Борис Кузнецов - «Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов

ММ: Молчание.

КГ: А буи были иностранные?

ММ: Ну, аварийная раскраска практически у всех одинаковая, а наш буй до сих пор находится на корпусе «Курска».

БК: Михаил Васильевич, о каком буе вы рассказываете корреспонденту? С «Петра Великого» наблюдали буй серо-зеленого цвета в 08:31 12 августа, в 10:35 того же дня с борта того же «Петра Великого» был обнаружен еще один буй, в 1 2:40 того же дня с борта спасательного судна «Михаил Рудницкий» обнаружили бело-красный буй, о чем вам доложили, а около 2 часов дня с ВПК «Адмирал Харламов» наблюдали еще один буй белого цвета. Почему ни один из этих буев не был поднят? Почему их местонахождение не было обозначено радиобуями, впрочем, как и аномалия?

ММ: Молчание.

КГ: Почему же найденный буй не был поднят? Ведь он мог бы являться доказательством столкновения.

ММ: Буй удерживался кабель-тросом на глубине около трех метров. Фактически он как бы висел на якоре. Этим якорем могло быть что угодно.

КГ: В том числе другая подводная лодка?

ММ: Да. И когда офицер пытался подцепить буй багром, у него это не получилось. К сожалению, дальнейшие обстоятельства привели к потере буя из-за ухудшения погоды. К вечеру 13 августа наши летчики на расстоянии примерно 18 миль к северо-западу от «Курска» зафиксировали всплывавшие топливные пузыри. Потом противолодочные самолеты обнаружили уходящую из Баренцева моря подводную лодку. Такой же вылет был сделан на следующие сутки, чтобы подтвердить местонахождение этой подлодки, и по всем каналам сигнал наших гидроакустических буев был прицельно подавлен системой подавления «друзей» из НАТО.

БК: Если буй держался на кабель-тросе, то зацепить его обычным багром не составляет труда. Почему этого не было сделано? В материалах уголовного дела отсутствуют сведения о том, что кто-либо видел буй на тросе. Чем вы можете это объяснить?

ММ: Молчание.

БК: Почему вы опять, мягко выражаясь, искажаете то, что было в действительности? Командир экипажа противолодочного самолета майор Пономарев во второй половине дня обнаружил не «всплывавшие топливные пузыри», а масляное пятно и плавающие на поверхности воды предметы, о чем доложил в штаб поиска лодки. Вроде бы разница небольшая, но топливные пузыри свидетельствуют о том, что есть некий источник, откуда топливные пузыри всплывают, и расположенный в том месте, где они всплывают, а масляное пятно вовсе не означает, что источник находится в месте, где оно обнаружено. Как известно, масляное пятно может дрейфовать.

А почему вы не выслали надводный корабль? Почему не взяли пробы топлива или масла, хотя масляное пятно было отмечено радиобуем?

ММ: Молчание.

БК: Чем вы можете объяснить, что ни командующий морской авиацией Северного флота Н. А. Мордовалов, ни начальник штаба Б. М. Валяев, ни другие офицеры штаба морской авиации Е. В. Бессонов, А. А. Жданов, ни командиры авиационных частей A. А. Зубков, С. В. Чечеров и В. Н. Боев, а также инспектор-летчик ВВС СФ полковник Б. М. Цап, экипажи самолетов А. Н. Леонов, А. А. Богданов, Б. X. Абдуаминов, А. К. Козыревский, B. Т. Мосейчук, В. Б. Пономарев, В. А. Казаков, майор А. А. Симонов, О. Ю. Максименко и В. В. Тютьков на допросах не подтвердили ваше заявление о том, что они преследовали неизвестную подводную лодку?

Кроме того, показания летчиков о времени и результатах поисковоспасательных работ подтверждаются заключением экспертов, проводивших фонографическую экспертизу и дешифрование магнитных фонограмм переговоров экипажа самолета во время осуществления полетов.

ММ: Молчание.

КГ: Почему же обнаруженный «подводный объект» был потерян — причем такими кораблями, как «Петр Великий», «Адмирал Чабаненко», которые специально предназначены для поиска подводных лодок?

