Анатолий Елкин - Арбатская повесть

Николай Павлович никогда не был скупым рыцарем. Сотни, тысячи людей побывали в его квартире-музее. И, не жалея времени, он показывал собранные им сокровища, сопровождая эту своеобразную экскурсию талантливым, вдохновенным комментарием, превращавшимся в изящные глубокие устные статьи, фельетоны, реплики.

Писатели, артисты, художники, кинорежиссеры, студенты, ученые — кто не обращался к нему за справками!

И всегда следовало таинственное:

— Одну минуточку…

Взгляд его блуждал по бесконечным лабиринтам полок, и вскоре в руках спрашивающего оказывались либо неизданные дневники Бунина, либо материалы о первых русских воздухоплавателях, или старинный труд о фортификационных сооружениях эпохи Петра I.

Не было для него обиды горше, чем узнать, что кто-нибудь по незнанию упустил на книжном рынке ценную старинную книгу, потерял уникальный документ. Нервно расхаживая по кабинету, он гремел своим басом:

— Невежды! Преступники! Как их земля держит!

Он понимал, как важно сохранить для науки каждое свидетельство минувшего, и хотел, чтобы это поняли все.

— Книги, — говорил он, — это многие, многие часы потраченного на их поиск времени, разные города нашей страны, разные люди. Это — пятые и шестые этажи старых ленинградских домов, это — тихие переулки Арбата и тупички Замоскворечья. Это — глаза людей… Глаза порой равнодушные, а иногда и печальные. Книга щедро расплачивается за любовь к ней.

Мир книг необъятен! Радостно, что их на свете так много, что даже на рассказы о них не хватит человеческой жизни.

Человеческая жизнь без книг не имела бы права именоваться жизнью. Хочется повторить слова Анатоля Франса: «Когда пробьет мой час, пусть бог возьмет меня с моей стремянки, приютившейся у полок, забитых книгами…»

Николай Павлович превращался в ребенка, когда в руки его попадал экземпляр книги с пометками Пушкина или Герцена. Написав блистательную книгу «Рассказы о книгах» — не роман, не повесть, закрепленную типографским станком, а свою, выношенную как убеждение, страсть к книжному собирательству, — он немедленно сел за новую рукопись.

Ему хотелось рассказать, как гибли под ножом цензуры редчайшие издания Пушкина, как горели в жандармских отделениях рукописи русских вольнодумцев, как из века в век передавалась эстафета высокого горения человеческого духа. И в те же дни с новым острым фельетоном его видели на эстраде, днем — в газете, с родившейся этой же ночью злой статьей. Ему не хватало времени, как не хватает его каждому истинному художнику.

Буквально за несколько дней до смерти он случайно зашел к нам в редакцию. Его попросили написать статью для юных — о важности розысков разбросанных по всей стране писем, дневников, материалов, связанных с историей русской культуры. Вечером он уже набросал первые странички статьи.

Думая о человеке, стараешься выделить — хотя бы для себя — главное в нем. Главное в Смирнове-Сокольском — горение, неиссякаемое жизнелюбие, творческая страсть. Как искры от факела, сверкали вокруг него фейерверки идей, споров, раздумий…

Я пришел к нему в день исторического полета Гагарина и получил подарок — книгу. На титуле стояла надпись:

«Счастливые люди, мечтающие о звездах и пролагающие пути к ним…»

Он всю жизнь мечтал о звездах.

Они светили ему, когда он мечтал о найденной рукописи Пушкина.

Они были и в ликующем громе «Марсельезы», уникальную партитуру которой он разыскивал…

Хоронили его на Новодевичьем кладбище. Ветер бросал косые полосы снега на обелиски тех, кто лежал рядом с ним: летчиков, писателей, артистов, военачальников. Людей поиска и страсти, зажегших не одну душу.

Стоя над этой могилой, я думал о ветре, который нес над городом белые хлопья снега и высоко в небе направлял движение облаков. О ветре вечно обновляющемся и вечно живом…

Николай Павлович расписывал книги по карточкам, как стихи писал. Аннотации? Нет — поэмы.

К примеру, карточка 805.

«На корешке книги оттиснуто: «Свифт. Сочинения». Выходного листа нет. Книга начинается со страницы, озаглавленной «Предисловие автора».

