История русской бюрократии - Дмитрий Витальевич Калюжный

Антиалкогольная кампании привела к вырубке виноградников, а громадные доходы от торговли спиртным перестали поступать государству. Был подорван внешнеторговый баланс. Рушились лёгкая и пищевая промышленность.

Есть мнение, что своими непонятными мерами правительство пыталось оттянуть развязку. Может быть, и так. А может быть, правительство через эти инструменты стремилось к ускорению развязки. Трудно судить, чего там было больше: глупости, некомпетентности, случайности или вредительства.

Была радикально изменена вся структура управления. За один год в отраслях полностью ликвидировали среднее звено, перейдя к двухзвенной системе «министерство-завод». В центральных органах сократили 593 тысячи работников, результатом чего стало разрушение информационной системы народного хозяйства, ведь компьютерных сетей накопления, хранения и распространения информации ещё не появилось, и опытные кадры с их документацией были главными элементами системы. Когда этих людей уволили, а их картотеки выкинули, информация прекратила движение. Это увеличило неразбериху, но к тому времени центральный аппарат управления хозяйством и так уже был недееспособен.

Крах государственности

При Советской власти роскошную жизнь верхнего слоя сильно затрудняла социалистической идеология. Между тем, идеология относится к самым важным категориям государства, под неё подстраивается всё остальное: экономика, юстиция, правоприменительная практика. Из-за неё верховники по всем позициям получали сплошные рогатки. А им хотелось, чтобы перераспределение богатств было в их пользу, а милиция и суды чтобы защищала их же. Короче: партийной, государственной, хозяйственной и «теневой» элите нужен был слом социалистической идеологии.

Подорвать государственные ценности, закреплённые не только в Конституции, но и в стереотипных представлениях населения — дело трудное. Надо было воздействовать на сознание, на повседневные мысли среднего человека. А самый эффективный способ воздействия заключается в непрерывном повторении нужных словоформ, чтобы к ним привыкли и стали принимать не разумом, а на веру, пока один стереотип сознания не сменится другим.

Ради развала «старой» идеологии правящая верхушка выдвинула лозунг гласности. Для порядка отметим, что цели создания новой российской идеологии не было; её и до сих пор нет. Итак, для начала взялись за Сталина, чему народ, в общем, не очень удивился: это со времён Хрущёва была уже известная тема. На Сталине тренировали журналистов — они ведь тоже были людьми, с детства впитавшими уважение к социалистическому прошлому. Характерно, что заодно «реабилитировали» Троцкого.

Когда перешли к разоблачению Ленина, был период очень бурного неприятия «чёрной» информации о сакральном вожде. Но ничего, постепенно привыкли. То, что Маркс, оказывается, был сумасшедшим, чьи толстенные книги и при его-то жизни никто понять не мог, прошло мимо сознания народа, он Маркса никогда не читал.

В целом картина складывалась такая: Ленин — безмозглый сифилитик, Сталин — сатрап и параноик, Берия — половой маньяк и садист, Хрущёв — кукурузный волюнтарист, Брежнев — «бровеносец в потёмках». Черненко, кажется, даже не вспоминали. Единственным «светлым пятном» какое-то время остался Андропов, но потом и ему припомнили борьбу за дисциплину. Действительно, при чём тут дисциплина, когда мы боремся «за нашу и вашу свободу»?

На фоне такого прошлого, в настоящем нельзя было найти ничего хорошего кроме Горбачёва, ибо ему «альтернативы нет». Вывод: семьдесят лет истории нашей страны нужно забыть, идеологию выкинуть и начинать с нуля.

Дискредитации подвергалось всё, и прошлое, и настоящее. Был очернён образ всех (всех!) институтов страны: не только государственной системы хозяйства, органов безопасности и армии, но и Академии наук, и Союза писателей, и даже детских садов и пионерских лагерей. Интенсивно использовались темы катастроф, произошедших при социализме (Чернобыль, гибель теплохода «Адмирал Нахимов» и пр.), инциденты (перелёт в Москву самолёта М. Руста), кровопролития (Новочеркасск, Тбилиси).

Практически всю работу по разрушению массового сознания совершенно добровольно выполнила некоторая часть творческой интеллигенции. На первых порах сенсационность породила у читателей ажиотаж: тиражи газет улетели за небеса, а от тиража зависит размер гонорара. Позже, когда творческая элита уже втянулась в разоблачительский раж, ей стало некуда отступать. Только при новой, антисоветской власти эти люди приобретали хоть какой-то общественный статус и могли надеяться повысить своё материальное положение, вытеснив «старых» газетчиков и писателей.

Разрешили вещание западных радиостанций, все годы холодной войны работавших против нас и не имевших других задач, кроме разрушения СССР. Громко зазвучали голоса диссидентов, профессиональных антисоветчиков. Впрочем, диссиденты были разные. Например, А. Д. Сахаров выступал «За Советы без коммунистов».

Чисто идеологические задачи выполняло так называемое экологическое движение, которое порой доводило читающую публику до психоза рассказами о советских ужасах (нитратный скандал, поворот рек, закрытие Игналинской и Армянской АЭС).

Особым видом идеологического воздействия стали опросы общественного мнения. Сама методика подачи материала, когда опросили полтысячи человек, а в итоге написали: «судя по опросам, столько-то процентов населения поддерживают то-то…», дезориентирует человека. В общем, гласность — большая программа по разрушению образов, символов и идей, скреплявших советское общество — была проведена всей силой государственных СМИ с участием авторитетных учёных, поэтов, артистов. А той части интеллигенции, которая взывала к здравому смыслу, слова не давали.

Главным аттракционом перестройки, устоять перед которым не мог никто, стала пропаганда западного образа жизни. Телевизионные картинки, закусочные «Макдональдс», импортные машины — всё это самим своим существованием призывало «жить, как там». Никому в голову не приходило, что «жить, как там» можно только там. Никто не задумывался, почему в Нигерии, Греции, Аргентине или Иране, странах, от социализма весьма далёких, живут не как «там»: в Америке, Франции или Германии.

После создания новых стереотипов началась реформа органов власти и управления.

Каждый этап реорганизации госсистемы сопровождался разными идеологическими штампами. Они становились всё более радикальными, и всё дальше отходили от принципов советского жизнеустройства. Сначала (до января 1987) главенствовал призыв «Больше социализма!», затем оказалось, что нужно «Больше демократии!». В 1987 году, в ходе подготовки к демократии, в состав УВД ввели отряды милиции особого назначения (ОМОН), предназначенные для охраны общественного порядка во время митингов и демонстраций. В 1989 году на вооружение милиции поступила резиновая дубинка, прозванная в народе «демократизатором», что имело большое символическое значение. Через какое-то время милицию вооружили автоматами.

С 1988-го через так называемую Конституционную реформу начались радикальные изменения структуры верховных органов власти и избирательной системы. Выборы депутатов перестали быть равными и прямыми: треть состава избиралась в «общественных организациях», причём не напрямую, а «делегатами». На выборах не соблюдался принцип «один человек — один голос». Например, академик, будучи членом ЦК КПСС и членом Филателистического общества СССР, голосовал четыре раза: по месту жительства и в трёх организациях: