательно, без сомнения индоевропейское. Это характерное исключение подтверждает тезис об отсутствии изначального индоевропейского политеизма. Чтобы обойти этот аргумент, Дюмезиль выдвигает вспомогательную гипотезу, утверждая, что исходные индоевропейские божества были известны под многими именами и что каждая языковая группа, отделившись от общности, сохранила одно из этих имен для своего исключительного пользования[81]. Подобное четкое разделение имен между отдельными группами обладало бы некоторой долей правдоподобия в случае существования некоего органа, контролирующего расселение отдельных групп и даже их лексикон. В действительности же дезинтеграция индоевропейской общности происходила спонтанно и постепенно, и у переселенцев было множество иных забот, помимо неизвестно с какой целью установления сакральной терминологии, и вообще представление об изначальном индоевропейском политеизме не только не находит подтверждения в источниках и даже противоречит им, но и не слишком согласуется с наличием в эту эпоху родоплеменного строя, которому обычно сопутствовала полидоксия. По-видимому, метод ретрогрессивного установления индоевропейского политеизма, верный в принципе, требует внимательного отношения к его исходным данным, и особенно учета политеистических влияний со стороны «плодородного полумесяца»[82]. Более того, возникает вопрос, не сформировались ли в индоевропейской общности «профессиональные» покровительственные функции сверхъестественного мира в их троичной структуре — в рамках полидоксии того времени?

И еще один очень существенный аргумент опровергает тезис об изначальном индоевропейском политеизме: различные индоевропейские группы, в том числе германцы, в исторические времена еще придерживались полидоксии, что позволяют утверждать свидетельства многочисленных источников, начиная с сообщений Геродота, который не только переносит нас назад приблизительно в 500-е годы до н. э., но и обращает внимание на архаичные элементы религии. Среди индоевропейских народов, религию которых он описывал, имеются и те, что относятся к иранской ветви. Так, о персах, живших на юго-восток от «плодородного полумесяца», греческий историк сообщал, что они не воздвигают ни статуй богов, ни святилищ и алтарей, не признают антропоморфных божеств, но на горных вершинах совершают жертвоприношения «Зевсу», которым они называют весь небосвод (τὸν κύκλον πάντα τοῦ οὐρανοῦ Δία καλέοντες). Кроме того, они исповедуют культ солнца, луны, земли, огня, воды и ветров. Именно этим «богам» они первоначально приносили жертвы, однако от ассирийцев и арабов научились культу Урании[83]. Это свидетельство имеет особое значение для изучения изначального индоевропейского культа, который у персов лишь слегка вышел за рамки полидоксии (выразившейся у них в почитании объектов природы), благодаря выявившемуся в ней прототеизму в изначальной его форме «небосвода», то есть в форме материальной, не антропоморфной. Только на следующем этапе под влиянием более развитых соседей у этих племен появились элементы политеизма. В отличие от религии персов, которая получила у Геродота всестороннее, хотя и краткое, описание, из предметов, относящихся к религии массагетов (также иранского народа, но жившего далеко на восток от Аральского моря) этот историк упомянул только один и якобы исключительный предмет культа — солнце, которому приносят в жертву коней[84]. Это описание, безусловно, неполно, в нем почитание неба (ведь солнце является его частью) не только не может быть исключено, но даже и должно быть подразумеваемо. Может быть, это был культ ясного неба, освещаемого солнцем, хотя нельзя исключать, что небо как предмет религиозного почитания в этом случае было низведено до роли «неактивного божества» (как это часто случалось) и уступило место культу весьма активного небесного тела — солнца. Дальнейшее свидетельство этого автора относится к религии так называемых пелазгов, народа, как сейчас установлено, также индоевропейского (хеттского?) происхождения[85], предшественника греков на их исторических землях. Пелазги обращались к богам, но не давали им никаких имен. Если они почитали каких-то безымянных богов, то, вероятно, это не были индивидуализированные божества, то есть боги в точном значении, а демоны или же объекты природы и т. п. Существенно сообщение Геродота о восприятии пелазгами имен богов из Египта. Сами пелазги, по-видимому, имели какие-то сомнения в отношении эффективности этого принятого извне культа, коль скоро они обратились за советом к пророчице в Додоне. Пророчица заявила, что они должны использовать эти имена, и таким образом одобрила заимствованный культ[86]. Из этого описания мы узнаем какую-то легенду архаического происхождения об отсутствии политеистических верований у пелазгов и о принятии богов якобы из Египта, который в данном случае скорее всего указывает на общее влияние стран «плодородного полумесяца» на генезис политеизма у пелазгов. К