ММ: Я как начальник штаба флота признаю, что это упущение. «Петр Великий», когда обнаружил затонувшую подлодку и зафиксировал при этом второй подводный объект, своей главной задачей считал наведение в кратчайший срок на «Курск» сил спасения. Может быть, это было неправильно. В этой ситуации нужно было выполнять и задачу спасения, и задачу выявления истинной причины катастрофы. Наша главная задача была — доставить к месту катастрофы корабль-носитель спускаемых аппаратов и суметь состыковать спускаемые аппараты с людьми в лодке, которые стучали.

БК: Почему так называемый второй подводный объект не был классифицирован?

ММ: Молчание.

КГ: Кстати, звучали заявления, что это были технические стуки.

ММ: Здесь ситуация была сложная. При исходном обнаружении мы зафиксировали два источника стуков: технические и ручные. Технические через некоторое время пропали, да так и не стучат наши станции. А по поводу ручных мое личное мнение, что, может быть, 23 человека в 9-м отсеке и погибли через 8 часов после катастрофы, уже тогда, когда отсек был затоплен. А в 5-м и в 5–6 и с отсеках могли и дальше оставаться живые моряки, которые продолжали стучать. И последние стуки мы слышали в 11.00 14 августа. Официального суждения по этому поводу я до сих пор не имею, и даже имея личное мнение, я не могу высказывать его, являясь членом правительственной комиссии.

БК: Членом какой правительственной комиссии вы являлись? В составе правительственной комиссии по расследованию гибели «Курска» под председательством Ильи Клебанова, созданной 14 августа 2000 года, вашей фамилии нет, нет вашей подписи и под актом правительственной комиссии. Зачем вы лжете?

ММ: Молчание.

БК: Кто и когда классифицировал стуки как технические?

ММ: Молчание.

Интервью Моцака завершается редакционным комментарием:

«Вице-адмирал впервые приводит серию доказательств того, что „Курск“ погиб в результате столкновения с иностранной подводной лодкой. Мы не знаем, почему он решил рассказать об этом именно сейчас. Военные, занимающие столь высокие должности, очень редко делают подобные заявления без согласования с руководством — вплоть до президента России. Если такое согласование было — значит, после подъема „Курска“ комиссии удалось получить окончательные доказательства столкновения. Если же его не было — значит, вице-адмирал пошел ва-банк, ставя честь офицера выше своей карьеры».

Мой комментарий:

С таким редакционным заключением я согласиться не могу: доказательствами являются такие сведения, которые подтверждают или опровергают обстоятельства, подлежащие доказыванию. Если имеется попытка доказать факт столкновения «Курска» с иностранной подводной лодкой, то такими сведениями были бы показания очевидцев, официальные заявления представителей иностранных государств и, наконец, вещественные доказательства.

Моцак говорит о том, что кто-то выходил на связь с позывным «Винтик», но не сообщил об этом на допросе, не ссылается на источник получения этой информации. Можно ли это сообщение Моцака назвать доказательством?

Вопрос риторический. Наверняка важным доказательством присутствия — не столкновения, а присутствия! — иностранной подводной лодки мог быть буй с этой лодки, но его нет. А можно ли давать оценку того, чего, нет? Моцак — может, а я — нет.

От перечитывания этого интервью Моцака меня начинает подташнивать — от вранья про беспомощность Военно-морского флота, про поиск самолетами неизвестной подводной лодки, про топливное пятно…

Вице-адмирал Моцак является одним из основных виновников трагедии. Его позиция, выражаясь народным языком, выглядит так: и вашим, и нашим, давай спляшем. С одной стороны, стуки моряков были до 11 часов 14 августа, а с другой стороны, есть заключение комиссии Виктора Колкутина, что моряки в 9-м отсеке жили не более 8 часов с момента второго взрыва. Отказаться от стуков Моцак не может, он наверняка помнит свои собственные многочисленные заявления прессе, а противоречить выводам Колкутина и следствия не хочет. Вот и мечется.

Придумал про живых моряков в отсеках 5 и 5-бис, хотя не может не понимать, что затопление отсеков «Курска» шло от носа к корме. Последним затопленным отсеком, где оставались живыми подводники, был 9-й.

Ни одного доказательства столкновения «Курска» с иностранной подводной лодкой Моцак не приводит и ограничивается исключительно намеками. Эту версию он даже не озвучивает, разделяя личное мнение и официальную позицию. Так что смелости в его словах я не вижу. Что же касается редакционного утверждения о том, что Моцак ставит «честь офицера выше своей карьеры», то нельзя ставить выше карьеры то, чего нет. Он вместе с другими адмиралами послал «Курск» на гибель.