Петербург на границе цивилизаций - Тюрин Александр Владимирович Trund

За предшествующие два с половиной века сельскохозяйственного освоения, проводимого совместными усилиями государства и народа, бывшее Дикое поле обзавелось густым населением. Так, согласно данным статистика Арсентьева, в 1846 г. в старых черноземных «житницах» плотность населения составляла: 2170 душ на кв. милю в Курской губернии и 2350 — в Тульской. А скажем, в перешедших к нам от Польши Минской губернии — 620 душ, Курляндской — 1050, в перешедшей от Турции Бессарабии — 950 душ (несмотря на то что на этих землях условия для земледелия были более благоприятными, чем в центральной России).

Если в 1788 г. посевы в Тульской губернии занимали 46,7 % всей площади сельскохозяйственных земель, то в 1859 г. — 99,2 %! Исчез резерв пашенных угодий — перелоги, залежи, внеочередные пары, – который дополнял трехпольную систему.

К 1890-м гг. размер душевых наделов в старом Черноземье часто составлял менее 2 дес., а 6 % крестьян вообще оказалось безземельными. Свободных земель не осталось, под пашню пошли выгоны и сенокосы, что сокращало поголовье скота, являвшегося источником не только молока и мяса, но также и натуральных удобрений. Вырубка лесов привела к тому, что и на обогрев крестьянских жилищ шел навоз. Почвы выпахивались, теряли естественное плодородие.

Арендные цены на землю с 1860-х к 1890-м гг. выросли на 200–300 %![199]

В начале XIX в. душевой сбор в старом Черноземье превышал 34 пуда зерна, к 1860-м гг. упал до 26,4, к 1900 г. снизится до 25 пудов.

Другим краями, которые играли роль резервуара для переселенцев, были Малороссия (Полтавская, Черниговская губернии) и Юго-Западный край (Волынь, Подолия, Киевская губерния), где крестьянство также испытывало нехватку земли и не могло решить земельный вопрос за счет аренды. Арендные цены здесь были высоки из-за распространения высокорентабельных плантаций сахарной свеклы, подсолнечника, табака.

Еще одним регионом, нуждавшимся в отселениях, было Среднее Поволжье: Нижегородская, Казанская, Симбирская губернии, которые также до середины XVIII в. служили аттрактором для земледельческой колонизации. Здесь значительная часть крестьян получила небольшой четвертной надел. К концу XIX в. с увеличением населения и дроблением крестьянских семей многие наделы уже не превышали ничтожных 0,7 – 0,8 дес., с которых невозможно было прокормиться.

Для перехода крестьянина из одного общества (общины) в другое, согласно Положению от 19 февраля 1861 г., требовалось: отказ от мирского надела, уплата всех недоимок, отсутствие бесспорных денежных обязательств, увольнительный приговор прежнего общества, приемный договор общества будущего причисления. В некоторых случаях внесение всех выкупных платежей. Многовато, одним словом. Возможности для переселения на свободные казенные земли оставались открытыми лишь для некоторых узких категорий сельского населения вроде прибалтийских батраков.

Некоторые послабления были приняты для потока переселенцев, текущего через все препоны в Уфимско-Оренбургский край с его черноземными степями и лесами по долинам рек (до 120 тыс. человек за 1870-е гг.). Но и здесь процесс отвода казенной земли финансировался кое-как, и колонисты в массе свой лишь арендовали земельные участки у башкирских родов.

Если не считать Алтая и далекого Приамурья, то с 1862 по 1873 г. в Сибирь легально пришло только 2800 семей, с 1874 по 1878 г. — всего 8 семей.

Исключением в общей антиколонизационной политике времен Александра II были поощрительные правила заселения Амурского края, Приморской области («крестьянами, не имеющими земли, и предприимчивыми людьми всех сословий, желающими переселиться за свой счет»), а также кабинетских земель Алтайского округа.

В целом, 1860–1870-е гг. оказались периодом неиспользованных колонизационных возможностей, несмотря на то, что многие районы центральной России воочию и в статистических данных показывали и рассказывали, как страдают от аграрного перенаселения и то, что крестьянин не хочет наниматься в батраки к крупному земельному собственнику.

Россия, в самом деле, значительно увеличила экспорт зерна, с 11,5 млн. гектолитров в 1844–1853 гг. до 89 млн. во второй половине 1870-х гг. Однако на понижательной фазе кондратьевского цикла цены на зерно на мировом рынке все время падали, и к концу XIX в. они были в три раза ниже, чем в 1860-х гг. США, Канада, Аргентина, Австралия, страны с гораздо более удачными природно-климатическими условиями, ввели в оборот огромное количество свободных земель (свободными они стали после очистки от коренного населения) и завалили рынки дешевым зерном.

