Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2

Иванов. — Александр Дмитриевич, но ведь вы, кажется, признаете, что в совете министров вы указывали на необходимость роспуска думы?

Протопопов. — Роспуска — нет. О роспуске говорили, но я за роспуск ни разу не голосовал. Это вышла ошибка, — так понял меня тогда Добровольский, который шел более прямо, нежели я. Я шел более уклончиво.

Иванов. — Вы не указывали на то, что роспуски эти можно неоднократно повторять: не поведет дума такую-то линию — можно ее распустить, потом опять то же самое…

Протопопов. — Я говорил, но не как мысль, а как пример, что в истории это бывало, что парламенты распускались, и многократно распускались, например, в Японии.

Председатель. — Т.-е. это были теоретические рассуждения, не имевшие отношения к нашей думе и не имевшие в виду практического применения?

Протопопов. — Нет, не имевшие практического применения. Это был разговор.

Иванов. — Но к чему вы это говорили?

Протопопов. — Я говорил, что роспуск — вещь теоретически возможная, что роспуском можно достичь практических результатов, но на известной почве.

Председатель. — Но вы не относили этого к России?

Протопопов. — Если бы от меня зависело распустить думу, я бы ее распустил. Я считал, что если дума будет итти в том же направлении, она поставит вопрос монархии на уклон.

Председатель. — Значит, вы считали, что думу нужно распускать до тех пор, пока вы не добьетесь правой думы?

Протопопов. — Нет.

Председатель. — Я вам прочту документ: «дума распущена. Это издевательство над думой, издевательство над народом…» (читает). Это ваш почерк (показывает документ)?

Протопопов. — Нет, не мой. Разрешите просмотреть, потому что я не помню.

Председатель. — Пожалуйста.

Протопопов. — Это я знаю, я припоминаю, это одно из…

Председатель. — Это сводка департамента полиции, сводка агентских данных.

Протопопов. — Но это не мой почерк.

Председатель. — Это по поводу собраний некоторых либералов, к.-д., 7 января на квартире кн. П. Д. Долгорукова, в Москве, под председательством члена государственной думы Милюкова.[*]

Протопопов. — Я помню этот почерк. Но это не мои пометки. Однако, если дума, например, будет такая, как 14 февраля, то и я мог бы сказать, что это, наверное, «не надолго», потому что все шло к тому… И я теперь каюсь: я совершенно не оценил минуты. Ведь министру нужно делать не то, что он хочет, а то, что впору стране. Этого я совершенно не сделал.

Председатель. — Пожалуйста, посмотрите в пенснэ, может быть, вы узнаете, чья это рука.

Протопопов. — Это не моя рука. Вот эта схема — моя.

Председатель. — А эти пометки ваши?

Протопопов. — Это не мои пометки. Очень похоже на то, что это сделал Куколь. Это вероятно в то время, когда я был нездоров.

Председатель. — Куколь занимался политикой?

Протопопов. — Как же, он управлял министерством 1½ месяца.

Председатель. — Значит, вы отрицаете, что это была ваша рука?

Протопопов. — Определенно не моя.

Председатель. — Теперь переверните и посмотрите. Вы говорите, что эта схема сделана вами. Что она значит?

Протопопов. — Представляя себе так. В центре государственная дума, которая является руководящим импульсом политического движения всей страны. Теперь, если мы проведем черту, то сверху будет оппозиция. Выше оппозиции — верхи, под которыми я подразумевал великих князей и разную знать.

Председатель. — Значит, выше оппозиции — верхи. А кто же оппозиция?

Протопопов. — Внизу — революционные массы, которые создаются из организованных партий: из соц.-демократов, которые более организованы и более текут к думе и которые имеют связь с социалистами-революционерами, которые менее текут к думе и менее организованы. А в конце концов — монархисты.

Председатель. — Значит, это — социал-демократы; это — социалисты-революционеры, а это — монархисты. А это — над чем великие князья?

Протопопов. — Не великие князья, а знать. Великие князья имели свои особые кружки.

Председатель. — А что эти буквы означают? Вероятно союзы?

