Хроники и документы времен Столетней войны - Коллектив авторов

которым жители Фландрии изгнали своего графа, и затеняет чрезвычайные обстоятельства, способствовавшие возвышению гентского лидера. Однако для нас в данном случае образ Артевельде интересен тем, что он дополняет портретный ряд персонажей, которые манипулируют окружающими в корыстных целях, опираясь на свои незаурядные способности и проявляя абсолютную неразборчивость в средствах.

Завершая анализ идейного содержания «Правдивых хроник», хотелось бы сказать несколько слов об их ценности как исторического источника. Конечно, сведения, сообщаемые Ле-Белем, иногда страдают неточностью, однобокостью и фрагментарностью. Довольно серьезные искажения вкрались в хронологическую последовательность событий, их датировку, а также в имена героев и топографические названия. Во многом это стало результатом стремления Ле-Беля строить рассказ лишь на устных свидетельствах очевидцев тех или иных событий. И все же, даже с учетом всех указанных изъянов и погрешностей, нельзя не признать бесспорное превосходство труда Ле-Беля над общей массой хроник и анналов, создававшихся его современниками. И дело здесь не только в незаурядном литературном даровании льежского каноника. Выявляя причинно-следственные связи между событиями и описывая действия своих героев с критических позиций, он сумел создать весьма увлекательную историческую панораму, обладающую глубокой пространственно-временной перспективой. Герои Ле-Беля полны жизни, они всегда рассматриваются во взаимодействии со своим социальным окружением и совсем не похожи на тех плоских, безликих существ, с которыми мы сталкиваемся, читая хроники, написанные в соответствии с традиционными канонами, — такие, например, как «Большие французские хроники» или «Хроника первых четырех Валуа». Стремление Ле-Беля к реалистичному отображению действительности, его пристальное внимание к деталям военного быта, к важным сдвигам, происходившим в идеологической и социально-политической сфеpax жизни Западной Европы, — все эти особенности делают «Правдивые хроники» одним из ценнейших источников по истории Столетней войны, несмотря на известную тенденциозность и фактические неточности, допущенные льежским каноником.

В определенном смысле можно сказать, что «Правдивым хроникам» не слишком повезло с читателями. В 70-е годы XIV столетия их взял себе за образец поэт и хронист Жан Фруассар. Положив текст «Правдивых хроник» в основу своего исторического труда, он довел повествование до 1400 г. Поскольку Фруассар не уступал талантом своему заочному наставнику, современники стали с удовольствием зачитываться его рассказами, а труд Ле-Беля был вскоре предан забвению. До нашего времени дошел только один манускрипт «Правдивых хроник», который был обнаружен французским исследователем Полем Мейером в библиотеке города Шалон-сюр-Марн в 1861 г. После его опубликования стало ясно, что авторство многих удачных мест в «Хронике» Фруассара на самом деле принадлежит Жану Ле-Белю. Таким образом, творческие достижения льежкого каноника в конце концов получили залуженное признание, пусть и по прошествии нескольких столетий после его смерти.

* * *

Следующим нарративным источником, который мы сочли полезным включить в наш сборник, стала так называемая «Фландрская хроника», а вернее тот ее раздел, где освещаются события франко-фламандской истории, происходившие с 1322 по 1340 г. По своей структуре «Фландрская хроника» является довольно сложным компилятивным сочинением, над созданием которого потрудилось как минимум два автора. В первой половине XIV столетия безвестный хронист, судя по всему, житель Сент-Омера (об этом см. ниже), написал труд на французском языке под названием «Древние хроники Фландрии» (Anciennes chroniques de Flandre). Повествование начинается с рассказа о полулегендарном Лидерике, который якобы стал первым правителем фламандских земель во времена Карла Великого, и завершается описанием событий 1342 г. — средь них наибольшее внимание хрониста привлекла гибель Робера д'Артуа в Бретани. Если материал, относящийся к истории IX–XIII вв., по сути, является кратким пересказом латинской хроники «Происхождение Фландрии» (Flandria generosa), то весь период с конца XIII в. по 1342 г. изображен хронистом на основе его личных наблюдений и изысканий. Лишь изредка он позволяет себе делать заимствования из одной латинской хроники, не дошедшей до нашего времени[20].

Во второй половине XIV в. другой анонимный автор, быть может житель Арраса, довел повествование своего предшественника до 1383 г., слегка подправив и дополнив его в некоторых местах. Этот новый труд и получил название «Фландрской хроники». Поскольку в наш сборник вошел тот раздел «Фландрской хроники», в котором рассказывается о событиях 1322–1340 гг., мы ограничимся тем, что дадим краткую характеристику социально-политическим взглядам и творческим методам первого автора, т. е. создателя «Древних хроник Фландрии».

Очень хорошая осведомленность хрониста о событиях, происходивших в Сент-Омере в первой половине XIV в., недвусмысленно указывает на то, что он был жителем этого города. В связи с этим следует сказать несколько слов о своеобразном политическом и культурно-этническом положении Сент-Омера в рассматриваемый период. В правление короля Филиппа II Августа Сент-Омер был отторгнут от Фландрии и присоединен к графству Артуа (1214). С этого времени он, наряду с такими городами, как Турне, Лилль и Аррас, стал важным форпостом на северной границе Франции и впоследствии не раз оказывался непреодолимой преградой для вражеских вторжений. При всем том население Сент-Омера в большинстве своем вплоть до начала XVI в. оставалось фламандским. Французский язык имел хождение лишь в среде именитых горожан. Его использовали при составлении некоторых официальных бумаг и при создании хроник, а в широком обиходе и даже в судопроизводстве господствовал фламандский[21]. Эта культурно-этническая связь с Фландрией послужила причиной того, что Сент-Омер, даже войдя в состав Франции и неизменно храня верность ее монархам, долгое время продолжал оставаться одним из важнейших центров фламандской историографии. Именно там, в монастыре Сен-Бертен, была составлена первая генеалогия графов Фландрских, которая легла в основу многих последующих сочинений по фламандской истории, и в XIV в. в монастырских обителях Сент-Омера шла усердная работа над созданием все новых и новых летописных сводов.

Как бы то ни было, автор, ставший объектом нашего внимания, скорее всего, был мирянином. Для написания хроники он избрал не язык клира — латынь, а французский. Кроме того, его лексические обороты, образ мыслей и тематические предпочтения носят вполне светский характер и лишены сколько-нибудь заметной религиозной окраски. Широкий кругозор хрониста в сфере международной политики и доступность для него официальных дипломатических документов свидетельствуют о том, что он занимал далеко не последнее место в общественной иерархии своего города. Можно предположить, что он был членом магистрата и участвовал в принятии важных решений. Впрочем, весьма вероятно и то, что он служил секретарем при органах муниципального самоуправления. Эта должность давала прекрасную возможность быть в курсе многих событий и снимать копии с документов, необходимых для работы над хроникой. Автор заботливо приводит в своем труде целый ряд официальных грамот. Среди них, например, можно встретить послание Карла IV к восставшим фламандцам, в котором он повелевает им выпустить из плена графа Людовика Фландрского (1325); обращение Эдуарда III к жителям Сент-Омера, содержащее призыв перейти на его сторону (1339);