Проводимое российскими либералами наращивание хлебного экспорта снижало норму потребления в стране, уменьшало запасы в мелких крестьянских хозяйствах и не приносило необходимых средств в индустриализацию.

Деньги, вырученные крупными землевладельцами и оптовиками за вывезенный хлеб, текли в том же направлении, что и деньги, полученные помещиками от выкупной операции и сдачи земли в аренду, — потребительски расходовались на Западе, не превращаясь в российские промышленные инвестиции.

А для проведения индустриализации оставалось полагаться на западные кредиты и инвестиции. Это означало запаздывание при переходе от второго технологического уклада (паровая машина) к формирующемуся третьему (электротехника, химия, стальной прокат) – западный капитал не собирался создавать конкурентов для себя в России и терять технологическую ренту.

Население крестьянской России выросло на 50 % с 1860 до 1890-х гг., его излишки вовсе не поглощались городами, меж тем земельный фонд крестьян увеличился менее, чем на 20 %, и то в основном за счет покупки земель у помещиков.[200]

Накопление капитала по либеральным рецептам оборачивалось обнищанием крестьянской массы. А либеральные «мыслители», прямые виновники нищеты, старательно канализировали поток негативных эмоций в сторону монархии.

Двадцати лет «без потрясений», потерянных в 1860–1870-х гг., не хватит в критический период начала XX в., когда ненавистники России сделают ставку на разрушение российского государства при помощи горючего недовольства крестьянской массы.

Лишь в 1880-е гг., при Александре III, государственные мужи стали осознавать масштаб проблемы и думать о том, как открыть краны для переселенческих потоков.

Вообще вклад этого императора в укрепление России велик. В условиях противостояния с хищной Британской империей (которая шла по костям туземцев, расширяя свои владения) Россия смогла утвердиться в Средней Азии и на Дальнем Востоке, и начала строительство транспортной инфраструктуры необходимой для закрепления там. Император вел дело к изживанию феодальных пережитков, общим обязанностям, общему языку администрации и образования – русскому, общим законам для всей империи. Число церковно-приходских школ (бесплатных начальных училищ) за недолгое правление Александра III выросло в полтора раза. В знаменитом циркуляре о «кухаркиных детях» речь шла о детях из семей вовсе не крестьян, а обслуживающего персонала и мелкой буржуазии (кучеров, лакеев, поваров, лавочников). И поступающих вовсе не в начальные школы, не в реальные училища, а в гимназии (где они попадали под массированное воздействие либеральной и антигосударственной пропаганды). Заметим, что в «передовой» Англии до 1870 года даже начальное образование было исключительно платное и частное, а уж школьное образование, сравнимое с нашими гимназиями, было доступно лишь представителям богатых слоев населения, юным джентльменам.

Великий ученый Д. Менделеев принял деятельное участие в создание таможенного тарифа 1891 года, принятом правительством Н. Бунге и покровительствующего развитию отечественной промышленности, ибо, как он писал: «… протекционизм как проявление государственности… непременно будет жить и владеть умами людей, понимающих великое значение самобытного внутреннего экономического, а через него и всякого иного развития отдельных стран».[201] Среди прочих деяний Менделеева в этот период можно отметить и его идеологию ускоренной индустриализации. «О возбуждении промышленного развития в России» (1884) и другие его работы показывали, что ориентация на экспорт сырья и импорт промышленных товаров губительна для страны в условиях быстрого роста ее народонаселения. Притом Менделеев полагал, при развитии индустрии надо сохранять общинные артельные формы организации труда на предприятиях – что было использовано уже в сталинскую индустриализацию, – писал он и о необходимости создавать фабрики и заводы при сельских общинах. И возможно задавал при этом задел на отдаленное будущее, когда большие корпорации будут потеснены небольшими производствами, использующих глубокую переработку местных ресурсов, в том числе вторичного сырья (мусора, отходов), а аддитивные технологии будут способствовать возрождению на новом уровне самодостаточной домашней экономики. Писал Менделеев и о широком использовании возобновляемых источников энергии – энергии Солнца, ветра и морских приливов, внутреннего тепла Земли, разности температур разных слоев воды в океане.[202] Надо отметить и его конкретный вклад в развитие нескольких хозяйственных отраслей. Благодаря ему у нас появились первые в мире нефтепроводы и суда-танкеры, он разработал и внедрил технологию производства бездымного пороха, предложил технологию подземной газификации угля и даже занимался организацией первой русской ледокольной экспедиции в Северный Ледовитый океан…