История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

для пополнения старых и формирования новых «тысяч» своей армии. При этом тысячниками, скорее всего, становятся наиболее лояльные выходцы из небольших племён Монголии, прошедшие школу кешиктенов. Очевидно, стоит повторить ещё раз высказанную ранее мысль о том, что «тысяча», сформированная из кипчаков, венгров, канглы, уйгуров, но возглавляемая тысячником из монгольского племени хунгират, вероятнее всего, получала название по его имени. Это могло звучать примерно следующим образом — «тысяча» такого-то Бучжека, хунгирата. Соответственно, что именно таким образом названия монгольских племён дочингисхановской эпохи распространились по территории, где располагались монгольские улусы.

Важно отметить, что в состав «тысяч» могли входить не только природные кочевники, но и выходцы из оседлых государств. Однако «тысячи» должны были вести кочевой образ жизни. Судя по всему, главным тут был вопрос материального обеспечения. Кочевая система организации не требовала регулярного снабжения. Свои минимальные потребности монгольские улусы и входившие в их состав «тысячи» удовлетворяли за счёт кочевого хозяйства. Поэтому имевшие опыт кочевого образа жизни кочевники были более удобным материалом для формирования новых «тысяч».

В то же время кроме сформированных из кочевников «тысяч» монгольской армии, в империи в этот период существенную роль играли также вспомогательные войска из зависимых государств и владений, возглавляемые их собственными военачальниками. В основном это были формирования из оседлых владений, признавших власть монголов. По мере развития процессов централизации в Монгольской империи многие из самостоятельных оседлых владений постепенно ликвидировались. Например, в том же Северном Китае восстанавливалась прежняя имперская традиция управления. Соответственно, вставал вопрос о статусе формирований самостоятельных владений бывших цзиньских командиров из числа киданей, чжурчженей, китайцев, перешедших на сторону монголов в период их активных завоеваний.

Понятно, что данные формирования не входили в состав кочевых улусов чингизидов, не входили они также и в состав монгольского народа, под которым понимались люди, служившие в монгольской армии. В то же время они были частью Монгольской империи, её вооружённых сил. В связи с тем, что империя при Угедее восстанавливала систему регулярного налогообложения китайского типа, то, соответственно, она могла взять необходимые ей воинские формирования из числа китайцев, чжурчженей и киданей на своё регулярное обеспечение. Вместо практики предоставления тех или иных территорий местным владетелям в типично восточное кормление в обмен на воинскую службу Монгольская империя с помощью таких людей, как выходец из киданей Елюй Чуцай, проводит централизацию системы налогообложения и последующего распределения ресурсов.

Таким образом, в период правления Угедея стало оформляться противоречие между задачами развития централизованной империи и становлением улусов чингизидов. Первая тенденция была связана с восприятием Монгольской империей традиции управления покорённых ею оседлых государств, в особенности Китая. Вторая — с эволюцией собственно монгольской кочевой государственности. Проблемы взаимодействия этих двух тенденций в Монгольской империи являются ключевыми для понимания эволюции монгольской системы управления и её воздействия на судьбы различных народов Евразии, оказавшихся в зоне влияния Монгольской империи.

Правление Гуюк-хана

После смерти Угедея в Монгольской империи произошёл первый серьёзный внутриполитический кризис. Он был связан с проблемой престолонаследия. Так как вся власть в империи находилась в руках семьи Чингисхана, то и кризис уже носил внутрисемейный характер. Вопрос стоял очень остро: как обеспечить преемственность власти в отсутствие строгих правил, предусматривающих смену первого лица в империи. Напомним, что решение о том, что его наследником будет его третий сын Угедей, принимал лично Чингисхан. Одновременно он передал контроль над основной частью армии (101 тысячу из 129 тыс.) своему младшему сыну Тулую, а хранителем основного закона империи — Ясы — назначил второго сына Чагатая. Кроме того, каждый из сыновей, включая рано умершего старшего сына Джучи, а также братьев самого Чингисхана, получил свой личный улус. Налицо стремление Чингисхана распределить среди членов своей семьи функции управления государством. Он явно не хотел допустить доминирования кого-то одного и стремился создать условия для их взаимодействия. Однако у Угедея не было авторитета его отца и после его смерти ситуация с преемственностью власти оказалась сложнее.

Согласно законам империи воля кагана имела большое значение. Она подкреплялась всей мощью империи. Тем более что в период правления Угедея государство стремительно адаптировалось к местным системам управления в Китае и мусульманском дойре и использовала их в своих интересах. Соответственно в распоряжении центрального аппарата управления концентрировались огромные материальные ресурсы. Следовательно, в руках кагана была сосредоточена огромная власть, которая опиралась не только на политическую традицию и армию, но и на собранные с зависимых территорий средства. В то же время каждый из представителей семьи Чингисхана обладал собственным улусом, имел в распоряжении немалые людские и материальные ресурсы. В том числе и те, которые распределялись централизованно через государственную казну. Они ещё не были вполне самостоятельными правителями своих улусов и контролируемых ими территорий, но уровень достигнутой автономности был уже достаточно высок. К тому же огромные расстояния, занимаемые империей, объективно способствовали повышению степени изоляции монгольских улусов чингизидов как друг от друга, так и от центральной власти.

И вполне понятное желание Угедея закрепить власть в империи за своей семьёй встречала скрытое сопротивление со стороны других потомков Чингисхана. Тем более, когда согласно монгольской традиции управления подразумевалось, что власть в империи принадлежит всем чингизидам. Кроме того, принятие решения о преемнике кагана требовало коллегиальности. То есть новый каган должен был получить хотя бы формальную поддержку со стороны курултая, в котором должны были участвовать все чингизиды. Причём отдельным чингизидам было далеко не безразлично, кто именно будет контролировать центральную власть в империи. От этого зависела их возможность получать свою часть доходов от централизованного налогообложения оседлых территорий, а также стабильность их полуавтономного положения в собственных улусах.

Кстати, весьма показателен был приведённый выше пример, когда однажды Угедей, будучи каганом, передал часть наследства Тулуя своему сыну Кутану, что, естественно, вызвало недовольство среди потомков Тулуя. В новой ситуации любой из чингизидов, оказавшийся во главе Монгольской империи, был потенциально опасен для всех остальных. Всё это открывало большие возможности для начала интриг среди чингизидов по поводу престолонаследия и определения своего места в государстве.

Сразу после смерти Угедея власть в империи на время до выборов нового кагана фактически перешла к его вдове Туракин-хатун. Сам «Угедей ещё при жизни выбрал в качестве наследника престола и заместителя своего третьего сына Кучука. Но он скончался ещё при жизни каана. А так как каан его любил больше всех, то выбрал его старшего сына Ширамуна, сказал, что он будет наследником и заместителем»[378]. Одновременно произошла первая попытка захватить власть в империи. Её предпринял младший брат Чингисхана Отчигин. «Так как арена состязаний