История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

война. И хотя все наши усилия, клонившиеся к мирному разрешению злосчастных споров между нами и обеими Палатами нашего Парламента (хотя и прилагавшиеся нами со всевозможным усердием и полнейшим чистосердечием), не принесли до сих пор столь чаемого нами успеха, однако наша неизменная и ревностная забота о сохранении общественного мира такова, что, нимало не обескураженные, мы не преминем употребить любые меры, которые, если благословит их милосердный Господь, могли бы заложить прочные основания мира и счастья для всех наших добрых подданных. С этой целью, а также приняв в расчет, что послания, петиции и ответы, имевшие место между нами и обеими Палатами Парламента, успели породить множество недоразумений, коих можно было бы избежать, обратившись к иному способу ведения переговоров, при котором спорные вопросы толковались бы с большей ясностью, а обсуждались с большей легкостью и свободой, мы почли за благо предложить вам назначить нескольких подходящих особ, дабы те, вступив в переговоры с равным числом лиц, уполномоченных нами, вели их таким образом и с такой свободой обсуждения, какие могли бы всего лучше споспешествовать тому счастливому исходу, коего страстно желают все благомыслящие люди, миру в королевстве. Мы обещаем нашим королевским словом совершенную безопасность и всевозможное содействие тем, кто будет послан к нам, если вы пожелаете вести переговоры там, где мы ныне находимся (каковой выбор мы всецело предоставляем вам), рассчитывая на такую же заботу с вашей стороны о безопасности особ, которых отправим к вам мы, если вам будет угодно назначить иное место. Мы заверяем вас, равно как и всех наших верных подданных, что, действуя в полную меру нашего разумения, не упустим, со своей стороны, сделать все потребное, чтобы поддержать истинную протестантскую религию, обуздать папизм и суеверие, защитить законы страны, на которых основываются как наши справедливые прерогативы, так и собственность и свобода подданных, укрепить все справедливые полномочия и привилегии Парламента и сделать таким образом нас самих и народ наш подлинно счастливыми через доброе согласие между нами и обеими Палатами нашего Парламента. Да будет и ваша решимость исполнить свой долг столь же твердой, и пусть все добрые люди молят вместе с нами Всемогущего Господа благословить это предприятие. Если же настоящие предложения будут вами отвергнуты, то Бог отпустит нам вину за всякую кровь, могущую пролиться впоследствии, ибо свой долг мы исполнили до конца. И какого бы мнения ни держались иные о наших нынешних силах, мы заверяем вас, что к этому шагу нас подвигла единственно лишь праведная христианская забота о предотвращении кровопролития, поскольку и людей, и оружия, и денег у нас теперь довольно, чтобы надежно защититься от любых насилий вплоть до той поры, когда Богу угодно будет открыть глаза нашему народу».

Послание это было встречено так, как и предполагал Его Величество: его приняли с оскорбительным высокомерием и неслыханной дерзостью. Граф Саутгемптон и сэр Джон Колпеппер, очень хотевшие быть на месте еще до того, как станет известно о предстоящем их приезде, времени не теряли и явились в Вестминстер рано утром, тотчас по открытии заседаний Палат. Но едва граф Саутгемптон вошел в Палату пэров и занял свое место, как ему приказали, притом в весьма грубой форме, выйти вон; хотя он объявил лордам, что привез им послание от короля, и напомнил, что его присутствие в Палате не может вызывать никаких законных возражений, ибо сама же Палата в свое время дозволила ему сопровождать особу Его Величества. Тем не менее графу пришлось удалиться, и тогда к нему отправили парламентского пристава, чтобы потребовать у него послание, на что граф отвечал, что, по приказу короля, обязан вручить его лично, и отказывается передавать его с приставом — если только лорды не объявят особым распоряжением, что он не должен вручать послание сам. Они так и сделали, граф передал им через пристава послание, получив которое, Палата тотчас же послала ему сказать, что она снимает с себя всякую ответственность за его безопасность, что ему надлежит немедленно покинуть Лондон и что пэры позаботятся о том, чтобы он получил ответ на королевское послание. Выехав из Лондона, граф Саутгемптон остановился в доме одного знатного человека в семи или восьми милях от столицы, где нашел прием более любезный. Пока граф спорил с лордами, сэр Джон Колпеппер имел дело с общинами. Он поостерегся входить в Палату без дозволения, ибо коммонеры постановили, что всякий член, не явившийся в назначенный ими день, лишается права участвовать в заседаниях до тех пор, пока не уплатит 100 фунтов штрафа и не представит удовлетворительного объяснения причин своего отсутствия. Сэр Джон Колпеппер известил спикера о том, что он привез общинам послание от короля и желает вручить его, заняв прежде свое место в Палате. После недолгих дебатов (ибо оставались еще люди, полагавшие равно противным разуму и установленному порядку отказывать члену Палаты — которого еще не обвинили в каких-либо предосудительных действиях и который к тому же входил в состав Тайного совета и всегда пользовался в Палате большим уважением в праве вручить королевское послание со своего места, в качестве законного члена Палаты) общины решительно заявили, что сэр Джон не может участвовать в заседаниях и что он должен передать свое послание у парламентской решетки, после чего немедленно удалиться. Так он и сделал.

Затем Палаты собрались на конференцию, где с величайшим высокомерием заслушали послание короля; а уже через два дня, без больших споров, с невероятной легкостью и единодушием, утвердили свой ответ. Ни единый из лордов или коммонеров не оказал за это время королевским посланникам — особам столь высокого звания — даже самых обыкновенных знаков вежливости. Те, кто сделал бы это весьма охотно, не осмелились к ним приблизиться, ибо страшились последствий для самих себя; прочие же видели в них слуг господина, с которым они уже обошлись и намерены были обходиться впредь с чрезвычайной суровостью. Посланники Его Величества имели тайные встречи с некоторыми из вождей Палат, и те упорно внушали им одну-единственную мысль: если король хоть сколько-нибудь заботится о самом себе и о судьбе своего потомства, то он должен немедленно вернуться в Лондон, отдать себя в руки Парламента и принять все предложения последнего. Королю же Парламент отправил следующий ответ:

<Ответ лордов и общин на послание Его Величества от 25 августа>

Смиренно просим милостиво принять Его Величество: лорды и общины, собравшиеся в Парламенте, получив послание Вашего Величества от 25 августа, с великой печалью и негодованием видят постигшую это королевство опасную смуту, каковую мы всячески