Среди прочих библиографических данных, разысканных Николаем Павловичем, читаем:

«Ленинградский книжник-антиквар Федор Григорьевич Шилов в своем докладе Ленинградскому обществу библиофилов на тему «Запрещенная литература в частных собраниях» сообщил о книге Свифта: «Книга уничтожена цензурой и была известна только в одном экземпляре, сохранившемся в собрании самого издателя В. И. Яковлева».

Сообщение не совсем точно, так как известен еще один экземпляр — в Ленинской библиотеке… Но, во всяком случае, более сведений о наличии этой книги не имеется…»

Софья Петровна, жена Николая Павловича, показывает мне письмо, только что полученное ею от Константина Федина:

«…Большое и самое искреннее спасибо Вам за книги Ник. Смирнова-Сокольского — подарок, доставивший мне настоящую отраду. Особенно горячо принял я новинку — том I «Моей библиотеки»…

«Моя библиотека» кажется мне выдающейся книгой даже рядом с покоряющим изданием «Рассказов» о пушкинских прижизненных выпусках сочинений. Прелесть, увлекательность описания «Моей библиотеки» состоит в комментариях, которыми Николай Павлович сопровождает весьма большое число библиографических заметок. Эти его нотабене разнообразны: то характеризуется книга, то автор ее, то речь идет о неповторимо-случайных обстоятельствах, приключившихся в пору печатания издания, то отмечается какая-нибудь типическая черта автора, его родинка.

Я сейчас прочитываю «Статьи» библиографии без последовательности, перепрыгивая из одной в другую эпоху. Но всякий раз поражаюсь неожиданными находками чудесного книголюба, и он заставляет меня вглядеться в летопись русских либо иноземных литературных явлений. Своей любовью к книге он словно учит меня любви к ней.

Рассказы его о редком сами становятся редчайшими, поэтичными произведениями книговедения.

Да что я говорю Вам — знающей и любящей труды всей жизни замечательного библиофила Смирнова-Сокольского. Вам, которая, отдавая все свои силы этой жизни, так превосходно продолжает его дело!..»

С печалью перелистываю я после смерти Николая Павловича тома «Моей библиотеки». Были зарегистрированы в них и те мои книги, которые я дарил ему при жизни. Описаны со скрупулезным вниманием, вплоть до воспроизведения надписей.

И чем больше отдаляет нас время от роковой той черты, тем весомее и значительнее представляется подвижнический труд Сокольского. Он стал высшим авторитетом при решении сложнейших книжных проблем.

Прекрасна жизнь книжного собрания и после смерти его владельца. Собственно, все это грешно называть «собранием». Перед нами — уникальное явление культуры. Имя которому — Николай Павлович Смирнов-Сокольский.

Я часто захожу к Софье Петровне. Она разрешала мне подойти к полкам, взять книгу, полистать ее.

Но чаще всего я просто молча сидел за письменным столом Николая Павловича, глядел на разноцветье переплетов, вспоминая добрую его улыбку, рокочущий бас. И еще — слова, сказанные мне в трудные годы, когда я только начинал поиск материалов, связанных с «Марией»:

— А ты поищи в газете «Южная Россия». Выходила такая в Николаеве. Может быть, что-то и любопытное найдется…

Смирнов-Сокольский никогда не давал пустых советов.

3. «ВЫСОКОТОРЖЕСТВЕННЫЙ ДЕНЬ ТЕЗОИМЕНИТСТВА» И «КРОВАВАЯ ПЯТНИЦА»

Вчера в высокоторжественный день тезоименитства Государя Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича в Адмиралтейском соборе был отслужен молебен, с провозглашением многолетия всему Царствующему Дому.

После молебна на площади состоялся парад войскам местного гарнизона. Командовал парадом подполковник Пухин, принимал парад гостящий сейчас в Николаеве товарищ морского министра вице-адмирал Муравьев…

На молебствии и параде присутствовали г. градоначальник вице-адмирал А. Г. Покровский, чины военного и морского ведомства, представители городского управления, дирекция заводов и масса публики.

Третьего дня гостящий в Николаеве товарищ морского министра вице-адмирал г. Муравьев посетил цирк Стрепетова, где присутствовал во время очередного вечернего представления.

Морской генеральный штаб сообщает, что 7 октября в седьмом часу утра на линейном корабле «Императрица Мария», стоявшем в севастопольском рейде, вспыхнул пожар в носовых погребах боевых припасов.