Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России - Тимофей Вячеславович Бордачев

важнейших центров межгосударственной борьбы в Западной Европе и Восточной Азии вплоть до приобретения Россией имперских масштабов вела к тому, что наши взгляды на связь между политикой и географией формировались в особых условиях. Восприятие пространства уникально для каждого народа, и Россия не исключение. Более того, оно у нас совершенно специфическое, если сравнивать с ближайшими соседями и на Западе, и на Востоке.

Не менее, если не более важным является и социальное значение географии. Природа русской земли сама по себе создавала для государства одну первостепенную функцию – военную, обеспечение безопасности развития русского народа и его миграционных устремлений, которые, в свою очередь, также диктовались географией. Переселенческое движение русских в северо-восточном направлении не прекращалось даже тогда, когда судьба нашей государственности буквально висела на волоске. Этому способствовало географическое положение в районе истока многочисленных рек – удобных транспортных артерий в летнее и зимнее время. Не случайно уже с середины XVI в. освоение русскими зауральского пространства происходило по рекам, которые становились не разделительными барьерами, а, наоборот, способами продвижения вперед и залогом связанности огромных территорий в Евразии.

Другими словами, духовная жизнь и география настолько важны, что в отрыве от них не оценить подлинную значимость тех или иных событий. Народ отвечал на внешние вызовы в определенных географических условиях и в присущей ему ценностной системе. Поэтому история международных отношений Русской земли в период становления единого государства с центром в Москве не может быть сведена только к выверенной хронологической последовательности событий. По мнению автора, рассмотрение истории, географии и культурной жизни в комплексе позволяет разобраться в русской внешнеполитической культуре и в подлинном значении описываемого периода для ее формирования.

Были ли отношения того времени международными в современном значении? Даже сама постановка такого вопроса вызовет протест у ревнителей чистоты науки о международной политике. Для них международные отношения – результат взаимодействий между различными этнообщественными системами, а не атрибут каждой из них по отдельности. С точки зрения историков, постановка в центр внимания одного аспекта формирования русской политической культуры может расцениваться как непозволительная модернизация – перенесение на прошлое категорий, присущих современности. Кроме того, исторический труд должен опираться на источники и заключается в их интерпретации, а поставленные здесь задачи этого не требуют.

Отношения Русской земли и ее соседей действительно не были международными в сегодняшнем понимании этого слова – четкие границы отсутствовали, дипломатическая практика не была постоянной, а династические связи имели иное значение, чем в Новое время. Но они не были и внутриобщественными, подобно, например, отношениям между такими важнейшими русскими институтами, как княжеская власть и вече. Тем более, что с фактической точки зрения комплекс взаимодействий между русскими землями-княженьями, с одной стороны, и соседними государствами (Золотой Ордой, Русско-Литовским государством и затем Польско-Литовским, Ливонским орденом и Швецией), с другой, содержали признаки того, что принято называть международные отношения.

Во-первых, речь идет о взаимодействии разных этнообщественных и правовых систем. Более того, на западном направлении устанавливается устойчивый антагонизм, намерения соседей угрожали существованию Русского государства. На Востоке, с Ордой, отношения не были фундаментально антагонистическими, хотя и перманентно создавали опасность для нашей безопасности. Дополнительным доказательством становятся постепенно угасающие династические связи русских земель и соседних государственных образований: то, что было нормой в Древней Руси, становится все более редким и сходит на нет во второй половине XV в.

Соседи «вооруженной Великороссии» не оказывали прямого или значительного опосредованного влияния на эволюцию ее государственных институтов. Но в силу экзистенциального характера внешних вызовов на этапе возникновения великорусской государственности ее развитие с самого начала приобрело характер «борьбы на три боевых фронта». Сами по себе Орда, Польско-Литовское государство или Ливонский Орден, не говоря уже о Швеции, не оставили следов на природе этого государства. Наши общественные институты развивались своим путем, заложенным в Древней Руси. Однако необходимость постоянно противостоять соседям повлияла на «функционал» Русского государства и традицию, как вести себя в меняющихся обстоятельствах. «Отточенный в боях с татарами московский меч» – эта формулировка Н. С. Борисова лучше всего подходит в качестве характеристики основного влияния грозного восточного соседства на развитие Русской земли. Однако она применима и к отношениям с другими соседями.

Во-вторых, государственные образования этой части Европы не имели возможности оказывать прямое влияние на внутреннее самоуправление другого, т. е. сохранялась автономность политических единиц. Последнее особенно значимо, когда речь идет о русско-ордынском взаимодействии в период «ига». Вообще, рассмотрение данного вопроса в рамках системы международных отношений Руси в XIV–XV вв. требует обратиться к проблеме природы политического взаимодействия между русскими землями и Ордой, особенно в период до 1380 года. Даннические отношения с Ордой в силу такой их организационной формы не вели к тому, что ханы вмешивались в решение вопросов внутреннего управления русских земель и тем более в вопросы их отношений с другими государствами. Быть данником не означает потерю суверенитета.

Полная зависимость Руси от ордынского государства и «симбиоз» совершенно не обязательно представляют собой единственные альтернативы, когда мы говорим об оценке природы русско-ордынского взаимодействия. И особенно, если речь не об отдельных периодах так называемого «ига», а обо всей протяженности нашей совместной истории с середины XIII по конец XV в. Гораздо более обоснованным представляется прочтение этих отношений как постоянной «борьбы разных этнообщественных систем», в течение части которой русские земли действительно находились в даннической зависимости от противника. Но, с точки зрения правовых отношений Русской земли и Орды, борьба была не бунтом подданных, а сопротивлением страны, так никогда и не покоренной.

В-третьих, взаимодействие Русской земли и ее соседей было частью более широкой системы отношений внутри группы государств, для каждого из которых контакты с другим участником группы были важнее, чем с третьими сторонами. Формировавшаяся вокруг Москвы русская государственность находилась в географическом центре системы, и на нее было направлено влияние всех участников. Каждый поддерживал сравнительно регулярные дипломатические контакты и вступал периодически в вооруженную борьбу с другими. Но только для русского народа взаимодействие с другими этнообщественными системами играло действительно важнейшую роль в формировании политической культуры.

По ходу истории отдельные участники восточноевропейской системы межгосударственных взаимодействий выбывали либо слабели до такой степени, что переставали иметь значение для соседей. Каждое «выбывание» вносило вклад в расширение и укрепление русской государственности. После падения Орды она приобрела колоссальное географическое измерение, гибель Польско-Литовского государства дала огромный человеческий ресурс и, позднее, исторические русские земли вокруг Киева, а вытеснение Швеции с восточных берегов Балтики в XVIII в. сделало Россию великой европейской державой.

Ко второй половине XVIII в. Россия окончательно стала подлинной силой, и даже драматические события XX в. не смогли радикально повлиять на ее положение в мировых