Всеволод Волин - Неизвестная революция 1917-1921

Матросы отказались выполнять декрет.

Правительство ответило ультиматумом: либо подчинитесь, либо через сутки снабжение прекращается.

Кронштадт не ощущал в себе достаточно сил для стойкого сопротивления. Скрепя сердце и проклиная новую «революционную» Власть, моряки собрали пожитки и покинули «цитадель», прихватив с собой несколько пулеметов. «Может, они нам еще понадобятся, — говорили матросы. — Пусть большевики сами вооружают своих наемников!»

(Как известно, несколько месяцев спустя большевистское правительство разоружило все население. Каждому гражданину, кем бы он ни был и где бы ни находился, под страхом смертной казни вменялось в обязанность сдать оружие местным властям.)

Позднее некоторое число матросов, возвратившихся в Кронштадт с революционных фронтов, объединились. Но это была лишь незначительная горстка людей. Основные силы «рассеялись» по всей необъятной стране.

Кронштадт уже не был прежним.

Правительство не раз смогло в этом убедиться.

Так, во время мирных переговоров с Германией Кронштадтский Совет, как и подавляющее большинство остальных Советов, проголосовал против мира с генералами. Против него люди выступали на всех митингах и собраниях. Тогда большевики, приняв ряд мер, аннулировали первое голосование, подняли вопрос во второй раз и навязали мирную резолюцию. Кронштадт подчинился.

После заключения мира и распада сплоченного революционного блока (Кронштадт, Черноморская эскадра и др.) большевики могли спокойно укреплять свою диктатуру над трудовым народом.

Когда в апреле 1918 г. правительство разгромило анархистские группы в Москве и других местах, закрыло их штаб-квартиры, запретило прессу и бросило в тюрьму активистов, Кронштадт еще раз показал когти. Но они уже были не так остры. Теперь матросы не могли «повернуть пушки» против лжецов. Впрочем, последние были вне зоны их досягаемости: они, как и тираны прошлого, укрылись за Кремлевскими стенами, в Москве. Кронштадту пришлось ограничиться двумя резолюциями протеста: одна была принята массовым митингом на славной Якорной площади, другая — Советом.

Тотчас же на «гордость и славу Революции» обрушились жестокие репрессии. Большевики намеренно позволили собраниям состояться — им нужен был предлог. Совет распустили и заменили новым, более покорным. Собрания, пресса, как и повсюду, оказались подчинены государству. В городе создали отдел ЧК. Повсюду — в цехах, в полках, на кораблях — организовывались «коммунистические ячейки».

Началась тотальная слежка. За малейшую критику действий большевиков «виновных» арестовывали и отправляли в Петроград, откуда большинство их них не возвращалось.

Только один раз Кронштадт возмутился и одержал верх. Линейный корабль «Петропавловск» решительно отказался выдать властям матроса-анархиста (по фамилии Скурихин). На этот раз большевики не упорствовали. Провоцировать волнения из-за одного человека было бы неразумно. Игра не стоила свеч. Что касается парня, до него потом все равно добрались.

За исключением этого возмутительного случая, правительство большевиков могло торжествовать: Кронштадт, авангард подлинной Революции, бессильно склонился под железным ярмом «коммунистической» власти.

Однако это было верно только наполовину.

Многие месяцы Кронштадт бессильно взирал на ложь, низость, преступления могильщиков Революции.

Возвращаясь в увольнение, матросы рассказывали, как обращается с трудовым народом «власть трудящихся». В деревнях у всех крестьян без разбора отнимали последнее зерно, последний скот, зачастую даже домашнюю утварь, обрекая земледельцев на голодное существование и не останавливаясь перед массовыми арестами и казнями недовольных. Вооруженные заградотряды на подходах к городам беспощадно конфисковывали мешки муки, которые крестьяне везли чаще всего своим голодающим родственникам; тех, кто оказывал сопротивление, арестовывали. Одновременно «закрывали глаза» на настоящих торгашей, позволяя им свободно перевозить предназначенный на продажу товар, потому что те «давали на лапу».