Протопопов. — Это значит (показывает) — Земский союз, это — Городской союз, а это — Военно-промышленный комитет. Так сказать, — организация.

Председатель. — Вот здесь написано — печать. Какова роль печати?

Протопопов. — Печать прогрессивная, это — оппозиция. Внизу — крестьянство, которое я считал совершенно инертным.

Председатель. — А что эти буквы означают?

Протопопов. — Не припомню.

Председатель. — Что же значит вся эта схема?

Протопопов. — Вот что она из себя изображает: на какие слои можно, в итоге, опираться. Оказывается, что таких слоев нет. Мне представлялось отчаянное положение.

Председатель. — Значит, все это неприятные вещи то, что обозначено кругом, ибо Земский союз, Городской союз и Военно-промышленный комитет — оппозиция. Тут — социал-демократы, тут — социалисты-революционеры и монархисты. И все это сводится к думе?

Протопопов. — Не то, что сводится к думе. Государственная дума является концентрацией, т.-е. отражателем настроения страны.

Председатель. — По этому поводу может быть двоякого рода ход мысли. Один ход: «А если центр устранить? Что тогда будет?»

Протопопов. — Тогда будет очень плохо.

Председатель. — Во всяком случае все это расползается, опереться не на кого. А потому, если на этот центр опереться…

Протопопов. — Тогда не было бы у меня того головокружения. Я сделал громадную ошибку, сделал громадный вред родине. Я признаю, и это заставляет меня глубоко страдать.

Председатель. — Почему же на этой записке под вашими словами сделана отметка Куколя?

Протопопов. — Это, наверное, не мои слова.

Председатель. — Наверное, не ваши? Может быть, это слова Куколя?

Протопопов. — Я бы сказал, что вероятно Куколя.

Председатель. — Зачем эта штука (показывает)?

Протопопов. — Вероятно, мы с ним толковали.

Председатель. — Я позволю себе указать, что это найдено у вас.

Протопопов. — Да, все бумаги найдены у меня.

Председатель. — Вы это подтверждаете?

Протопопов. — Конечно.

Председатель. — В этой отметке вылилось недоброе отношение к думе, по вопросу о созыве и роспуске думы, — не ваше отношение, а, по всей вероятности, Куколя?

Протопопов. — Г. председатель, чтобы быть справедливым, я должен сказать, что и я мог бы написать на каком-нибудь письме такую заметку. Я не думал, чтобы дума могла быть сохранена, — та дума, которая идет таким резким темпом против правительства. Но, вместе с тем, мне казалось, что силы, которые идут такой большой волной, — они несколько дробятся, т.-е. я их не оценил.

Председатель. — По содержанию первой бумаги, которая начинается со слов «глубокоуважаемая Анна Александровна», мы не будем больше задавать вопросов.

Протопопов. — Я совершенно искренно вам говорю, что я брал курс, который не подходил к настроению страны. В этом я глубоко каюсь, это правда.

Председатель. — Но дело в том, что этот курс был вреден для страны.

Протопопов. — Так точно. Безусловно, раз не полезен, стало быть вреден.

Председатель. — Не соответствовать настроению, это — одно, а быть вредным, это — другое. Этот курс был вреден для страны, как вы сказали.

Протопопов. — Вреден потому, что он не соответствовал тому, что требовалось. Надо было понять дальше. Я этого не понял. И затем, разрешите доложить: мне казалось, что если теперь итти так быстро, то что же будет после войны? Вот почему я останавливался на другой мысли: что все-таки нельзя останавливать жизнь, надо что-нибудь делать. Значит, нужны известные реформы и одновременно всякого рода удерживания. Что же касается до законодательных учреждений, то члену думы Караулову, — он у меня был, — я дал схемку: что я полагал тогда полезным сделать. Это есть ответственность министров перед особым присутствием.

Председатель. — Это вы уже говорили.

Протопопов. — Так что вы видите: не вполне я уже проводил то, что в записке союза русского народа имеется. Я очень плохо себя вел, как министр, но до этого я не дошел.