Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп

Ответ короля

Этот ответ с его четко сформулированными терминами имел такое значение, что Ангерран де Монстреле счел нужным воспроизвести его в развернутом виде, посвятив этому целую главу в своей хронике. Так что на это стоит обратить внимание.

Очевидно, что принцы прибегнув к демагогии заявляли, что король не делает все возможное для переговоров с Англией и достижения столь горячо желаемого мира. Отсюда и уточнение Карла VII: по его словам, все было как раз наоборот, о чем свидетельствует отправка его послов на конгресс в Аррасе (1435); участие в конференции состоявшейся на пути между Кале и Гравелином (лето 1439), посреди вражеской территории, что само по себе было для него большой проблемой; обсуждение в ноябре 1439 года на сессии Генеральных Штатов в Орлеане (которые не были достаточно представительными из-за отсутствия делегатов из Дофине и Лангедока), известной всем хартии составленной совместно герцогом Орлеанским и Изабеллой Португальской и запланированная на февраль 1440 года сессия Штатов в Бурже, которая к сожалению не состоялась из-за "некоторых разногласий". Несмотря на недоброжелательный настрой оппозиции, король предусмотрел новую дипломатическую конференцию, которая должна начаться не ранее 25 октября 1442 года, то есть после возвращения из "путешествия в Тарта". Король хотел, чтобы эта конференция состоялась либо между Понтуазом и Мантом, либо между Шартром и Вернёем или между Сабле и Ле-Маном. Он рассчитывает устроить лагерь неподалеку от выбранного места и собрать вокруг себя принцев крови, которые согласятся приехать, прелатов, знатных людей и представителей "народа Нормандии". Короли Кастилии и Шотландии, его традиционные союзники, будут об всем проинформированы. Но на какой основе будут вестись эти переговоры? Король ясно осознавал, что переговорный процесс зашел в тупик, ведь как заявил кардинал Йоркский в 1435 году, и это было его последнее слово, Англии никогда не допустит, чтобы ее король владел чем-либо посредством оммажа и находящимся под юрисдикцией и суверенитетом любого другого короля или принца. Со своей стороны Карл VII отказывался уступить какую-либо территорию, кроме как в качестве фьефа, с сохранением за собой и юрисдикции и суверенитета. Ибо он ни в коем случае не хотел отчуждать то, что приумножили его предшественники. Но король зашел дальше своих предшественников и приемников поскольку подобные формулировки не применялась во время заключения мира в Кале в 1360 году и не будут применены во время заключения мира в Камбре в 1529 году, который должен был подтвердить отказ Франции от суверенитета над Фландрией и Артуа. Король полагал, что принцы будут придерживаться одной с ним линии, "учитывая превосходство" короны и Дома Франции, к которому они принадлежали. Это был ответ, который Карл VII приказал занести в реестр Счетной палаты, игравшей, в большей степени, чем Сокровищница хартий, роль хранилища государственных актов.

Ассамблея, подобная той, что состоялось в Невере, не была ни разумной, ни целесообразной затеей: ведь королевский план действительно состоял в том, чтобы собрать сильную армию и вторгнуться в Нормандию, чтобы ее отвоевать и получить сильную позицию на переговорах.

В полной мере осознавая несчастья своего народа и разорение, от которого он страдал, Карл VII предпринял все необходимое, чтобы подавить эксцессы живодеров.

Кроме того, существовала проблема налогов, особенно тальи. В своем ответе король указал, что налог взимается как с жителей его домена, так и с тех кто проживает в сеньориях и по его словам, жители последних облагаются налогом в два раза меньшим, чем жители королевского домен, и все же все сеньоры имеют свою долю. Другими словами, для примера, подданные графа Вандомского или герцога Орлеанского действительно платили королевский налог, но по сниженной ставке в 50% (Конечно, в Бретани, во владениях герцога Бургундского или в княжествах Юга королевского налога не было вовсе). Позиция короля по этому вопросу была следующей: в королевстве ни одного налога не должно взиматься без его одобрения (похоже, что он оставлял за собой монополию на право взимания налогов); для взимания налога, предназначенного для свершения его великих дел, ему не нужно согласие Генеральных Штатов, сессии которых в любом случае обходятся недешево.

Требование принцев крови предоставить им возможность принимать более активного участия в управлении королевством, поскольку они должны это делать, в соответствии с традицией и в силу своих прерогатив и происхождения, король одобрил, но осторожно добавил, что они должны так же уважать его прерогативы и власть.

Оставался еще вопрос о королевском Совете: принцы хотели, чтобы он состоял из большого числа знатных, умеренных советников, свободных от прошлых разногласий, и сожалели, что ведение главных дел королевства было доверено всего двум-трем людям. И в этом случае король довольствовался успокаивающим или уклончивым ответом.

Жалобы послов касались и личных амбиций, поскольку, естественно, принцы ожидали или надеялись на доходные места, пенсии и власть. Примечательно, что король был резок в отношении герцога Алансонского, графа Вандомского и сеньора Ла Тремуя, но гораздо более сдержан к Филиппу Доброму, который, в конце концов, имел некоторые основания для жалоб, особенно из-за недавнего вторжения отрядов, действовавших от имени коннетабля Франции, в его герцогство Бургундское. Герцогу Орлеанскому, который по этому случаю лично явился в Лимож со своей женой для примирительной встречи, Карл VII выделил 160.000 франков для оплаты выкупа, плюс ежегодную пенсию в размере 10.000 франков.

Очевидно, что Карл VII был недоволен такими ассамблеями принцев, даже если они, в отличие от Прагерии, были чисто формальными. Тем более, что как ему говорили, принцы и сеньоры, пользуясь этим, пытаются сплотить дворян, Церковь и простой народ, чтобы "добиться от правительства посредством издания ордонансов новых уступок" и привлечь к управлению королевством Генеральные Штаты. Король, конечно, не может поверить в такое посягательство на его суверенитет, но если бы поверил, то действовал бы против этих заговорщиков с той же энергией, что и против своих злейших врагов — англичан[413].

Путешествие в Тарта

"Путешествие в Тарта", совершенное в компании Дофина, было как политическим, так и военным демаршем в сторону Англии. Оно было отмечено, в частности, торжественным въездом "Его Величества" (как выразился Герольд Берри) в Тулузу[414]. По этому случаю графы де Фуа, д'Арманьяк и де Комменж поклялись верно служить королю в войне против англичан. После личного участия в снятии осады с Тарта, 24 июня, Карл VII, отказавшись от идеи атаковать Байонну, как опасались его противники, успешно приступил к осаде Дакса. Хроника говорит, что король лично командовал захватом этого места, а королевская артиллерия не преминула произвести неизгладимое впечатление на защитников[415]. Далее Карл VII последовательно посетил Ажен, Марманд, Ла-Реоль, где чуть не погиб из-за пожара, вспыхнувшего в его доме, Монтобан и снова Тулузу. После года, проведенного на Юге, в мае 1443 года король вернулся в Пуату. Успех был очевиден. Но Карл VII также убедился, насколько прочными оставались позиции англичан в Гиени, хотя бы благодаря упорной поддержке населения, как дворян, так и недворян, и особенно архиепископа Бордо Пеи Берлана[416]. Еще одним результатом "путешествия в Тарта" стало то, что с этого момента правительство Генриха VI ясно осознавало, что ему нужно защищать не одну, а две территории — Гиень и Нормандию. Но могло ли оно это осуществить или ему пришлось бы сделать нелегкий выбор?