«Трудовой народ разоружен», — делали вывод матросы. Теперь они поняли: «Всеобщее вооружение трудящихся, свобода слова и деятельности внушает страх не только отъявленным контрреволюционерам, но и тем, кто свернул с пути подлинной Революции. Создается Красная Армия, которая, как и все прочие армии, призвана стать слепым орудием в руках правящей партии. Лишенных корней, оторванных от своих цехов и товарищей по работе, увлеченных лживыми лозунгами и посулами, подчиненных отупляющей дисциплине и не имеющих возможности действовать организованно солдат руководители, кем бы они ни были, смогут легко использовать в своих целях».

Кронштадт слушал, наблюдал и возмущался, но не находил в себе сил действовать.

А народ все больше сковывали, обуздывали, подчиняли, подавляли.

Наконец гроза все-таки разразилась.

Но началась она не в Кронштадте, а в Петрограде.

В конце февраля 1921 года положение городских рабочих масс стало нестерпимым.

Все приходило в упадок. Не хватало продуктов первой необходимости. Даже хлеб, и тот выдавался по карточкам и нерегулярно. Жилища не отапливались. Железные дороги были на последнем издыхании. Многие заводы закрывались, что лишь усугубляло положение.

Призывы, запросы, жалобы рабочих оставались без ответа.

Большевики у власти прекрасно понимали сложность положения. И даже признавались, что бессильны исправить его. Но они упрямо отказывались внести малейшие изменения в свою «генеральную линию». Большевики не хотели даже разговаривать с недовольными рабочими. Они заранее отвергали всякие предложения сотрудничества, всякие инициативы. А вместо этого все чаще прибегали к реквизициям, военным экспедициям, репрессивным мерам, насилию и произволу.

Тогда в Петрограде начались беспорядки.

На нескольких важнейших заводах прошли общие собрания рабочих, которые приняли резолюции с осуждением правительства и потребовали смены режима. На стенах цехов появлялись прокламации, составленные в том же духе. В массах зрело глухое недовольство.

Здесь необходимо сделать важное замечание.

Естественно, в этом массовом движении участвовали различные элементы, предлагались различные идеи. Поскольку никакой свободы идей и дискуссий не допускалось, а многочисленные революционеры томились в застенках, брожение в массах оставалось неопределенным и смутным. Революционный процесс пошел по ошибочному пути, и смысл движения неизбежно оказался извращен.

В этих условиях не было ничего удивительного в том, что ряд участников движения (особенно умеренные социалисты), находившихся под влиянием антиреволюционной пропаганды, предлагали меры, которые могли бы заставить Революцию отступить; не в их целях было пытаться вывести ее из тупика, чтобы двигать вперед.

Так, некоторые требовали восстановления свободы торговли и, главное, созыва Учредительного Собрания.

Но следует отметить три важных момента:

1. Все эти элементы не господствовали над движением. Они не были ни самыми сильными, ни самыми смелыми. Свобода пропаганды для левых, свобода действий для масс — это, при поддержке искренних большевиков, еще могло спасти положение и придать Революции новый импульс в позитивном направлении.

2. Не следует забывать, что в целом большевизм также являлся реакционной системой. Таким образом, существовало две реакционные силы: одна, представленная антибольшевистскими элементами, тянула назад; другая — сам большевизм — парализовал и останавливал Революцию. Единственная подлинно революционная сила не имела с ними ничего общего.

3. Эту подлинно революционную силу составляли другие. И — что важно для нас — их самым значительным представителем являлся Кронштадт.

Кронштадтцы предлагали решение, которое не имело ничего общего ни с большевизмом, ни с такими ретроградными идеями, как созыв Учредительного Собрание или возврат к частному капитализму.

В этом убеждают действия Кронштадта с самого начала волнений.

В ответ на прокламации, требующие созыва Учредительного Собрания, Кронштадт отправил (тайно, разумеется) своих посланцев на заводы, фабрики и мастерские Петрограда, чтобы заявить рабочим:

Кронштадт решительно повернет орудия, направит всю свою энергию против Учредительного Собрания, против всякого возвращения назад. Но если рабочие, разочаровавшись в «диктатуре пролетариата», выступят против новых властителей, за «свободные Советы», за свободу слова, печати, организации и действий для всех трудящихся, рабочих и крестьян, а также для всех идейных течений: анархистов, левых эсеров и др.; если рабочие положат начало третьей, подлинно пролетарской Революции, призванной осуществить обещания Октября, тогда Кронштадт единодушно поддержит их, готовый победить или погибнуть.