О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного - Илья Юрьевич Виницкий

круг вступает другой скаут и описывает с помощью жестов, как он выследил и убил дикого буйвола. Пока он крадется к преследуемому животному, все разведчики приседают и очень тихо исполняют свою хоровую партию. Когда он наконец вступает в схватку со зверем, они одновременно вскакивают, танцуют и громко кричат.16

Эта же скаутская зулусская речовка приводится и в начале известного юмористического романа П. Г. Вудхауза «Бросок, или Как Кларенс Чагуотер спас Англию» (1909), описывающего интервенцию в Англию девяти держав (русскими захватчиками руководит великий князь Водкакофф). Кларенс Чагуотер собирает отряд своих скаутов, чтобы дать отпор вражеским армиям:

Чей-то голос произнес из мрака: «Йин гоньяма-гоньяма».

– Инвубу, – степенно ответил часовой. – Йа-бо! Йа-бо!

Инвубу.

Приблизился неясный силуэт.

– Кто идет?

– Свой.

(Перевод с английского Е. Данилиной)17

Попутно заметим, что слово «гоньяма» в значении «лев» было хорошо известно в 1920-е и 1930-е годы. Так, в том же 1929 году, когда появилась книга Дитриха, в свет вышел русский перевод популярного романа Эрнста Гренвилля «Нгоньяма желтогривый», рассказывающего о приключениях южноафриканского царя зверей. Много лет спустя мотив «ингоньяма» будет канонизирован в зулусской арии «Nants Ingonyama», исполняемой в начале одного из самых известных бродвейских мюзиклов и диснеевских мультфильмов «The Lion King».

Вернемся к лежащему в основе баден-пауэлловского движения зулусскому танцу. Последний, судя по дошедшим до нас воспоминаниям, пользовался большой популярностью у русских разведчиков начала 1920-х годов. Приведем его описание в историко-биографическом романе Елены Арманд «Блаженны чистые сердцем» (в основе дневниковые записи реального скаута):

Во время смотра наш отряд проделал «Инго-ньяму». Это был танец готтентотов, во время которого инсценировалась охота на кабана. Двенадцать лучших скаутов встали гуськом с посохами, впереди вождь с большим ножом. Они неслышно шли, будто по лесу. Вождь заметил зверя, он махнул рукой, и все тотчас легли, но продолжали подползать. Когда они охватили зверя полукольцом, вождь, изловчившись, вонзил нож в свою жертву, и в тот же миг все охотники с диким криком всадили в него и свои копья, то бишь посохи. Громадный зверь убит, и готтентоты, севши на посохи, держа их между колен, запели:

Инго-ньяма,

Инго-ньяма,

Инву-бу,

Инву-бу,

Эбо, эбо,

Эбо, эбо,

Зинг-а-занг,

Бум, бум.

Эти слова, по разъяснению авторитетных лиц, должны были означать «Наш вождь – лев, наш вождь – лев, нет, более того, он – гиппопотам».

После пения все бросились в дикий танец, потрясая копьями и издавая рычание. Несмотря на то что охотники ползли по паркету и пронзали копьями пустое место, танец был исполнен с большим подъемом и вызвал горячие аплодисменты.18

Зулусская романтика нашла отражение и в интернационалистской песне «Зулусы: Скауты-братья», написанной юным русским скаутом Николаем Адуевым:

Много нас в родной России,

В разных странах и местах,

Учим правила святыя

Мы на разных языках.

Пусть нам вместе всем собраться

Волей жизни не дано,

Не забудем: все мы – братья,

Много нас, но мы – одно.

Бьются в такт, единым целым,

Все сердца под тканью блуз,

И кивает скаутам белым

Черномазый скаут-зулус.19

Видимо, с ритуальной охотничьей песней-танцем о льве и гиппопотаме, который лучше его, связана и самая знаменитая скаутская «Картошка» Владимира Попова (1921):

Неуклюжи бегемоты

Издают протяжный вой,

Хоть и знают скауты ноты,

Но поют – о Боже мой!20

Как вспоминал легендарный русский скаут Борис Солоневич, эта лагерная песенка «имела необыкновенный успех» среди детей, которым особенно нравились ее заключительные слова о воющих бегемотах:

Слово «бегемоты» потребовало специального разъяснения, каковое и было дано Тамарой со всеми красками тропических истоков Голубого Нила. Правда, слова «Африка» и «Нил» тоже потребовали объяснений21.

Дополнительным разъяснением здесь может быть указание на происхождение и самое звучание «воя», издаваемого охотниками (баден-пауэлловский «большой вой» в «оркестровке» зулусской «ингоньяма»). Отсюда же – из воинственных «дикарских» плясок – происходят и частые в соцреалистической литературе насмешки над скулящими, рычащими и шипящими скаутами, представленными в советской мифологии в образе диких и злобных бесноватых зверей. Именно так изображает Леонид Жариков в своей повести об Илюше Барабанове церемонию посвящения в бойскауты, завершающуюся «традиционной пляской» воинов (обратим внимание на реакцию присутствующих при этом «зулусском» действе разочаровавшейся в движении девочки и комсомольцев):

Скауты свистели, мяукали, топали ногами, улюлюкали. Одна Тина не принимала участия в этой дикой оргии. Она испуганно смотрела на Митю.

Под кошачий визг и кваканье комсомольцы ушли.22

Кстати, в финале повести злобные скауты ночью подкарауливают Илюшу на кладбище, сжигают его красный галстук и избивают мальчика до полусмерти: «…Невдалеке, распластавшись среди могил, лежал в беспамятстве Илюша – первый пионер, маленький коммунист, не сдавшийся врагам»23.

Наконец, «африканская» тема использована и в названии тайной скаутской организации «Эфиопы». Члены этой московской группы, если верить обвинениям ОГПУ, «издавали несколько порнографических рукописных журналов и нередко устраивали „афинские ночи…“»24.

* * *

Итак, вопрос о заимствовании имени Иен-Ганьяма из знаковой зулусской победной охотничьей песни представляется нам решенным: оно включало в название тайного союза молодых русских фантазеров, живущих в полумертвом холодном и голодном революционном городе, африканскую героическую экзотику и тему боевого отряда смельчаков, преследующих грозное и опасное животное. Но кому и зачем понадобилось превращение зулусского вождя-льва в «сильную духом» девушку-скаута, якобы прошедшую войну не воюя и отдавшую жизнь за какое-то важное дело? Кто скрывался под этим именем?

«Английская фирма»

По легенде, предложенной в приведенной выше статье Остроглазого волка, Иен-Ганьяма до 1917 года руководила на фронте английскими скаутами, но была против милитаризма. Затем она примкнула к русским скаутам, вела активную пропагандистскую работу и умерла зимой, по-видимому, 1922/23 года. Ясно, что перед нами какая-то маска, но чья?

Внимательное прочтение письма Остроглазого волка указывает на идеологические и организационные источники этого союза, а именно систему Киббо-Кифт-Киндред английского художника и мистика Джона Харгрейва. В своей декларации «Записки из вигвама и разговоры о тотеме» (1920) Харгрейв, или Белый Лис, представил новое, очищенное от милитаризма направление в скаутском движении – секретное общество «интеллектуальных варваров» и любителей природы и искусства со своими тотемными именами, эзотерическим языком и иерархией (своего рода детское розенкрейцерство). Ритуальным центром деятельности этого общества