Кровь и золото погон - Сергей Дмитриевич Трифонов

творилось на подходе с площади, не было видно. Бурнашов оставил у каждого чердачного окна по карабину, сам же спустился вниз и занял позицию в одном из кабинетов, выходившем окном на площадь. Он не спеша свернул цигарку и стал наблюдать.

Семерых он прикончил из пулемёта. Из других семерых, о которых говорила Лея, по его прикидкам, Ваня Егоров минимум пятерых уложил. Ваня был отличным стрелком. «Сколько же в банде людей? И где наши? Суки поганые! Бандюки же весь городок разнесут». Он пробрался в кабинет начальника милиции и стал крутить ручку телефона. Тот молчал. «Провода порезали, сволочи». Услышав крики и отрывистые команды, он вернулся к окну.

Павловский сидел в кабинете ответственного секретаря укома партии и курил. Урядник Хрущ и подпоручик Клёпин собирали в сумки чистые бланки укома партии и уисполкома Советов, печати и штампы, папки с оперативными документами. Когда невдалеке застрочил пулемёт, Павловский насторожился, работал не их ручной «льюис», бил «максим», солидно, длинными очередями. Вошли встревоженный подпоручик Клёпин и спокойный Хлебов. Павловский приказал:

— Бьёт у здания милиции. Берите людей, окружите справа. Я зайду слева, от городского сада. Старайтесь живыми брать.

Бурнашов увидел, как большая группа бандитов разделилась на две части. Одна стала заходить по улице слева, таясь за деревьями. Другая — справа, от городского сада. Он полез на чердак, выставил стекло левого окна, приложил приклад карабина к плечу. Бандиты крались вдоль забора, было их четверо. Иван вначале снял последнего, клацнул затвором и наповал уложил первого. Двое других залегли, потом отползли назад и стали отстреливаться. Бурнашов бросился к правому окну, и как раз вовремя. Павловский с группой из пятерых бандитов, таясь за деревьями городского сада, был уже метрах в тридцати от здания милиции. Толстые стволы деревьев хорошо защищали врагов, Ивану пришлось ждать и тщательно целиться. Первой его жертвой стал долговязый уголовник, пытавшийся перебежать ближе к зданию. Когда подпоручик Клёпин чуть выглянул из-за ствола сосны, желая засечь, откуда ведут огонь, пуля попала ему в висок, он выронил карабин и остался стоять на коленях, обнимая обеими руками рыжий ствол сосны.

Павловский злобно выматерился. «Уже десятый час, вроде бы всё сделано, но потеряно двое отличных офицеров. Пора сворачиваться, — рассуждал он про себя, — только этого гада возьмём — и finita la commedia». Он подозвал урядника Хруща.

— Ты вот что, Матвей, возьми трёх уголовников, быстро перемахни через забор и проберись в эту чёртову милицию. Я прикрою вас. Постарайся взять этого краснопузого живьём.

Пока Бурнашов вгонял патроны в пустой магазин карабина и на минуту отвлёкся, бандиты перемахнули через забор, пробрались в здание. Пули часто защёлкали в оконную раму, отламывая от неё острые куски, кроша оконное стекло, раня осколками и щепой лицо Ивана. Стрелять из окна стало невозможно. Он стал спускаться с чердака и увидел двух бандитов, бежавших по коридору. Хруща, затаившегося у входной двери, он не заметил. Милиционер вышел в коридор, присел и с колена выстрелил в спину бандиту. Другой обернулся и был немедленно сражён. И тут разом всё померкло. От удара прикладом по голове Иван потерял сознание. Хрущ за ноги выволок милиционера во двор и во всё горло заорал:

— Кончайте палить! Принимайте краснопузого!

19

Отряд Павловского семь часов разорял уездный городок. Разгромил уездные исполком Советов, уездные комитеты РКП(б) и комсомола, военный комиссариат, отдел милиции, штаб частей особого назначения, исправительный дом (тюрьму), разграбил ряд кооперативных лавок, несколько частных квартир и домов, принадлежавших состоятельным евреям.

В финансовом отделе уездного исполкома Советов налётчики похитили около двух миллионов рублей ассигнациями и мешок серебряных монет; в исправдоме — пуд соли, овёс, рожь, печёный хлеб и лошадь с повозкой; в уездном земельном управлении — четыре охотничьих ружья, барометр, телефонный аппарат; в казарме при военкомате — 7 винтовок, патроны, настенные часы, гимнастёрки, шаровары, сапоги. В детском доме, не думая хотя бы о божьей каре, прихватили 194 аршина мануфактуры, наволочки и простыни.

Но особенно тщательно люди Павловского изымали из разгромленных советских, партийных и военных организаций секретные документы, шифры, чистые бланки документов (в том числе партийных и комсомольских билетов, милицейских и чоновских удостоверений), печати, штампы.

Надо сказать, в грабежах им с энтузиазмом помогали некоторые местные жители и выпущенные из-под стражи арестованные. Особенно активно мародёрничали Матвей Кузякин со своим племянником Сенькой Рыжим. Брали они в основном самогонку и закуску. Но не брезговали и тряпьём.

В одиннадцать утра Павловский собрал на площади напуганных горожан вместе с приехавшими из деревень торговать продуктами крестьянами и в зажигательной речи призвал их бороться с большевиками и Советами, не платить налоги, скрываться от призыва в Красную армию.

— Граждане! — вещал Павловский. — Верьте, скоро придёт конец вашим страданиям и мучениям! Большевики, утопившие в крови восстание моряков в Кронштадте, крестьянские бунты в Тамбовской губернии, Поволжье, Сибири и на Дону, разбудили русский народ! Сломаем хребет жидо-большевистской гидре!

Часть награбленного Сергей Эдуардович приказал тут же раздать вдовам, бедным старикам и сиротам. Люди стеснялись, прятали глаза, но брали и молча расходились по домам. Матвей Кузякин тоже пытался прикинуться бедным и сирым, но урядник Фёдор Мокров, заметивший за спиной мародёра мешок с торчавшими из него голенищами армейских кирзовых сапог, огрел с оттяжкой Матвея сыромятной плетью.

В завершение Павловский приказал, в целях, так сказать, назидания и устрашения, принародно расстрелять схваченных Ивана Бурнашова и Ивана Егорова, не побоявшихся вдвоём оказать сопротивление бандитам. А с ними заодно расстреляли выданного «доброжелателями» одного из лидеров местного комсомола, весёлого вихрастого паренька, до конца не верившего в случившееся.

Перепуганные и одновременно счастливые, что остались живы и что бандиты грабили не всех, горожане и сельчане быстро очистили площадь.

К полудню, сложив «экспроприированное» на реквизированные повозки, отряд ушёл из Демянска. В пяти верстах от города, между деревнями Аркадово и Ользи, на берегу Явони уставшие и разморённые июльской жарой «борцы за народное дело» устроили шестичасовой привал с обильной выпивкой.

Как обычно, офицеры и казаки собрались на поляне вокруг командира, а уголовники и дезертиры — неподалёку сами по себе.

Перво-наперво помянули погибших подпоручиков Клёпина и Кузовкова. Полтора десятка погибших и пристреленных казаками тяжелораненых уголовников не помянули, не стоили они того. Затем Павловский разделил между своими часть награбленного: золотые украшения и деньги. Несколько золотых монет досталось только поручику Дембовскому. Да и то лишь потому, что он лично обнаружил мешок с монетами в сейфе уездного финотдела.

Уголовники и дезертиры с шумом и дракой делили награбленное: обувь, простыни, штаны, гимнастёрки…

Павловский брезгливо