Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

хватало мастеров, не хватало рабочих, и вовсе не потому, что их не было в округе, а потому, что никто не хотел наниматься. Может, денег мало платили, может, были у них другие, более выгодные заказы. Тогда начальство из Новгородского приказа, который в то время ведал крепостью Опочка, прислало воеводе Нащокину грамоту, но не почетную, а… «велено опочецким служилым людем стрелцом и казаком сказать Государево жалованное слово, чтоб они Государю послужили, на то острожное дело лес и на башни на покрышку тес готовили и острог зделали, а… буде стрельцы и казаки на то острожное дело и на покрышку тесу готовить и острожного дела делать волею не учнут, и ему на то острожное дело лес и к башням на покрышку тес готовить посылать стрельцов и казаков и острог делать велено и неволею…».

– Так бы сразу и объяснили, – отвечали стрельцы и казаки, услышав государево жалованное слово в адаптированном для стрельцов и казаков пересказе воеводы, и тотчас стали рубить лес, тесать тес, строить стены, ворота, башни и вкапывать надолбы.

Нужно сказать, что в те времена воеводы на одном месте не засиживались – через год, как правило, их переводили в другую крепость. Не избежал этой участи и Иван Нащокин, хотя и был двоюродным братом самого Афанасия Ордина-Нащокина. При переводе на другую должность Нащокин послал отчет, который тогда назывался отпиской, царю Михаилу Федоровичу. Писал Иван Денисович о том, что крепость в Нижнем городе он построил, караулы поставил и «стрелцом, и казаком, и пушкарем, и воротником, и посадским и всяким жилецким людем в остроге под дворы места отвел». Служилые люди, подчиняясь приказу, все свои дома перенесли под защиту стен Нижнего города, а вот посадские… отказались, и это при том, что прекрасно знали, что будет с их дворами, когда враг приступит к стенам Опочки. Никакие увещевания и доводы о том, что их дворы загораживают обзор крепости, что окрестные подступы к городу не просматриваются, что караульщики «сказывают, что им стречи неусторожно», не помогли. Посадские уперлись и на все уговоры отвечали: «Каково де будет воинское время, и мы де дворы свои за острогом и сами позжем». Вот и делай с ними что хочешь. Вот и попробуй их уговорить. И это, между прочим, не те люди, которые про поляков и литовцев читали в книжках, которых они никогда не читали, а те, кто во время осад прятался в крепости, помогал стрельцам и пушкарям подносить ядра, лил кипяток и сбрасывал бревна на головы лезущей на стены пехоты. Оправдываясь, Нащокин писал: «И твой государев город Опочка от литовского рубежа всево в трех верстах, и ничто, государь, за их непослушаньем, каково что над острогом дурно учинитца, и мне от тобя, государя, в опале не быть».

И все же… Следующий воевода Василий Туров в 1631 году, хотя и принял город у Нащокина, писал царю, что «острог не зделан и тарасы необрублены и мосты не мощены и по острогу катки не покладены, и около острогу ров не выкопан, и чеснок не набит, и надолбы не поставлены, да у города ж Опочки во многих местех вал лдом и водою розмыло и городовая стена огнила и розсыпалась и бес поделки тем местам быть неуметь». Подобно Нащокину, Туров жалуется государю на местных жителей, но уже по другому поводу: «А подошли де к Опочке пригороды Велье, Вороноч и тех пригородов дворцовых и монастырских, и церковных, и помещицких сел и деревень крестьяня всякие жилецкие люди в сполошное время в Опочку прибегают и клети для сполошного времяни ставят, а поделак городовых не делают, и о том бы ему указ учинить». Одни, значит, не хотят переносить свои дома под защиту крепостных стен, а вторые понаделали себе кладовок внутри крепости и в «сполошное время» собираются там отсиживаться, но приводить в порядок острог, но копать ров… Вот и делай с ними что хочешь. Вот и попробуй их уговорить.

Туров, принимая от Нащокина Опочку, составил подробную опись служилых людей, опочецкой артиллерии и пушечных припасов. По именным спискам, представленным воеводой царю, стрельцов, казаков и пушкарей «в твоем государеве городе в Опочке 250 человек стрелцов, 70 человек казаков, да твоих государевых жалованных пушкарей 8 человек, да 4 воротника, да нежалованных 6 человек, пушкарей, да казенный кузнец…». Не будем утомлять читателя подробным списком больших пищалей на колесах, называвшихся Орел и стрелявших ядрами весом в два с половиной килограмма, пищалей поменьше, называемых затинными, стрелявших «пулками» и «дробом», неисправной пищали без замка, неисправной пищали с раздутым при выстреле дулом, исправных фальконетов, бочек с порохом, каменных и чугунных ядер, запасов свинца для отливки пуль, уже отлитых пуль, а только скажем, что всего Туров насчитал в государевой казне около сотни разного калибра годных пищалей и два десятка неисправных, больше сотни пудов пороху и около 60 пудов свинца. Короче говоря, Опочка была вооружена до зубов. По тогдашнему времени, конечно. Как посчитали специалисты, суммарный залп опочецкой артиллерии составлял почти одиннадцать с половиной килограммов. Немного, если сравнить с суммарным залпом Пскова, составлявшим приблизительно в то же время сто семьдесят пять килограммов, и немало, если сравнивать с суммарным залпом соседнего псковского пригорода Гдова, который составлял чуть менее одиннадцати килограммов. Заметим при этом, что ядра были каменные и чугунные. Не стоит их путать с артиллерийскими снарядами или бомбами. Внутри каменных и чугунных ядер были камень и чугун. Разрывные ядра появились у русских артиллеристов только в самом конце XVII века. Как осажденные могли отстреливаться от превосходящих сил осаждающих (а они, как правило, были превосходящими) таким небольшим количеством камней и чугунных шаров, ума не приложу. К примеру, самый крупный узел обороны Нижнего города был на Наугольном раскате, расположенном на дороге, ведущей к Заволочью. Суммарный вес залпа этого раската составлял около трех килограммов. Правду говоря, трудно удержаться от мысли, что это масштаб какой-то уличной драки.

Читая отписки опочецких воевод московскому начальству в XVII веке, удивляешься постоянным жалобам на нехватку денег, стройматериалов, припасов, на плохое состояние крепостных стен, башен, рва… К примеру, воевода Григорий Чириков в 1636 году пишет царю, что выкопанный ров оплыл, что установленные под стеной еловые колья пообломались и повалились, что «твоих государевых житниц на Опочке с твоим государевым дворцовым хлебом трицать четыре, и те стоят врозне, потому что Казенного двора нет. И многие, государь, житницы стоят без кровли, а иные многие пообсели в землю с хлебом, а иные стоят в