«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

экспедиции, чтобы отведать ухи с растегаями у Тестова, стерлядей или осетра в Большом Московском трактире, заливного поросенка в Эрмитаже. И, разумеется, всевозможных закусок, в особенности рыбных, возглавляемых свежей зернистой икрой, присыпанной зеленым лучком, продолжаемых семгой, таявшей во рту, горячей солянкой в сковородке и т. п., запиваемых ледяной водкой – знаменитой Смирновкой № 1. Немосквичи имели возможность познакомиться с типичными чертами московского трактирного быта: с „половыми“, парнями, одетыми в белоснежные рубахи, с малиновым пояском, и в белые длинные брюки; с их прической в „скобку“ по-крестьянски; с огромными порциями, которые были слишком обильны для одного человека и которых хватало с лихвой на двоих. Это предупредительно объяснялось и в меню, где указывались цены полной порции и полупорции. Побывали мы также и в общественных банях, считавшихся роскошными сравнительно с петербургскими»[256].

В.С. Литтауэр не забыл оставить описание процедуры застолий в офицерском клубе. «Почти все офицеры завтракали в собрании. Во главе стола сидел командир полка; справа и слева от него три полковника; затем командиры эскадронов, и дальше по убывающей. В торце стола сидели самые молодые корнеты. В первый год службы я был очень доволен тем, что сижу далеко от командования полка. Там велись серьезные разговоры, а на нашем конце стола весело обсуждались девушки и лошади. В то время редко кто курил за столом, но даже те, кто имел такую привычку, закуривали только после того, как командир полка говорил: „Господа, прошу курить“. Обычно пили водку и шампанское. Старшие офицеры заказывали красное и белое вино, а корнеты не были столь разборчивы и уже с утра начинали пить шампанское. Мы жили в Москве, поэтому мало кто из офицеров обедал в собрании. Я это делал в тех случаях, когда не получал приглашений на обед или не имел денег. Иногда вечерами мы собирались небольшой группой, заказывали ужин, приглашали трубачей или певцов и кутили всю ночь. Музыканты с удовольствием отзывались на наше приглашение, поскольку мы хорошо оплачивали их услуги. За каждую музыкальную заявку они получали три рубля. Под воздействием винных паров мы все чаще заказывали любимые мелодии или песни, и все чаще наши трешки исчезали в их карманах»[257].

Б.В. Геруа также уделил внимание тому, как протекали офицерские застолья. «Самый обед, или „еда“, как упрощенно называлось это в записках офицеров, тайно голосовавших „за“ или „против“ чествования уходящего товарища обедом, был шаблонного содержания. Но центр кулинарного искусства во время егерских обедов лежал не в их меню и в исполнении, а в закусках перед обедом. Закусочный стол накрывался посередине соседнего со столовой зала собрания. Под белой скатертью скрывалось не менее двух длинных, вместе составленных столов, и вся эта большая площадь была тесно заставлена самыми разнообразными закусками, бутылками и графинами с водкой, настойками, мадерой, белым портвейном. Закуски холодные и горячие – разных сортов сыры (с которых, в противоположность Европе, начинали обед), маринованные грибки и белые грибы в сметане, гречневая каша „по-драгомировски“, ветчина обыкновенная и вестфальская, колбасы горячие, сосиски в соусе из помидоров, баклажаны с перцем, маленькие биточки в разных соусах… „Выпить рюмку водки и закусить“ обозначало повторить рюмку несколько раз и приложиться, по крайней мере, к полудюжине разных закусок, один вид которых возбуждал аппетит. В результате все шли к обеду насытившись, и неудивительно, что отношение к нему было поверхностным. Пока обедали в столовой, из зала убирали закусочные столы, накрывали другие вдоль стен для послеобеденного кофе, а посредине зала устраивался полковой духовой оркестр. После тостов, если это были проводы, а не рядовой ежемесячный „товарищеский“ обед, играли колено полкового марша и офицеры кричали „ура“. Потом толпой высыпали в зал, расходились по другим комнатам собрания, садились играть в карты, пить кофе и ликеры. За обедом пили то вино, которое стояло на столе и – в случае проводов – то шампанское, которое подавали. Но после обеда можно уже было требовать напитки по своему выбору – и, конечно, сверх той платы, которая была разверстана на участников заранее. Тут случалось, что какая-нибудь группа офицеров подливала, начинались частые тосты, появлялись все новые и новые бутылки шампанского, пели застольные песни и – в особенности известную „чарочку“. Подносился бокал тому, чье имя-отчество называлось в песне – „выпить чару Ивану Петровичу“, „чару выпивать, другую наливать“ и т. п., и „друг“ должен был осушить бокал до дна… Музыка продолжала играть, какой-нибудь любитель пускался плясать лезгинку, шел беспорядочный шум, раздавались веселые выклики, – как вдруг все мгновенно смолкало, отодвигались стулья, все вставали и становились навытяжку, как по сигналу. Это дежурный офицер подошел с вечерним рапортом к командиру полка, и тот встал, чтобы принять его»[258].

В офицерских клубах бывали и невоенные. «Мы часто принимали гостей в офицерском собрании; кого-то приглашал полк, кто-то приходил по приглашению отдельных офицеров. Самый грандиозный обед давался в ноябре, в годовщину полка. Празднование годовщины начиналось с парада на огромном манеже школы верховой езды, а поскольку в этот день отмечался праздник святого Георгия, когда, по преданию, святым был усмирен змий. Георгий был воином в римской армии, отличился во многих боях и походах, был подвергнут за свою стойкость в христианской вере неслыханным мучениям. За свою веру каждый раз воскресал он по воле божьей и одним из первых был причислен к лику святых… Маршировали в пешем строю, в синих доломанах и киверах с султанами из белых перьев… После парада в казармах с рядовыми оставались только младшие корнеты; остальные офицеры спешили в офицерское собрание, чтобы встречать прибывающих гостей. Столы стояли во всех комнатах собрания. По обычаю, среди приглашенных дам не было. Присутствовали друзья, ушедшие в отставку сумские гусары и представители армии и Москвы. Звучало много скучных тостов. Долго зачитывались поздравительные телеграммы, лишенные индивидуальности, словно составленные по одному образцу. „Такая-то батарея такого корпуса поздравляет Сумской полк с годовщиной и с чувством восхищения вспоминает знаменитые сражения прославленного полка“. Я сидел за столом между двумя гостями, которые, к сожалению, пили как лошади. Я уже достаточно выпил к тому моменту, когда мне пришлось осушить большую пивную кружку шампанского за сумских гусар. После этого я уже ничего не помню, ни кто отвел меня домой, ни кто уложил в кровать. В тот день солдаты получили праздничное угощение и каждый по стакану водки и по бутылке пива. На следующий день не было никаких занятий. Повар офицерского собрания тоже получил передышку, и несколько офицеров, пришедших на завтрак, доедали остатки с праздничного стола»[259].

Не все женщины