«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

могли посещать офицерские клубы: «Офицерским женам не позволялось посещать наш клуб, и все вечеринки были исключительно холостяцкими. Правда, жены офицеров приглашали некоторых из нас на обеды и ходили в театры и рестораны вместе с мужьями и их друзьями. Однако женщины совсем другого сорта посещали клуб, правда только тайно, по ночам, если у них было свидание с дежурным офицером. Когда на днях я встретился с полковым товарищем, живущим в Нью-Йорке, то разговор зашел о нашем клубе. „Разве ты не помнишь, что задняя часть дома выходила на пустынную улицу и по ночам мы впускали девушек в окно, чтобы их никто не заметил?“. Не собираясь жениться, но понимая, что являюсь завидным женихом, я сторонился девушек из приличных семей. Большинство моих знакомых женщин были женами офицеров, не только моего полка; законы чести не позволяли нам заводить романы с женами друзей. Мое общение с женщинами ограничивалось так называемыми полковыми дамами нашего круга. Они не были проститутками. Скорее, они были женщинами не слишком строгих правил; некоторые забавные, и все без исключения очаровательные. Понимая, что они одаривают своей благосклонностью всех подряд, можно было тем не менее серьезно влюбиться в одну из этих веселых, хорошеньких девушек»[260].

А вот другой случай, описанный Ю.В. Макаровым, когда почетным гостем также была женщина: «Так как в лагерях обед был всегда общий, то за ним строго соблюдались все порядки общего обеда, т. е. явка командиру опоздавших, свечи – знак разрешения курить, отодвигание командирского стула и т. д. Лагерный обед был гораздо лучше зимнего. Четыре блюда, суп, рыба или зелень, мясо, сладкое и кофе. Все это, плюс закуска, вгоняло цену обеда в 1 руб. 30 коп. – 1 руб. 40 коп. Вообще лагеря было дорогое удовольствие. Часто приезжало высокое начальство на всевозможные смотры, которые всегда сходили прекрасно и которые всегда кончались пьянством, увы, иначе это не назовешь. Сразу же после супа собранские начинали разливать шампанское, которое в течение всего обеда, продолжавшегося несколько часов, лилось рекой. Для вящего увеселения скучавших в лагерях господ офицеров существовали еще так называемые „четверговые обеды“. Одно время каждый четверг, а потом два раза в месяц, уже не в полдень, как всегда, а в 7 часов вечера, устраивались большие обеды с приглашенными. Каждый имел право пригласить гостя, военного или статского. Стол украшали цветами из нашей собственной маленькой оранжереи, сооружалась грандиозная закуска и на хорах гремела музыка. Всегда приезжало из города несколько наших бывших офицеров „старых семеновцев“. Всегда являлся великий князь Борис Владимирович, числившийся, но не служивший у нас в полку. Иногда приезжал его брат Кирилл Владимирович в качестве бывшего преображенца. Братья отличались тем, что пили как лошади, но держали себя вполне корректно. С разрешения командира полка, Кирилл Владимирович на один из четверговых обедов привез свою жену Викторию Федоровну и английскую писательницу Элинор Глин, которая у них тогда гостила. Это было совершенно против правил, т. к. дамы допускались в собрании только в кабинеты, помещавшиеся во 2-м этаже, но отнюдь не в большой общий зал. На этот раз было сделано исключение. В английской литературе место Элинор Глин было невысокое, приблизительно то же, что занимала у нас Лаппо-Данилевская, но романы ее, особенно из иностранной жизни, читались в Англии нарасхват. Обед провели очень сдержанно и пили мало. Рядом с писательницей посадили офицеров, говоривших по-английски. Писательница очень интересовалась жизнью русских гвардейских офицеров. В то время в душе ее уже зрел новый роман. Мы всячески старались ее убедить, что жизнь петербургских офицеров очень похожа на жизнь их лондонских собратьев. Они так же, как и англичане, ходят в казарму и учат своих солдат, завтракают и обедают в своих „месс“, занимаются спортом и бывают в театре и у знакомых. Писательница кивала головой и со всем соглашалась. А через год появился ее новый роман из „русской жизни“, где герой ротмистр „князь Грицко“ в своем „дворце“ на Фонтанке играет со своими собутыльниками офицерами в „кукушку“. Для молодого поколения поясню, что в „кукушку“ в свое время, как рассказывали, играли иногда одуревшие от безделья и пьянства офицеры, со стоянкою в диких местах Азиатской России. Игра состояла в следующем. В комнате, преимущественно обширной, еще лучше в сарае, двери закрывались наглухо и устраивалась полная темнота. Четыре человека расходились по углам. По данному знаку из какого-нибудь угла раздавался крик: „Ку-ку“. Тогда остальные трое в этот угол, целясь по звуку, палили из револьверов»[261].

Офицеры также могли посещать рестораны. В.С. Литтауэр вспоминал, что «Москва славилась своими ресторанами, и в этом она, безусловно, превзошла Санкт-Петербург. По мнению многих, лучшим московским рестораном считался „Яр“. Ресторан открывался днем; в теплую погоду можно было пообедать за столиком в саду. Но самое интересное, конечно, начиналось вечером. В ресторане было два зала: большой зал в стиле русский ампир, с высоченными потолками и позолоченной лепниной на потолке; второй, поменьше, более уютный, в бело-розовых тонах. После спектакля ужинали в большом зале, а в районе двух часов ночи переходили в розовый зал. В обоих залах были сцены. Задние двери залов выходили в широкий коридор, по другую сторону которого располагалась кухня. Стена кухни, выходившая в коридор, была стеклянной, и постоянные посетители ресторана могли наблюдать за процессом приготовления еды. Помещение кухни было не просто большим – оно было огромным. Повара, поварята, посудомойки, все в белоснежной, крахмальной форме, множество медной кухонной утвари создавали веселое, праздничное настроение. „Яр“ славился знаменитым цыганским хором. После выступления на сцене цыган можно было пригласить в кабинеты. Особым шиком считалось снять кабинет на двоих и заказать цыган. Удовольствие, конечно, не из дешевых, но уж гулять так гулять! Цыганский хор был и в ресторане „Стрельна“. В огромном зале под стеклянной крышей среди множества тропических растений стояли небольшие столики. Зимой, когда Москва утопала в снегу, приятно было выпить шампанское в такой экзотической обстановке. Цыгане пели не только в „Яре“ и „Стрельне“, но и в частных домах. Их ночные выступления порой затягивались до утра и всегда заканчивались песней „Спать, спать, нам пора отдохнуть“. Рестораны находились в Петровском парке, туда со временем переселилось и большинство московских цыган. Быт московских хоровых цыган практически ничем не отличался от быта зажиточных русских мещан. Богатые цыгане из хористов имели собственные дома, держали русских кухарок, горничных, дворников, посылали детей в частные гимназии. Их более бедные родственники жили во флигелях этих домов или в наемных домах. В свободные от выступлений вечера цыгане приглашали в гости своих постоянных заказчиков. Я