Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

уважать решение немцев жить в едином государстве, и что немцы сами должны решать, когда и каким путем идти к единству»[629]. Советское информационное агентство ТАСС опубликовало декларацию и подчеркнуло «личное доверие» между Колем и Горбачевым. Немецкая газета «Зюддойче цайтунг» писала о том, что Горбачев предложил Колю «ключ к решению германского вопроса»[630]. В течение двух дней американцы и немцы побывали в Москве и вернулись, фактически получив «зеленый свет» на объединение Германии. А вот как это следовало увязать с безопасностью Европы, еще предстояло определить. В этом вопросе распоряжаться предстояло Бушу.***

Президент иначе, чем Бейкер, отреагировал на идеи, которые Геншер высказал в Тутцинге и уточнил в Вашингтоне 2 февраля. Выслушав своих сотрудников по национальной безопасности, президент изложил собственные соображения Колю в письме от 9 февраля. Он объяснил, что продолжающееся присутствие американских войск на территории Германии и ядерное сдерживание «имеют решающее значение для обеспечения стабильности в это время перемен и неопределенности». И поэтому он предложил Колю, чтобы составной частью членства объединенной Германии в НАТО могло быть то, что он назвал «особым военным статусом для того, что сейчас является территорией ГДР»[631].

Этот подход отличался от подхода Геншера и Бейкера тем, что, как выразился Скоукрофт, «вся объединенная Германия находилась бы на территории и под юрисдикцией НАТО и, таким образом, подпадала бы под гарантии безопасности НАТО. И этот статус будет сопровождаться» значительным, возможно, в конечном итоге полным выводом советских войск из Центральной и Восточной Европы. Подразумевалось, что, поскольку вся объединенная Германия войдет в НАТО, Советской армии придется полностью уйти из бывшей ГДР. Это, по словам Скоукрофта, было «критической поправкой», направленной на то, чтобы «помешать Горбачеву связать нас узами идеи Геншера». Президент, однако, осознавал – как и Геншер и Бейкер по-своему – необходимость сделать НАТО более приемлемым для Горбачева. Он вновь предложил, что Североатлантическому альянсу следует обрести «измененную миссию с большим акцентом на его политическую роль»[632].

Фразеология Бейкера и Геншера вела к ограничению вариантов: казалось, она исключала любую военную экспансию НАТО. В то время как рассуждения Буша об особом военном статусе потенциально допускали любые варианты в том, что касалось Германии. Это была не просто игра словами. Она представляла собой значительное изменение в политике – от оборонительной американской позиции к чему-то более напористому.

Белый дом теперь определенно решил, что объединения следует достигнуть однозначно на западных, т.е. на американских, условиях. НАТО должна не только сохраниться, но и послужить средством сохранения ведущей роли Америки в европейской безопасности после окончания холодной войны. Эту геополитическую перспективу подчеркнул тогдашний Генеральный секретарь НАТО Манфред Уорнер – бывший политик от ХДС, которого Буш очень уважал. «Это уникальная возможность. Это решающий момент, – сказал он президенту в Кэмп-Дэвиде 24 февраля. – Мы должны избегать классического немецкого соблазна: свободно плавать и торговаться как с Востоком, так и с Западом… Это ваша историческая задача»[633]. Администрация Буша рассматривала Атлантический альянс как «силу, обеспечивающую стабильность», которая «вместе с другими многосторонними институтами, такими как ЕС и СБСЕ», должна «взаимонакладываться, чтобы обеспечить общую безопасность и политические рамки, дополняющие роль экономических и политических группировок»[634]. Как выразился Бейкер, «и, если история является для нас руководством, тогда дальнейшее присутствие и влияние США было бы конструктивным»[635].

Темпы американской дипломатии ускорялись. На первой встрече министров иностранных дел НАТО и Варшавского договора после падения Стены, состоявшейся в Оттаве 11–12 февраля, Бейкер убедил своих коллег принять формат 2+4. Он и Геншер быстро разобрались с протестами как со стороны второстепенных держав, таких как Италия и Польша, так и со стороны тех, кто вообразил проведение грандиозной мирной конференции, в каком-то смысле завершающей незаконченное дело Потсдама в 1945-м[636]. Преодолев это препятствие, Буш пригласил Коля приехать для личного обсуждения принципа и параметров членства Германии в НАТО. Теперь это был острый вопрос[637]. Белый дом опасался, что в год выборов немцы могут поддаться националистически-пацифистскому мышлению. Поэтому Буш счел необходимым «заставить Коля согласиться с тем, что объединенная Германия станет полноправным членом НАТО и участником ее интегрированной военной структуры», в отличие от Франции времен де Голля. Не менее важно было и то, что он хотел, чтобы Коль «публично заявил об этом» во время их встречи в Кэмп-Дэвиде – в президентской резиденции в сельской местности штата Мэриленд, намеченной на 24–25 февраля[638].

Утром в день приезда Коля Буш позвонил премьер-министру Канады Брайану Малруни, с которым у него были близкие отношения, использовав его в качестве подсказчика в том, как обращаться с канцлером. По секрету Буш поделился с ним своими мучительными опасениями по поводу мощи Германии и связанной с этим напряженности в отношениях с Бейкером. «Я не думаю, что мы сможем встать на путь объединения. Гельмут глубоко эмоционально предан отечеству. Я разговаривал с Джимом Бейкером. Он хочет, чтобы мы позволили Советам остаться в Восточной Германии. У меня от этого изжога… Это то, против чего мы выступали все эти годы». Малруни согласился: «Честно говоря, я не понимаю, как мы можем это принять. Минимальной ценой за единство Германии должно быть полноправное членство Германии в НАТО и полноправное членство во всех западных организациях, а также полная поддержка американского руководства Альянсом». Канадский премьер расчувствовался: «Я скажу вам: мы не арендуем наше место в Европе. Мы заплатили за это. Если люди хотят знать, как Канада заплатила за свое место в Европе, им следует сходить на могилы в Бельгии и во Франции. Мы были там в двух войнах и заплатили огромную цену. Не будет лишним сказать, что перемены происходят, и это НАТО завела нас так далеко. Солидарность Альянса продвинет нас дальше». Буш был очень обнадежен. В своих мемуарах он отметил: «Брайан попал точно в цель»[639].

Президента особенно поразила одна фраза Малруни: «Именно вы возглавляете этот Альянс – вы должны это сделать». Этот месседж окреп еще больше, когда Уорнер, гость Буша за обедом, стал настаивать: «Американский президент, который хочет целостной и свободной Европы, не может согласиться с нейтрализацией объединенной Германии». Нейтралитет не позволит создать структуру безопасности в ЕС, потому что этой организации принадлежит лишь «небольшая роль в области безопасности». Что касается Западноевропейского союза (ЗЕС), то это была «просто обсуждение, ничего конкретного», а «СБСЕ – это только разговоры». По этой причине Уорнер сказал Бушу: «Я думаю, вы обязаны придерживаться твердой позиции, что Германия должна быть членом НАТО. Здесь не может быть никакой двусмысленности. Не может быть никакой “ассоциации” с НАТО». Действительно, подчеркнул Уорнер, «вы и Германия должны сейчас договориться о единстве Германии в НАТО и продать это русским».

Думая над словами Малруни и