Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке - Рикарда Вульпиус

Рис. 26. Ловля лошадей у казахов. Изображение XIX века

Тем самым Веймарн вышел за рамки противоборствующих прежде стратегий по «решению» казахской «проблемы»: если «мягкий» курс предполагал упор на поддержку, добровольность и привлекательность перемен, то «жесткий» курс, до сих пор выдвигавшийся прежде всего представителями армии, опирался на насильственные методы, такие как изгнание казахов из российских крепостей в глубь степей. Веймарн выступал за третью позицию, предлагая «изнежить» казахов.

Уже Неплюев, ссылаясь на риски, выступал против чисто военного «решения» и взамен предлагал сочетать кнут и пряник. В качестве «кнута», по мнению Неплюева, должны были служить отправляемые против казахских стойбищ военные «карательные экспедиции», которые он рассматривал как адекватный ответ на грабительские набеги кочевников[1083]. Кроме того, уже с первых десятилетий XVIII века беспрецедентным строительством укрепленных линий, проходящих через пастбища кочевых народов, было принято осознанное решение лишать их экономической базы, отнимая у них все больше и больше пространства.

Теперь с предложением Веймарна по преобразованию казахского (и башкирского) образа жизни связывалась политика, основанная на добровольности, стимулировании и поощрении, цель которой состояла в том, чтобы за счет среднесрочного и долгосрочного ослабления экономической мощи казахов довести их до нищеты и таким образом добиться послушания. Подходящий метод ослабления, по мнению Веймарна, должен был состоять в том, чтобы «неприметным образом» сократить поголовье скота и лошадей. Оба эти фактора определяли их богатство и довольствие. Чем меньше у них того и другого, тем «меньше от них и дерзновенности и беспокойств опасаться можно»[1084].

Способ достижения этой цели состоял в том, что скот и лошадей так «изнеживали» бы и «баловали», содержа с самого рождения в хлевах и снабжая готовым кормом, что после они уже не могли бы самостоятельно искать пропитание и погибли при сезонном продолжении кочевого образа жизни. Поэтому по меньшей мере для «знатнейших старшин» необходимо было соорудить дома, а для их скота хлева и амбары, и при этом их самих нужно было приучить к строительству. «Протчия киргисцы» должны воодушевиться увиденным, следовать и подражать примеру. Более того, чем больше они занимались бы строительством, тем меньше бы совершали набеги. Этому способствовала бы и изнеженность самих людей.

Дело в том, писал Веймарн, что, пока кочевники придерживались старого образа жизни, они были настолько выносливы, что

ни дождь, ни ветер, ни суровые и невыносимые морозы или сильная вьюга не тяготили их настолько, что они для совершения своих хищнических набегов избирали именно такие неудобные и невыносимые для человека и крайне неприятные погодные условия.

Эту силу, в которой Веймарн видел опасность для российской стороны, можно было сломить, только приучив кочевников к комфорту. С одной стороны, в этом просматривается восхищение способностями неоседлых народов, предвестник более позднего дискурса о «благородном дикаре», хотя в данном случае с негативным оттенком[1085]. С другой стороны, «привычку к комфорту» Веймарн рассматривал пока не как декадентский порок цивилизации, а скорее как полезное и необходимое для трансформации коренных народов состояние.

Меморандум Веймарна имел большой успех. Многие годы он определял дальнейшую политику в отношении кочевых этносов на юге и прежде всего в отношении казахов Младшего и Среднего жузов. Его вполне можно назвать одним из важнейших стратегических документов XVIII века по «цивилизированию» степных кочевников на южном фланге российской державы[1086]. При этом члены Секретной комиссии сибирского губернатора, которым Веймарн адресовал свое письмо, первоначально подвергли его план резкой критике. Они сомневались, что другие казахи станут подражать примеру своих старшин. Кроме того, уже тогда было очевидно, что обнищавшие казахи, которые остались без скота или лошадей, вместо того чтобы перейти к более спокойной жизни, лишь еще больше грабили, чем раньше[1087]. Но, как писали члены комиссии, поскольку в любом случае принимать решение по этому вопросу должна Коллегия иностранных дел, а она «наибольшее и совершеннейшее как о обстоятельствах нынешних пограничных дел, так при том и о состоянии киргисцов сведение иметь изволит собою», меморандум был направлен туда.

Совершенно очевидно, что комиссия надеялась лестью в адрес Коллегии добиться отказа от стратегии Веймарна. Ведь утверждение, будто именно члены Коллегии иностранных дел обладают самыми обширными знаниями, не может не удивлять, если учесть, что большинство прежних влиятельных стратегических документов выходило из-под пера государственных деятелей, имевших опыт работы на имперской периферии (достаточно вспомнить хотя бы Кирилова, Татищева, Рычкова и Тевкелева).

Вопреки надеждам комиссии сибирского губернатора, Коллегия иностранных дел и вслед за ней Правительствующий сенат во всем последовали стратегическому предложению Веймарна[1088]. В марте 1762 года, то есть еще за четверть года до вступления на престол Екатерины II, с именем которой впоследствии всегда связывали эту политику, Коллегия приняла предложение и уже в тот же день — полностью в стиле Меморандума — поручила сибирскому генерал-губернатору Федору Ивановичу Соймонову предпринять все необходимые меры, чтобы тайным образом довести казахов до скудости в скоте и лошадях[1089]. На рынке необходимо было удерживать низкие цены на скот, скот следовало скупать по бросовым ценам, краденый скот, который на тот момент находился в руках народов, бывших в подданстве российской державы, предписывалось не возвращать казахам. Наконец, казакам должно было быть разрешено осуществлять «воинские поиски» (то есть военные карательные экспедиции) в казахской степи для отмщения за кражу скота, совершенную казахами вдоль линии[1090].

Дома для султанов и старшин необходимо было сооружать недалеко от Сибирской линии, сено выдавать сначала безвозмездно, а позднее предлагать за небольшую плату. Этими мерами предполагалось как можно сильнее подтолкнуть султана Аблая и казахов Среднего жуза к тому, чтобы заниматься крестьянским хозяйством и перейти к земледелию. Реализация всех мер, в том числе отправка кос и русских специалистов, была поручена самому Веймарну. Он получил подробный план, в котором были уже точно указаны расположение домов и суммы, предусмотренные для подарков султану Аблаю и другим казахским сановникам[1091].

В действительности в последующие десятилетия царское правительство построило за государственный счет множество домов, амбаров и сараев для казахской элиты и ее скота[1092]. Также оно позаботилось о предоставлении сена и посевного материала, отправило косы и в 1764 году послало сразу десять русских специалистов к султану Аблаю, чтобы обучить земледелию его и других высокопоставленных лиц[1093]. Он, со своей стороны, отправил нескольких казахов для освоения зерноводческого хозяйства в российских поселениях на