История Византийских императоров. От Льва III Исавра до Михаила III - Алексей Михайлович Величко

В 811 г. халиф внезапно сместил своего брата аль-Касима с поста наместника Аль Джазиры и назначил вместо него некоего Хузайму ибн Хазма. А вслед за тем аль-Амин отказал своему брату аль-Мамуну в праве наследования престола и объявил будущим халифом своего 2-летнего сына Муссу. Для аль-Мамуна, откровенно тяготившегося первенством старшего брата (совершенно незаконным, по его мнению), это был удачный предлог начать войну за престол. Он немедленно прекратил почтовые сообщения Хорасана с Багдадом, где находился халиф, и избавился от наместника города Рейя, слишком послушного приказам старшего брата. В ответ тот объявил аль-Мамуну, что отныне его личный представитель, минуя наместника, будет собирать налоги в Хорасане, что в переводе с витиеватых арабских намеков означало лишь одно — его второй брат должен оставить провинцию и удалиться прочь. Аль-Мамун выставил встречное требование — чтобы ему была возвращена его жена Умм Усу с детьми и 100 млн динаров, которые предназначались по отцовскому завещанию. Разумеется, аль-Амин, также искавший предлога для начала войны, отказал в этом. Более того, он запретил упоминать имя брата в пятничных молитвах. Оно исчезло также с арабских монет и халифского одеяния. Началась гражданская война, перипетии которой мы рассмотрим в ходе дальнейшего изложения[358].

Хотя неоднократно поражаемые императором Константином V болгары давно уже не проявляли активности, Никифор I легкомысленно решил, что на этом враге он может восстановить свою репутацию, одержав одну-две красивые и эффектные победы. Но царь явно не учел изменившиеся обстоятельства. С того времени, как они осели на Балканах, болгары существенно изменились, попав под влияние более развитой в культурном отношении славянской нации. Сказалась и близость Болгарии от Византии: уже в начале IX столетия болгары разработали кодекс собственных законов наподобие римских. Говорят, что, опасаясь пьянства, их правители вырубили все виноградники и добились в этом деле больших успехов[359].

Кроме того, и поведение болгар за последнее время стало гораздо более агрессивным с претензиями на новые территориальные приобретения. Когда Карл Великий добил аваров в Паннонии, болгары с их вождем Крумом (803–814) без долгих размышлений заняли некогда захваченные теми юго-восточные районы Венгрии, а также область Банат. И тем самым практически лишили Византию непосредственной сухопутной связи с Западом. Помимо этого были захвачены богатейшие соляные копи у реки Тисы, а также области к югу от Старой Планины, населенные преимущественно славянскими племенами, находившимися под протекторатом Византии. Это был серьезный удар по торгово-экономическим интересам Римской империи[360].

По этим совокупным причинам в 807 г. император отправился в поход на варваров, но, едва дойдя до Адрианополя, узнал, что в столице против него составился заговор. Срочно вернувшись, он жестоко покарал заговорщиков (и истинных, и мнимых): казнил, отправил в ссылку и конфисковал имения. Затем, как всегда обуреваемый жаждой наживы, приказал своему оруженосцу Варданию по прозвищу Анеман обратить в рабство всех переселенцев. А сам отправился во Фракию, надеясь личным присутствием обеспечить полный сбор ежегодных податей.

Как уже говорилось выше, процарствовав 6 лет, Никифор I решился женить своего сына, и дело даже заключалось не в естественном желании продлить династию, а в укреплении императорского авторитета. Именно с этой целью царь разыскал родственницу императрицы св. Ирины, уже обрученную с другим мужчиной, и повелел женщине выйти замуж за Ставракия. Хотя невеста не раз делила брачное ложе со своим женихом и любила его, царь приказал развести их — грубейшее нарушение церковных канонов и государственных законов. Несмотря на все протесты, 20 декабря 808 г. состоялось венчание молодых.

Затем, как рассказывают летописцы, произошло совершенно невиданное событие — столь невероятное, что единственным объяснением может стать только то, что в действительности эта история чрезмерно переврана. Что же случилось? По одному сообщению, Никифор I Геник якобы лишился стыда и совершил мерзостный поступок в день свадьбы сына. Из числа девиц, вызванных на смотрины при выборе царской невесты, нашлись две очень красивые девушки, которых Геник изнасиловал у всех на виду. Если это — правда, то понятно негодование историка: такого бесчинства со стороны царя Константинополь еще не видел никогда! Все же, вероятнее всего, если такой безнравственный поступок и имел место, то едва ли он был совершен у всех на виду. Скорее всего, вместо публичного изнасилования мог иметь место обычный тайный адюльтер, ставший известным константинопольцам и приукрашенный донельзя.

В любом случае, царю не пристало творить такое, и стоит ли удивляться, что через 2 месяца созрел новый заговор против него? По почину заговорщиков новым императором был провозглашен патриций Арсавир, муж благочестивый и ученейший, но Никифору каким-то образом удалось нейтрализовать угрозу своей жизни и царству. Он подверг Арсавира телесным наказаниям, постриг в монахи и отправил в ссылку. Затем настал черед остальных подозреваемых — сановников, военачальников, монахов, епископов и даже синкелла и сакеллария патриарха, имущество которых было конфисковано, а их самих отправили в ссылку[361]. Заметим, что хотя над царем нависла реальная угроза потерять жизнь, и на этот раз Никифор I не решился казнить заговорщиков — видимо, из милости.

Заговор и следствие по последнему заговору стали поводом для того, чтобы вновь вспомнить о прп. Феодоре Студите. Сановник, логофет дрома, проводивший дознание, вызвал на допрос брата преподобного — архиепископа Солунского Иосифа и спросил у него: почему тот не имеет общение с царским двором и императором? Ответ был следующим: «Я не имею ничего ни против благочестивых императоров, ни против патриарха, но я против эконома Иосифа, который повенчал прелюбодея, и за это низложен по священным канонам».

За эти слова архиепископ Иосиф сам был низложен, но не отступился. Перед его глазами стоял пример брата: упорный в своем ригоризме, прп. Феодор заходил настолько далеко, что ставил под сомнение не только права Константинопольского патриарха, но и самого Собора в части вынесения решений по вопросам церковной дисциплины. «Собор, — писал он, — не есть простое собрание епископов и священников, хотя бы их было и много, но собрание во имя Господа в мире и верности канонам. Власть иерархам дается не для нарушения правил, в противном случае каждый епископ может стать новым Евангелистом». Эти идеи были совершенно чужды устоявшейся церковной традиции, и нет ничего удивительного в том, что Студит вновь оказался в одиночестве.

В поисках союзника он писал в Рим папе Льву III, приглашая того выступить в качестве верховного судьи. «Так