Истоки скандинавских мифов - Владимир Михайлович Сушков

всего, изначально у этих явлений не было антагонистов. Тьма появилась уже позднее и это вытекало из концепции "двойственности вещей". Во всех религиях изначально появлялось светлое божество, будь то Зевс, Яхве, Нейт, Тор/Тюр, Перун, Мардук и так далее. Следует принять во внимание, что в "Бытие" Библии, одной из самых древних иудео-христианских книг, нигде не упоминается сатана. Мало того, во всем Пятикнижии нельзя найти ни дьявола, ни сатаны. Впервые образ божьего протагониста появляется в литературно-назидательном источнике об Иове, и с тех пор его образ начинает трансформироваться. Путь сатаны от обычного ангела до "владыки мертвых" занял около тысячи лет. Поэтому первобытные племена, стоящие на ступени первобытнообщинного строя, преклонялись перед хтоническими явлениями и могли их одушевлять или персонифицировать, но не придавали им какой-либо коннотации, положительной или отрицательной. Боги не были злыми или добрыми, но для того, чтобы бог не гневался, их стоило задабривать. Так работали политеистические религии, и вот их фундаментальное отличие от монотеизма.

Параллелей с другими религиями немало. Кроме того, в индоевропейских религиях представление о "владыках подземного мира" не является отрицательным, а скорее несет в себе темный контраст. Аид не был плохим, как и Плутон или Хель. Аид был просто тем, кто принимал души мертвых, и он являлся владыкой всего того, что было под землей, как и Зевс был владыкой Небес, а Нептун властвовал над морями. Не стоит объяснять, что в этом тринитарном устройстве главой был "владыка неба" — Зевс, Юпитер, Тор или Перун.

Само слово "Хель" (ср. англ. "hell") появилось от праиндоевропейского корня kel-, kol, что означает "хранить, скрывать, покрывать". Никакого отрицательного окраса это слово не имело. Ученые мало знают о верованиях индоевропеоидов, но, видимо, корень kel- свидетельствует о том, что они верили в сокрытие и последующую жизнь мертвых ("хранить и скрывать тела" свидетельствует о подготовке душ к загробной жизни, как и многочисленный инвентарь, найденный в могильниках). Значит, слово "Хельхейм" имело значение "сокрытая страна" или, в более узком смысле, "страна мертвых". Известно, что некоторые племена скрывали своих мертвецов даже у себя дома, хоронили под полом, чтобы духи предков оберегали их.

Несмотря на то, что слово "Хель" не имеет ничего общего с древнегреческим именем "Аида", стоит отметить их идентичный смысл. Одно из толкований имени "Аида" с др. — греч. ἀъдЮт — "невидимый", что по своей функциональности роднит греческого бога со скандинавским.

Судя по всему, "Хельхейм" располагается в той же географической плоскости, что и "Нифльхейм". Читателю, как бы намекает, что в "Речи Гримнира", именно "Хельхейм" расположен под третьим корнем, а не "Нифльхейм". В том числе, условно "природные" условия "Хельхейма" отдаленно напоминают "Нифльхейм": там постоянно холодно, темно, и весь "Хель" наполнен туманом.

Вероятнее всего, "Хель" был отделен от "Нифльхейма" в первую очередь рекой Гьёлль — рекой мертвых. Важно отметить, что Гьёлль берет свое начало из источника "Хвергельмир", откуда вытекают и другие одиннадцать потоков, а также живет дракон "Нидхегг".

Через Гьёлль перекинут мост, о котором говорилось чуть выше, является антиподом Биврёста — Гьялларбру, который буквально соединяет мир недавно умерших с миром мертвых. Если в греческой мифологии реку Стикс преодолевал паромщик Харон, в уплату которому кладут мертвецу две монеты на глаза, то в германо-скандинавском представлении через реку мертвых был перекинут мост, который охранялся великаншей Модгуд. Функция Модгуд до конца не ясна: действительно ли она являлась стражницей моста? Возможно, великанша следила за тем, чтобы в Хель не попал живой человек. С другой стороны, она никак не препятствовала тому, чтобы в Хель направился ас Хермод. Также, своеобразной "сигнализацией" моста являлось то, что он начинал звенеть, если по нему шел живой человек. Поэтому функцию Модгуд определить доподлинно невозможно, судя по имеющимся у ученых данным.

Гьялларбру имеет немного аналогов в мифологическом мировоззрении других народностей. Ближе всего к скандинавскому мосту мертвых славянский Калинов мост, который был перекинут через огненную реку (отсюда и название, от слова "каленый") — Смородина. Смородина также, как и Стикс с Гьелль, отделяет мир мертвых и мир живых. Калинов мост охраняется Трехглавым змеем, в то время, как в скандинавской мифологии эту функцию отправляет другое мифическое существо — Гарм. О нём будет рассказано чуть ниже. Подобные мосты представлены и в Исламе (Сират), а также в Зороастризме (Чинват).

Появление мифического моста неразрывно связано с появлением "моста" как такового — изобретения, позволяющего переходить через реку. Появление Гьялларбру можно отследить лексически. На немецком языке мост именуется Brucke, и считается, что это слово близко по происхождению к немецкому слову Prugel, которое означает "деревянная палка" или "дубина" (ср. голландское — brug, английское — bridge, шведское — bro). Скорее всего, смысл слова Prugel заключается в том, что древние германцы пользовались специальным настилом из бревен и сучьев, чтобы перебираться по ним по топким местам, болотам и широким ручьям. Этимологически можно вывести, что слово Brucke появилось в эпоху единения германских племен. Или может быть раньше?

Однако слово Prugel не восходит к прагерманскому или праиндоевропейскому языку, что можно увидеть, сравнив значение слова "мост" в языках наиболее родственных народностей. Слово "мост" является общеславянским (белорусский, македонский, болгарский — мост, польский, словацкий, словенский — most, украинский — мiст) и не связано с единым корнем, также, как и латинский язык (латынь, французский — pont, португальский — puente). Необходимо отметить, что в балтийской группе языков (за исключением финского, видимо финны и венгры заимствовали наименование моста у балтов), слово "мост" никак не роднится с другими обозначениями (латышский — tilts, литовский — tiltas, эстонский — sild, финский — silta, венгерский — hнd).

Соответственно, можно сделать вывод о том, что Гьялларбру, как артефакт германской мифологии, не был единым архетипичным для всей индоевропейской общности. В Европе он присущ только скандинавам и славянам. Возможно, что Гьялларбру появился в более позднюю эпоху.

Что же представлял собой Гьялларбру для скандинавов? Скорее всего, он являлся той точкой невозврата, символической границей между миром живых и миром мертвых. Кстати, в некоторых источниках упоминается, что в реке Гьелль плывут по течению щиты и копья погибших воинов. Сложно сказать, о чем это говорит, но главной причиной этого воззрения может быть излишняя воинственность скандинавов.

После того, как мертвец преодолел мост Гьялларбру, он оказывался в Ярнвиде — железном лесу. По некоторым источникам он находился не в Хельхейме. После Ярнвида, где росли покрытые железом деревья, путнику представлялось хтоническое чудовище — пес Гарм. Некоторые исследователи сближают Гарма и Цербера, видя в их самоназваниях праиндоевропейский корень ger, что значит "рычать". Таким образом, получается,